Алексей Макеев - Трое обреченных
— Бывает, — почесал затылок Вернер. — Хотя и не скажу, что это как-то согласуется с поведением вменяемого человека. Дело было так, Константин Андреевич. Ты позвонил мне вчера домой в одиннадцатом часу вечера. Голосок у тебя был, прямо сказать… неважный. Но я не обратил внимания, поскольку ты отвлек меня… от одного важного мероприятия. А просил ты меня по моим полицейским каналам пробить труп, образовавшийся вчера же вечером на улице Пролетной — в поселке за оловокомбинатом. Парень свалился с крыши. Не припоминаешь?
— Закусывать надо, — пробормотала Екатерина.
Максимов погрузился в раздумья. В одиннадцатом часу вечера, осатанев от нервотрепки и тщетных поисков, раздавленный физическими упражнениями и фальшивой водкой, потребленной в «Плакучей иве», он трясся в маршрутном автобусе. Неужели позвонил Вернеру? А почему бы нет? Разумный и трезвый поступок. У Вернера устойчивые связи с одной суровой куколкой в погонах. Не с ней ли проводил он вчера свое важное «мероприятие»?
— Каковы же успехи? — хмуро спросил Максимов.
— Кому-то несказанно повезло, — подбоченился Вернер. — Для получения информации хватило одного телефонного звонка.
«С ней», — подумал Максимов.
— Погибший молодой человек — Березин Александр Иванович. Тридцать лет. Прописан по адресу: вторая Трикотажная улица, дом 16, квартира 294. Длинная «кишка» за клубом Чехова. Работал старшим программистом в компании «Промэкс». Компания занимается офисным оборудованием. С пятнадцатого числа г-н Березин числился в законном очередном отпуске, который по непонятным причинам передвинул с июля на май. Руководство не возражало. Покойный не женат, пользуется заслуженным авторитетом в коллективе. Парень, судя по всему, неплохой. Начальство расстроено.
Максимов подавленно помалкивал.
— А ты не хочешь рассказать, куда тебя носила нелегкая? — осторожно осведомилась Екатерина. — Последняя информация о твоих перемещениях датируется вчерашним утром — когда ты отправился в Центральный парк ловить автобус с рекламой «чистящей дряни». Дальнейшая связь с тобой оказалась затрудненной — на каком-то из этапов своей кропотливой сыщицкой деятельности ты выпал из сети.
Максимов решился. Рисковать головами сотрудников он предпочитал за реальные деньги, а не задаром.
— Слушайте меня внимательно, — процедил он. — И не вздумайте переспрашивать, а тем более прекословить.
— Ну, все, — вздохнула Екатерина. — Опять идти в горящую избу…
— Агентство закрывается на ключ, — повысил голос Максимов. — Ключ сдается на пульт, и о его существовании до понедельника забывают ВСЕ. Это вынужденная мера — ради вашей же безопасности. Сами куда-нибудь смойтесь. Разрешаю сидеть дома, но без нужды дверь не открывать. Связь по сотовым — условным сигналом. Все забыли условный сигнал?
— Ничто не забыто, — пробормотал Вернер. — Послушай, командир… а тебе не кажется, что в этом мире все должно соотноситься? Яркие звезды — к холодам, белое вино — к рыбе…
— А закрытое агентство — к уменьшению смертной статистики в нашем городе, — кивнул Максимов. — Ты отлично схватываешь, Вернер.
— И нет другого способа?.. — растерянно посмотрела на свежий маникюр Екатерина (для кого старалась?).
— Есть, — пожал плечами Максимов. — Продолжать сидеть. Можно дверь открыть пошире.
— Бурковец? — спросил догадливый Олежка.
— Вы отлично ловите, ребята, — начал раздражаться Максимов. — До субботы она с меня не слезет. Ухожу на дно. А в субботу произойдет нечто такое, что отмщение частному сыщику станет уже неактуально. В понедельник свидимся. Проваливайте.
Заспанная дочь с изумлением наблюдала, как отец запихивает в чемодан какие-то совершенно ей не нужные тряпки, бросает в пакет яблоки, отсчитывает от увесистой пачки мелкие купюры. Щедрый какой.
— Одевайся, — приказал Максимов. — Можешь зубы почистить.
— А мое мнение роли не играет? — на всякий случай уточнила Маринка.
— Ни малейшего. Едешь к бабушке в деревню на четыре дня. Там сейчас хорошо, травка зеленеет, коровы мычат, гуси крякают.
— Сам ты крякаешь, — подумав, сообщила Маринка. — А ты уверен, что дома было бы хуже?
— Дома лучше, — тяжело вздохнул Максимов. — Но опасно.
