Елена Михалкова - Темная сторона души
– Мальчик, ты меня слышишь? – умоляюще спросила бабушка. – Егорушка!
Ветер подул сильнее, и шорох листьев усилился. Егор по-прежнему не отводил от них взгляда, но что именно он видит, Елена Игоревна не знала.
«Ничего, – сказала она самой себе. – Ничего. Справимся. Только бы Светлана выдержала, не сдалась, как в тот раз».
Вспомнив события двухлетней давности, Царева помрачнела. Тогда она смогла изменить ситуацию, подчинить дочь своей воле, спасти ее душу от страшного греха. Но в глубине души Елена Игоревна всегда чувствовала: дай она хоть малейшую слабину, и Светлана повторит то, что сделала тогда, два года назад. И на сей раз ее не остановишь, дочь пойдет до конца.
Елена Игоревна перекрестилась сама, перекрестила внука и повезла коляску к калитке.
Макар заметил старуху, когда она пыталась перевезти коляску через дорогу. Глубокая песчаная колея мешала ей, колеса вязли в песке, и в конце концов женщина поняла, что у нее ничего не получится. Она наклонилась над мальчиком и обхватила его двумя руками.
– Подождите! – крикнул Макар, закрывая за собой калитку. – Я вам помогу!
Он подошел поближе и поздоровался. Соседка смотрела на него, сжав губы, и секунду подумала, прежде чем ответить на приветствие. Лицо у нее было бледное, с острым подбородком, выдающимся вперед, с глубоко посаженными темными глазами, смотревшими недружелюбно из-под седых бровей.
– Я перенесу мальчика, а потом коляску, – сказал Макар. – Вы сами не справитесь.
Он поднял ребенка, оказавшегося неожиданно тяжелым. Судя по его худобе, Макар полагал, что парнишка почти ничего не весит. С трудом перетащив мальчика через дорогу, Илюшин посадил его на траву и вернулся за коляской.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила соседка, когда он поставил коляску рядом с мальчиком. – Дочь спит, а самой бы мне не справиться. Как вас зовут?
– Макар, – ответил Илюшин, слегка удивленный вопросом. Он был уверен, что женщина, нехотя принимающая его помощь, не захочет общаться и постарается уйти поскорее.
– А меня – Елена Игоревна. Скажите, Макар, как пройти на поле с васильками коротким путем?
Макар объяснил дорогу, и соседка собралась уходить, коротко кивнув на прощание.
– Елена Игоревна, вы так любите васильки? – не сдержал он любопытства.
Старуха взглянула на него и хотела осадить, но увидела простака-студента, глядящего на нее открыто и простодушно.
– Нет, не люблю, – покачала она головой. – Но лекарь, который пользует Егора, с чего-то решил, что мальчику нравится синий цвет и что ему нужно видеть больше синего вокруг себя. Вот я и показываю Егору… синий.
Она пожала плечами, отвернулась и покатила коляску по улице. Макар покивал чему-то, понятному только ему, и вернулся в дом.
А спустя полчаса громко хлопнула входная дверь, и ввалился Бабкин, потряхивая пакетом с полотенцем.
– Зря не пошел с нами, – сообщил он Макару с порога. – Вода классная, карасиков видно.
– Вот и принес бы… карасиков! – послышался голос Дарьи Олеговны, выпалывавшей сорняки под окном в палисаднике. – Кстати, что за девица с тобой ходила?
Бабкин высунулся в окно и посмотрел на тетушку. Дарья Олеговна подняла голову, утерла пот со лба и испытующе посмотрела на него.
– Долго таращиться-то будешь? – поинтересовалась она. – А, можешь и не рассказывать. Без тебя знаю. Егоровых девица, живет у них с сыном. Так-то с виду вроде приличная, одно плохо – рыжая!
– Дарья Олеговна, а почему рыжая – это плохо? – спросил Макар, высовываясь в окно рядом с Бабкиным.
– Так ведь веснушки, – удивленно ответила тетушка Бабкина, наклоняясь и машинально закапывая мокрицу обратно в землю. – Что ж хорошего, если у бабы вся физиономия в веснушках? То она простоквашей их выводит, то одуванчиками, то чистотелом, а они выводиться и не думают. У нее тогда что будет? Душевные метания и расстройство кишечника.
Бабкин хрюкнул и исчез. Макар пару секунд задумчиво наблюдал за действиями Дарьи Олеговны, а затем заметил:
– Дарья Олеговна, вы ее полить не забудьте. Мокрица – она водичку любит.
– Какая мокрица? – спохватилась тетушка. – Мокрица?! Ах ты ж, господи! Ну, Сережа, совсем заговорил меня, поганец, со своими бабами! Вот только приди еще ко мне с разговорами! – грозно закричала она. – А где ж мои бархатцы-то, а?
