Анна и Сергей Литвиновы - SPA-чистилище
– А сейчас? Что, эти условия появились?
Художница невесело рассмеялась:
– Условия – нет. Появилась безысходность. Нет у меня сейчас другого выбора, кроме как круглый год жить на даче, с удобствами во дворе… Ладно, Валерий Петрович, пойдемте в тепло… У вас, вон, уже губы посинели…
– Да, верно.
Они вернулись на веранду. Здесь было тепло и пахло пирогами и кофе.
Ходасевич, как радушный хозяин, предложил:
– Может, чаю? На сей раз без киргизских изысков?
– Нет, спасибо. Налейте лучше мне коньяку.
Ходасевич испытующе посмотрел на соседку.
– Вы уверены?
Она хрипло рассмеялась.
– Нет. Не надо. Я пошутила. А то ведь от коньяка я могу, хм, и с катушек слететь. Что вы тогда будете со мной делать?
Валерий Петрович оставил вопрос без ответа – как он обычно поступал с неудобными вопросами. Поинтересовался:
– Тогда, пятнадцать лет назад, у Ивана Ивановича были причины исчезнуть?
– Что вы имеете в виду?
Полковник пожал плечами:
– Не знаю. Например, ссоры в семье. Или крупные долги. Или другая женщина…
Любочка кивнула.
– Другая женщина – да, была. После того как Ваня исчез, Алла узнала о ее существовании. И это явилось для нее страшным ударом… Она души в своем Ванечке не чаяла. Была в нем абсолютно уверена. А тут вдруг – здрасьте, пожалуйста! – она узнает, что у мужа есть любовница. На пятнадцать лет ее моложе – и на двадцать лет младше его. И ведь, как выяснилось, Иван с ней встречался долгое время, чуть ли не десять лет…
– Кто такая?
– Самая обыкновенная тетка. Даже не шибко образованная. Линотипистка в типографии, где Иван Иванович работал. Представляете, какой был шок у Аллы, когда эта особа вдруг явилась к ней и стала устраивать скандалы: «Верните, – дескать, – мне моего Ванечку! Что вы с ним сделали?!.» Слезы тут лились с обеих сторон… Раз так, не к этой ведь женщине Иван Иваныч ушел, верно?
– Возможно. Хотя женщины умеют устраивать разные спектакли. Целые представления.
– Да нет, что вы!.. Я была свидетельницей разговора, и уверяю вас: та особа сама не знала, куда Иван делся, и ужасно хотела его найти и вернуть… А Аллочка мужа своего задним числом прокляла. Помнится, все говорила: «Эх, только бы он нашелся – я бы его тогда своими руками удавила!..»
– Может, – полушутя предположил полковник, – она в итоге нашла его и удавила?
– Да нет, ну что вы! Аллочка была не такая. Она за всю свою жизнь даже мухи не обидела.
Ходасевич сделал вид, что не обратил внимания на оговорку собеседницы: «была».
– Хм. Скажите, а Иван Иваныч выпивал?
Люба ухмыльнулась:
– Скажу вам как специалист: да, выпивал. И порой крепко. В конце концов, именно на эту его несчастную склонность и стали грешить. Решили, что он, наверное, где-то с кем-то выпил, а потом упал на улице и замерз. В ту пору, я говорила, уже снег лежал, реки встали… Или думали, может, он спьяну с кем-то повздорил, и его собутыльники убили… Но вот почему тогда его тела не нашли? Загадка…
– У него не было привычки – ходить гулять по лесу? У вас ведь тут, кажется, Лосиный Остров рядом…
– Гулять он да, любил – особливо с похмелья. Говорил, что его ходьба оттягивает… Да только он ведь после вчерашнего не просто гулял. Он гулял целенаправленно: в сторону станции. И там чекушку для поправки здоровья принимал. Или с мужиками на троих скидывался…
Художница вдруг хрипло рассмеялась и закашлялась.
– Что, полковник?.. Попались? Вас подрядили расследовать одно исчезновение – а вы нарвались на два? Как говорится, в одном флаконе…
Валерий Петрович помотал головой:
– Сомневаюсь, что происшествие пятнадцатилетней давности кто-либо сможет сегодня размотать… Если оно, конечно, не связано с нынешним.
Любочка вдруг воскликнула торжествующе:
– А ведь оно может быть связано!
Полковник нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Пойдемте еще покурим, и я вам расскажу.
***Юлия Николаевна, бывшая жена Валерия Петровича Ходасевича, не находила себе места.
Ее тревожила судьба пропавшей подруги.
Обычно субботу Юлия Николаевна посвящала хозяйственным делам: постирать, приготовить, перегладить белье. И сегодня день вроде шел по заведенному распорядку. Однако – все валилось из рук. Супчик с клецками вышел пересоленный. А курица, выловленная из супа и зажаренная в кляре, пригорела. Плюс к прочим напастям любимую гипюровую кофточку она по рассеянности постирала в машине при шестидесяти градусах – и, ясное дело, напрочь испортила.
