Полякова Татьяна - Леди Феникс
Артем сидел за столом. На его добродушной физиономии застыло выражение долгой муки, он вожделенно поглядывал в окно и томно вздыхал.
— Какие люди, — приветствовал он меня, поднялся, братски обнял и поцеловал. Хотел отстраниться, но я не позволила.
— Дай припасть к твоему плечу, — взмолилась я. — Остро нуждаюсь.
— В чем? — насторожился он, наученный горьким опытом, и попытался вырваться.
— Во всем, — лаконично ответила я, выпустила страдальца из объятий и устроилась напротив.
— Ой, блин, хороша-то как, — сказал он нараспев.
— Откровенная ложь и подхалимство тебя не спасут.
— Начинается. Я-то думал, ты по-товарищески за ехала, водки выпить… хотя… — пригорюнился он и рукой махнул. — Какой теперь из тебя товарищ, одно недоразумение. — Он посмотрел на мой живот, точно на досадную ошибку природы, и вздохнул.
— Рассказывай, как жизнь, — улыбнулась я.
— А ты просто так приехала или с умыслом? — заволновался он.
— Конечно, с ним. Но этикет следует соблюсти. Так что давай коротенько о жизни, и уж там я тебя осчастливлю.
— Что-то уже не хочется о жизни, — беспокойно заерзал он, приглядываясь ко мне. — Случилось чего?
— У меня ничего. Что там с твоим званием?
— Где-то затерялось, — скривился Артем.
— Да ладно, я сказала, помрешь генералом, так и будет.
— Нам бы полковника, — заныл Артем, почесал нос, не выдержал и засмеялся:
— Не тяни душу, с чем пожаловала?
— Парнишка один исчез. Надо бы найти.
— Я потеряшками не занимаюсь.
— Погоди. Тут дело темное. Смахивает на шпионский триллер.
— И потому ты сразу ко мне? Премного благодарен. А что за парнишка? — проявил он интерес.
Я приступила к рассказу, в продолжение которого Артем хмурился все больше и больше.
— Дурацкая история, — вынес он вердикт.
— А я что говорю?
— Паренек нам, случаем, мозги не пудрит? Может, у них игра такая?
— Не похоже. Уж очень напуган.
— Акимов нам спасибо скажет, если мы ему этих роллеров на блюдечке поднесем, раскрываемость повысим. — Я поморщилась, а Артем возвысил голос:
— И нечего мне рожи корчить. В тюрьме твоим ребятам самое место. Будет время о жизни поразмышлять. — Не придумав, что бы еще такого сказать. Вешняков досадливо замолчал.
Я еще немного выждала и спросила:
— Соображения есть?
— Сколько угодно.
— Меня не все интересуют, только те, что пацана пропавшего касаются.
— Ты говоришь, родители в ментовку заявили?
— Так Влад сказал.
— Посмотрим, что из этого выйдет. Если ничего, тогда подключимся.
— Слышал выражение "время — деньги"? — съязвила я.
— В данном конкретном случае оно значения практически не имеет, о чем ты знаешь не хуже меня. Если все так, как рассказывает этот Влад, и родителям до сих пор никто не позвонил и ничего не требовал, следовательно, мальчишки уже нет. В живых, я имею в виду.
— Для разнообразия мог бы сказать что-нибудь оптимистичное.
— Пожалуйста. Будем уповать на то, что он где-то весело проводит время, забыв оповестить об этом друзей и родителей.
— Не впечатляло.
— Извини, чем богаты, — развел он руками. — Пойдем пиво пить? — спросил с улыбкой.
— Мне нельзя.
— Пиво нельзя? Ужас какой. А соленое можно?
— Можно.
— Ну, так и хорошо. Ты будешь есть воблу, а я пить пиво.
— Ага. И жизнь засияет новыми красками.
В баре мы пробыли около часа, Артем жаловался на погоду, на тещу, затеявшую ремонт на даче, который ложился бременем на хрупкие плечи моего друга, на детей, которые не желали слушаться, и жену, которая не могла понять, что он делает на работе восемнадцать часов в сутки.
— Я тоже не могу, — съязвила я. — Добро бы от вас, ментов, польза была…
— Обывательские разговорчики. Будучи там, наверху… — Артем ткнул рыбьей костью в потолок, — ты бы могла донести до сознания наших отцов мысль о том, чтобы…
— Вам зарплату повысить, — кивнула я.
— Было бы что повышать, — презрительно хмыкнул Вешняков. — Хотя и от малой толики я бы не отказался. Плохо то, что порядка нет, — вздохнул он, неожиданно став серьезным. — Левая рука не в курсе, что правая делает.
— А когда-то было иначе? — удивилась я.
— И то верно, — кивнул он.
