Евгения Михайлова - Испить чашу до дна
Анна быстро вышла в прихожую, сначала посмотрела удостоверение, потом поздоровалась.
— Давайте пройдем в кабинет мужа, Сергей Александрович. — Она повернулась и пошла вперед. Сергей вошел вслед за ней в просторную комнату с добротными книжными шкафами, удобными диванами, компьютером, двумя ноутбуками.
— Садитесь, — Анна показала Сергею на кожаное кресло. Сама села на диван. — Я вас слушаю.
— Я, собственно, сообщил о цели своего визита вашему мужу, повторю и вам. Пришел просто походить по дому, поговорить с соседями. Вдруг что-то подозрительное замечу. Ну вы понимаете, что не умышленный, а спонтанный конфликт на площадке, который и привел к трагическому исходу, очень вероятен. Как и обычная соседская неприязнь, которая приняла крайнюю форму. Что вы об этом думаете?
— Не знаю, что и думать. Разумеется, есть люди, которые плохо к нам относятся. Возможно, у кого-то была особая неприязнь к Лере. Но разве они признаются в этом?
— Виновник не признается просто так, разумеется. Но вдруг найдется свидетель, который пока молчит. Какая-то ниточка нужна. А вы что-то можете сказать о соседях, недружественно, скажем, настроенных по отношению к вашей дочери?
— Да полно сейчас хамов, — устало сказала Анна. — Старожилов в доме немного осталось. Валерия была достаточно прямым, иногда резким человеком. Могла спровоцировать то, что вы называете крайней формой неприязни. Но у нормального человека ведь такой формы не бывает, да?
— Вы кого-то считаете ненормальным в этом смысле?
— Я же сказала, многих. Я мало общаюсь с соседями. Но иногда посмотришь на чье-то лицо — плюнуть хочется. Мы не все здороваемся друг с другом. В одном подъезде!
— А с кем из соседей вы общаетесь?
— Лера курила с одним типом там, у окна. Он снимает здесь квартиру. Не знаю, как его фамилия. У нас на площадке живет семья, их дочь ходила с Лерой в школу. Петровы. Здороваемся. Дочь их сейчас в Дании. На пятом этаже живет Соня Розовская. Она давала Валерии уроки английского перед поступлением в институт.
— Учительница?
— Нет. Она — переводчица в турфирме. Поскольку вы будете собирать сплетни по дому, то все равно узнаете. У Розовской был роман с моим мужем.
— Вы считаете…
— Я абсолютно ничего не считаю. Просто говорю, что вам наверняка сообщат. И для полноты картины добавлю: на днях муж сообщил мне, что собирается уйти к другой женщине, актрисе Ольге Ветровой, поскольку она нуждается в его поддержке, а я, как ему кажется, в этом больше не нуждаюсь. И это я тоже вам говорю без всякого повода. Чтобы вы это услышали не от других людей, раз вам все равно придется копаться в нашем белье. Опускаю слово «грязное».
— К Розовской он тоже хотел уйти?
— Нет. Тогда нас связывала Лера. Он бы никогда не причинил ей такой боли. Виктор Леру любит больше, чем сына. Я даже не могу сказать в прошедшем времени — «любил». Он и сейчас ее любит больше, чем Стасика, которому всегда не хватало отцовского внимания, а ведь у него впереди вся жизнь. Обычно младших детей любят больше, у Виктора все не так. И сейчас ему с нами тяжело. Он хочет, чтобы стало легче. Говорит, мы друг другу только напоминаем о нашем горе. Ему хочется счастья, это очень по-мужски, вы не находите?
— Не знаю. Не совсем моя тема. Анна Ивановна, зачем вы мне это рассказали?
— Виктор подозревает в убийстве Леры жену ее любовника Андрея. А почему это не могла сделать его собственная любовница? Чтобы разрушить нашу семью? Он мог ей сказать, например, что нас связывает только Лера.
— Я вас понял. Благодарен за откровенность. Мы не будем без необходимости использовать факты вашей частной жизни. Пока все между нами. Вот моя визитка. Если что, звоните, пожалуйста.
Сергей вышел из квартиры и перевел дыхание. Эта бледная, нездоровая женщина — явно на нервном пределе. Желание ее мужа сбежать из семьи понять можно… И нельзя. Ведь ясно, что она способна натворить чего-нибудь. Значит, Розовская, Ольга Ветрова, тот, кто курил на площадке, а это, как известно, Песиков. Мотива пока нет. Но вдруг. Вдруг — это безбрежное понятие. Например, ссора дочери с матерью. С нервной матерью, которая считает, что муж любит дочь больше сына. А она — наоборот, сына любит больше.