А все потому, что Юлия Николаевна неотвязно думала об исчезнувшей Алле Михайловне.
«Что с ней случилось? Неужели непоправимое? Неужели какой-то криминал?
А может, это все из-за меня? Может, с Аллой случилось страшное только потому, что я убедила ее действовать? Может, если б я ее не заставила, сидела бы она себе спокойно, и ничегошеньки бы с ней не произошло?»
При мысли, что она могла стать первопричиной неприятностей или даже гибели подруги, у Юлии Николаевны противно засосало под ложечкой. Стало совсем нехорошо: закружилась голова, началась тахикардия, да и желудок прихватили неприятные спазмы. Она расслабленно опустилась на диван.
«Может, признаться ему во всем? Я сниму с себя часть ответственности, и мне станет легче, много легче…»
Внутри у нее все сжалось. Она всегда ужасно боялась признаваться бывшему мужу в своих ошибках или прегрешениях. В любых прегрешениях, даже в самых мелких. Даже в убежавшем молоке. Может, потому они и развелись. Слишком уж Юлия Николаевна опасалась ледяного взора супруга, его насмешливо изогнутых губ, едкого комментария…
«Но теперь, кажется, ничего не попишешь. Надо признаваться – никуда не денешься, если я на самом деле хочу, чтобы он отыскал мою подругу. А я ведь действительно хочу, чтобы Валера нашел Аллу…»
Но прежде Юлия Николаевна решила позвонить дочери. У Тани быстрый ум и светлая голова, и к ее мнению в сложные минуты жизни всегда стоит прислушаться. К тому же Танечка очень хорошо знает своего отчима; пожалуй, даже лучше, чем она, Юлия, – бывшего мужа. Вон они какие с ним друзья, прямо шерочка с машерочкой…
Юлия Николаевна набрала номер Татьяны.
***В то же самое время Валерий Петрович, решительно не подозревавший о душевных терзаниях бывшей супруги, вышел вместе с художницей Любочкой на крыльцо. Они снова закурили. Ходасевич взял в Листвянку из городской квартиры даже свою любимую пепельницу с силуэтом Парижа. Она была для него памятью об одной сложнейшей командировке, случившейся лет двадцать назад[6]. Теперь полковник водрузил ее на перила крыльца. От многолетнего употребления пепельницы по назначению силуэт творения Эйфеля на дне был почти неразличим. И к вечеру пепельница уже оказалась полна окурков. «Когда это я успел?» – мимоходом подивился самому себе полковник.
– Итак, – спросил Валерий Петрович соседку, – почему вы решили, что исчезновение Аллы Михайловны связано с давнишней пропажей ее мужа?
– Сейчас расскажу. Это и вправду очень интересная и даже загадочная история. Итак, Аллочка пропала в среду… А за день до того – то есть во вторник – мы с ней вдвоем ходили на станцию: выбросить мусор (у нас тут, имейте в виду, приходится выносить или вывозить его самим), а также купить продуктов, газет… Творог со сметаной на станцию по вторникам из деревни привозят… Очень вкусное все, домашнее – кстати, и вам я, Валерий Петрович, здешние молочные продукты рекомендую, могу в следующий раз, как отправлюсь в экспедицию, купить…
Ходасевич понимал, что сейчас Любочка не просто болтает, а с неосознанной женской способностью к интригам умело оттягивает момент, чтобы сообщить ему самое интересное. Он не прерывал ее, покорно ждал, пока она разродится.
– И вот, – судя по интонации, художница подступила к кульминации, – возвращаемся мы с Аллой днем во вторник со станции. Идем по Советской, как всегда. И вдруг видим, как с нашей улицы Чапаева быстрым шагом выходит какой-то мужчина. Выходит – и чуть ли не бегом удаляется по Советской в противоположную от нас сторону. У нас, на Чапаева – вы, наверно, уже и сами обратили внимание, – вообще мало кто ходит. А тех, кто в нашем тупичке появляется, мы, как правило, всех знаем. А тут – мужчина, явно незнакомый. Я его точно раньше никогда не видела. Ни в нашем переулке, ни где-нибудь еще. Однако Аллочка…
Художница перевела дух, глубоко затянулась и продолжила:
– Аллочка вдруг восклицает: «Иван!», роняет на асфальт свои сумки – и устремляется за ним. Мы от мужчины находились далеко, шел он быстро и скоро свернул на какую-то боковую улицу – кажется, на Жуковского – и исчез из вида… А Алла бежала – в буквальном смысле бежала – вслед за ним несколько десятков метров… Откуда прыть такая взялась! Потом она поняла, что его все равно не догонит, еще раз истошно крикнула: «Иван!» (он не обернулся) – и вернулась ко мне… Вся в слезах…