Простившись с Артемом, я решила заглянуть на Соборную площадь. Кафе, о котором говорил Влад, находилось ближе к парку. Вообще-то кафе уместнее было назвать рестораном, цены этому очень способствовали. Солидное двухэтажное здание, на втором этаже офисы, весь первый этаж занимает кафе. Попасть в него можно было как с площади, так и с Тихвинского переулка. Те, кто приезжал на машинах, предпочитали переулок, парковаться на площади с этой стороны было запрещено, парковка находилась на другом конце, оттуда до кафе довольно далеко.
Открытая веранда с фонтаном и мраморными ступенями заставлена столиками. По причине жары народ в это время предпочитал устраиваться здесь, а не в зале. Чтобы увеличить численность мест, с десяток столов вынесли прямо на площадь, огородив их невысоким металлическим заборчиком. Отсюда открывался потрясающий вид на собор и церкви за рекой. Сейчас площадь не выглядела особенно оживленной, огромное количество голубей безбоязненно бродило среди людей, к радости карапузов с мамашами, вышедших на прогулку. Кафе облюбовали многочисленные туристы, его посещение стало таким же обязательным, как экскурсия в собор, чтобы взглянуть на фрески Андрея Рублева.
Я убедилась, что почти все столики на площади заняты. Обладатель разорванного доллара должен был сидеть совсем близко к ограждению, иначе Витька никак не мог вырвать у него из рук бумажник. Я прикинула свои шансы узнать что-нибудь об этом инциденте и пришла к выводу, что они, в принципе, есть, и заспешила к дубовой двери со скромной надписью "У Марка". Так звали хозяина кафе, но особо продвинутые граждане могли усмотреть в названии аналогию со знаменитым собором, которая приходила на ум все из-за тех же голубей.
В просторном холле и зале было пусто, хоть "ау" кричи, но меня заметили: откуда-то материализовался молодой человек с табличкой на груди с именем Павел.
— Добрый день, — приветствовал он меня.
— Как посмотреть, — ответила я, и он сразу заскучал.
— Вы к нам по делу?
— К сожалению. Сама я склонна к безделью, но мой шеф против. — Упоминание о шефе пришлось кстати, парень с пониманием кивнул. Меня он, вне всякого сомнения, узнал и теперь демонстрировал готовность быть полезным. Я не преминула этим воспользоваться. — На днях у одного из ваших посетителей украли бумажник.
— Что вы говорите? — нахмурился он. — Ничего об этом не знаю. Когда это случилось? — Я назвала дату, Павел покачал головой:
— Не моя смена.
— Жаль. Придется заглянуть к вам еще раз.
— У официантов другой график, сейчас выясню, кто в тот день работал, — порадовал меня он. — Присаживайтесь. Чай, кофе?
— Чай.
Я устроилась за стойкой и выпила чашку чая, пока Павел ненадолго меня покинул. Вернулся он с молодым человеком.
— Это Виталий, он работал в тот день.
Виталий поздоровался и широко улыбнулся. Мне он сразу понравился. Скорее всего студент, подрабатывающий здесь. Так и оказалось. Я коротко объяснила, что меня интересует.
— Помню я того мужика, у которого бумажник свистнули. Хотя их стол не я обслуживал, а Вовка. Владимир Соколов.
— Он сейчас здесь?
— Нет. Он вчера в Турцию улетел, отдыхать.
— Повезло ему. Что ж, придется вам за него отдуваться. Рассказывайте все, что помните.
— Пришли трое мужчин. На веранде мест не было. Внизу они садиться сначала не хотели…
— Внизу — это на площади?
— Ага. Я им предложил устроиться в зале, но им и там не понравилось. В конце концов сели внизу, хотя один все ворчал, что там шумно.
— Как они выглядели?
— Обычные туристы.
— Туристы? — переспросила я.
— Однозначно, не местные.
— Почему вы так решили?
— Трудно объяснить. Просто я здесь не первый год работаю и кое-чему научился, отличить местных от приезжих берусь с первого взгляда. На собор смотрят, ахать начинают и прочее, а наши привыкли, на все это внимания не обращают. Хотя, знаете, один, возможно, местный. Я, когда мимо проходил, слышал, как он приятелю сказал: "Я же говорил, кухня здесь отличная", и сел спиной к собору, хотя их было трое, и садиться спиной было необязательно. Один толстый, невысокий, вот он как раз и привередничал. Второй, невзрачный такой тип, если честно, о нем и сказать нечего, по виду он из них самый старший, лет сорока пяти, толстяк помоложе, хоть и лысый, он у них был вроде за главного. Тот, который, возможно, местный, смотрел на него с уважением, по-особенному так, понимаете?
— Более или менее. Никого из них раньше не видел?