Он заказал по телефону такси, попросил водителя подняться (желательно с монтировкой), а затем сопроводить до машины. Визуально злодеи на джипах не просматривались (могли и без джипа подгрести), но за двойную плату он все же попросил шофера поплутать по городу и, лишь убедившись, что «хвоста» наверняка нет, приказал гнать на автовокзал…
— Ты уж поосторожнее, папахен, — обреченно молвила Маринка, влезая в автобус. Прилипла к окну, сплющила нос и смотрела на него, блестя слезинками, пока автобус не тронулся и не исчез за поворотом…
Тоска опять прилипла — беспросветная. Добравшись до дому, он почувствовал сверлящий спину взгляд. И жуткий страх за собственную шкуру. А почему бы нет? Родных и близких спровадил, можно о себе побояться. Не самый мудрый шаг — демонстративно показывать, что ты ничего не делаешь. Максимов предпочел не оборачиваться. Остановившись напротив подъезда, он вынул из кармана блокнот, карандаш, сделал вид, будто что-то вычеркивает. Постоял с глубокомысленным видом, созерцая голубое небо, с чистой душой вошел в подъезд и помчался на свой этаж…
Уровень в литровой бутылке «Русского размера» упорно не желал падать. Он выпил через не хочу три стопки, а четвертая не пошла. Никак. Пропускать четвертую и начинать сразу с пятой — не получалось. Крепко выругавшись, он закупорил сосуд, отнес в холодильник и развалился на диване. Но жестким оказался сегодня диван. Пружины давили. Совершенствуясь в практике сквернословия (один дома — красота), он отправился на кухню, заварил убойный кофе и сел размышлять. За два часа, проведенных в квартире, он ни разу не слышал, чтобы сработал телефон или позвонили в дверь. Молчал и сотовый. Но за окном, безусловно, присутствовал наблюдатель — он чувствовал (а шизофренией обзаводиться рановато). В этом было что-то странное. Одно из двух — либо Маша Бурковец обзавелась терпением, либо ее бойцы даром времени не теряют…
Случись в этот час через кухню пробежать горилле, Максимов бы не заметил. На третьей кружке израненное самолюбие отвесило хлесткую затрещину. Он собрал все необходимое — деньги, сотовый, документы — облачился в невзрачную одежду и выглянул на площадку. В окрестностях квартиры никого не было. Дефилировать у братвы на виду — это брать на себя дополнительную ответственность. Поэтому он спустился до первого этажа, минутку постоял, припоминая расположение окон, и постучался в обитую дерматином дверь.
Отворила старушка, которой он частенько помогал поднимать сумки (восемь ступеней — не замаешься).
— Костя? — обрадовалась пенсионерка. — А я-то думаю, кто мне холодильник отодвинет? Представляешь, пенсия лежала в конверте, за очками потянулась и уронила конверт за холодильник…
— Заметано, Тамара Леопольдовна, — кивнул Максимов. — У вас же окна на торец выходят?
— Туда, туда, — закивала старушка. — И веселые ребятки под окном растут — я их прямо с подоконника поливаю…
— И решеток нет?
— На мою-то пенсию, милый? — развела руками старушка. — Да и зачем мне эти окаянные решетки? Вдруг пожар? Как выпрыгивать буду? А ты чего спрашиваешь-то?
— Да из дома выйти хочу, — туманно объяснил Максимов. — А дверьми уже надоело. Ведите, Тамара Леопольдовна, к вашему заветному конверту…
Осторожно, стараясь не попрать распустившихся «веселых ребяток», он перелез на улицу, шмыгнул в кусты и оказался на боковой аллейке, обрамленной акацией. Листочки уже выглянули из почек, создавая неплохую маскировку. Перед домом на окрашенной в полную цветовую гамму лавочке сидел широкоплечий господин и считал пролетающих ворон. На обратной стороне дома (а вдруг Максимов с парашютом выпрыгнет?) обретался довольно похожий, лениво щурился на солнышке и мурлыкал песенку. Все верно: даже пень в весенний день… Вернув на место растревоженную листву, Максимов на цыпочках покинул двор и отправился на поиски быстроногого такси.
В три часа пополудни он выгрузился за оловокомбинатом и окольными путями, минуя сточные канавы, мусорные пустыри, приблизился к рабочему поселку. На улицу Пролетную (очень верно характеризующую жизненный уровень аборигенов) в этот день он вошел с обратной стороны. Нельзя сказать, что в этих клоаках чужак сошел бы за своего, но легкая небритость и потертые штаны придавали толику уверенности. Попыхивая сигаретой, Максимов дважды обошел нужное строение (затрепанный барбос на бетонной плите с любопытством вынюхивал пятно крови). Подошел к подъезду и попытался разговорить угрюмого алкаша, погруженного в летаргический сон. Но алкаш умел разговаривать только после пол-литра. Бежать в магазин, поить человека, ожидая нужной реакции, было хлопотно. Максимов поднялся на четвертый этаж, осмотрел фанерные двери, лестницу, наброшенную на люк и уже не предназначенную для подъема. Квартира шестнадцать заперта на ключ. На стук никто не отзывался. И это соответствовало лишь одному условию: появились хозяева, у которых Лида Запольская снимала жилье, и закрыли брошенную квартиру. Менты бы опечатали.