Она вышла из палисадника, и некоторое время Макар с Бабкиным вслушивались в затихающие причитания по поводу бархатцев и сорняков.
– Как искупался? – спросил Макар.
– Хорошо, – кивнул в ответ Бабкин, явно думая о чем-то своем. – Очень даже неплохо. Вода отличная, в ней мальки плавают. А, я тебе уже говорил… – вспомнил он.
Макар внимательно посмотрел на него, усмехнулся и плюхнулся обратно на диван.
* * *Елена Игоревна всегда знала, что добром отношения ее дочери с этим кудрявым молодым человеком не кончатся. Правда, она о любых отношениях считала, что добром они не кончатся, а счастливая любовь до гроба встречается лишь в бессмысленных слюнявых женских романах, которые Елена Игоревна презирала до глубины души. Но в данном случае она оказалась права.
Кудрявый был начальником отдела маркетинга в одной из фирм, которые проверяла Светлана. Чуть полноватый, высокий, с гладким лицом херувима и обаятельной улыбкой, делавшей его похожим на какого-то голливудского актера, он пользовался успехом у женщин, о чем хорошо знал. Нет, не у женщин – у девушек, причем преимущественно молоденьких. Дамы постарше почему-то не торопились падать к ногам очаровательного Виталика, но он предпочитал списывать их холодность на наличие у него жены и двух очаровательных ребятишек, как две капли воды похожих на папочку. Дамы не хотели понимать, что жена – это одно, а легкие, ни к чему не обязывающие отношения – совсем другое. А вот девушки понимали, и соглашались, и принимали обаятельного Виталика таким, какой он есть, – со всеми его достоинствами и недостатками. Он сразу предупреждал их о том, что ему нужен лишь секс, но так очаровательно и легко, что девушки не оскорблялись и соглашались на его условия.
Светлана Царева являлась исключением хотя бы потому, что девушкой назвать ее ну никак нельзя было. Она стала выглядеть по-женски лет с семнадцати, как цветок, который вечером был крепко сжатым бутоном, а наутро – раз! – и уже полностью распустившийся пион. Впрочем, на пион Светлана не была похожа – скорее на бледную комнатную фиалку, не претендующую ни на особенную изысканность, ни на редкостную красоту. Так, стоит что-то незамысловатое в горшке, цветет – и хорошо.
Но вот ее женское начало, добавлявшее Светлане если не прелести, то миловидности и сдержанного достоинства, Виталик почувствовал сразу. Ему не хватало этого начала в жизни, заполненной юными девушками и по вечерам – уставшей женой, нянькающейся с бойкими погодками. Потому он твердо решил покорить крепость, заранее настроившись на то, что она окажется неприступной.
Крепость пала после второго свидания – не потому, что Светлана была легкодоступной, а потому, что она сразу поверила всему, что он говорил ей, и искренне решила: вот оно, счастье – в лице прекрасного, кудрявого, влюбленного начальника маркетингового отдела. О его семье она, конечно же, знала, но вычеркнула информацию из головы, не напрягаясь, будто годы материнской опеки и нравоучений, вбивания в ее голову понятия «грех» растворились за одну секунду от обаятельной улыбки посредственного прохвоста.
От матери она не скрывалась, да это было и невозможно – Светлана пела по утрам, ходила с блаженной улыбкой, беспрестанно писала сообщения, выстукивая их на клавишах своего сотового телефона и смеясь, когда тот вместо нежнейшего обращения «милюся» удивленно выводил на экран «Нильс?», не понимая, чего от него хотят. Елена Игоревна, узнав о семейном положении избранника дочери, почернела лицом и устроила Светлане такое, что та пряталась по углам, зажимая уши, лишь бы не слышать обвиняющего голоса матери, бросающего страшные слова. Никогда еще старшая Царева не была в такой ярости: все, чему она учила дочь, все нормы нравственности и морали были повергнуты, растоптаны, отданы на поругание похоти! Она собралась посоветоваться с батюшкой о том, как отвратить Светлану от выбранного ею омерзительного пути, но это оказалось лишним: два дня спустя после ее обличения Виталик, смущенно улыбаясь, признался Светлане, что больше не будет продолжать с ней отношения – жена начала что-то подозревать. Светлана была неосторожна и звонила Виталику на все известные ей телефоны совершенно бездумно, а маркетолог за две недели совместной постели был сыт Светланиной влюбленностью по горло.
Светлана не верила ни в религию матери, ни в Бога вообще, но в тот момент была очень близка к тому, чтобы поверить. Кара, как и предсказывала ее мать всего двумя днями ранее, наступила быстро и оказалась жестокой. «Вот так же и я собиралась его у жены отобрать, – в каком-то тупом ошеломлении от случившегося думала она. – И тогда она бы страдала, а с ней и дети. Это меня мое чувство наказало. Так нельзя, нельзя…»