Глава 22
Сергей проснулся, как ему показалось, на минуту позже собственного мозга. Который сразу преподнес ему бодрую и свежую, будто после утреннего душа, мысль: «Нет ничего более неточного, чем логика». Так, к чему это и о чем? Он вспомнил, что именно испортило ему настроение на весь вечер. Причем настолько, что помешало рыться в Интернете в поисках всякой-разной информации в делах Семеновых — Осиповых. Он сейчас встанет и прослушает записи на диктофоне своих неформальных бесед с соседями Осиповых по подъезду (они, конечно, не знали, что он их записывает). Общее впечатление — тусклое, незаинтересованное отношение к ближнему, но при детальном рассмотрении, может, и получится найти зацепки, нестыковки, подозрительные места хотя бы по интонациям. Скажем, у этого Песикова, хамоватого на самом деле типа, вспоминать о котором с утра неохота. А пассаж с логикой возник на почве диалога с Софьей Розовской. Дамочка производит неизгладимое впечатление. Глаза у нее действительно зеленые, что значит: Земцов — не дальтоник. И это открытие.
Она сидела напротив Сергея в каком-то струящемся, поблескивающем, то ли домашнем, то ли вечернем одеянии, курила сигарету в длинном мундштуке и не столько улыбалась, сколько кривила в высокомерной усмешке красивые губы. Ей это очень шло. Глаза то вспыхивали, то гасли, как изумруды. Трудно было понять, она кокетничает, издевается или просто убивает время, но в любом случае эта дама из тех, кто умеет получать удовольствие от любого занятия.
— Я давно хотела узнать, как менты, прошу прощения — полицейские — находят преступников в тех случаях, когда те убивают или грабят не у них под носом. Я, конечно, читаю криминальную хронику, статьи, даже иногда детективы, всю эту хрень, прошу прощения, я хотела сказать — беллетристику, и знаю старый припев про мотив. То есть вы сейчас нарисуете мотив и схватите того, кто в этот мотив впишется, да? У вас больше ничего нет? Волосков всяких, отпечатков, свидетелей и всего прочего?
— Ну почему, — задумчиво ответил Сергей. Инициатива в этой беседе явно принадлежала не ему. — Есть и волоски, и отпечатки, просто все это требуется к кому-то приложить, как вы сами, вероятно, понимаете после прочтения того, что определили одним красивым словом.
— И вы прикладывали это к жене любовника Леры?
— А что вам известно об этой истории?
— Мне всегда известно почти все в доме. У меня свободный график, и я — созерцатель.
— Анна Осипова сказала, что вы давали Валерии уроки английского.
— Да? Она вам обо мне говорила? А о том, что я спала с ее мужем, тоже сообщила?
— Сообщила. Как вы догадались?
— Это было не трудно, — рассмеялась Розовская. — Она — психопатка.
— Что — ей не нравились ваши отношения с ее мужем? — Сергей почти радостно посмотрел ей в глаза. Со стороны это выглядело красиво: голубой луч встретился с зеленым.
— Не исключаю, что как раз нравились, — охотно ответила Розовская. — Понимаете, это такой тип мученицы. Ей нравится быть больной, обиженной, обойденной. Ей хочется, чтобы кто-то обижал ее детей и у нее был бы повод чувствовать себя еще более несчастной.
— Немного цинично. Ее дочь не просто обидели.
— Не уверена, что для нее это большая трагедия. Только не надо: «как вы можете, это мать!» Вот могу — и все. А ханжество и лицемерие не терплю. Анна теперь ходит в черном, еще более зеленая, чем всегда, но она не любила Валерию. Это видно было по всему. Виктор — другое дело. Он на самом деле страдает. У него свой таракан. Вы случайно не арестовали женщину, которую он подозревает в убийстве Леры?
— Он вам сам сказал, что подозревает ее?
— Соседи слышали, как он кричал, что это сделала жена Андрея, любовника Леры.
— Следствие не нашло пока оснований для того, чтобы предъявить ей обвинение. Вы что думаете об этом треугольнике?
— Лера поступила в институт Виктора и влетела в роман с парнем, который был ей не по зубам. Я их видела вместе несколько раз. Понятно было, что она от него без ума, но не менее понятно, что павлины не женятся на воробьихах. А если и женятся, то ничего хорошего из этого получиться не может.
— Андрей Семенов показался вам павлином?
— Нет. Это я так образно обозначила их союз. На самом деле он выглядел, как большой подарок настоящей женщине. Лера такой не являлась, к сожалению. Я видела его жену, когда она прибегала к ним его искать… Эта — красивая, конечно, но, видимо, и ей чего-то не хватило, чтобы удержать такого мужа.
— Он утонул.
— Я знаю: или не утонул, а сбежал с кем-то третьим.
