Валютчики - Мамоев Генрих
– Ма, который час?
– Во-первых, я тебе не ма, – сказал я, поднимаясь на ноги, – во-вторых, нечего разлеживаться! Вставай, надо идти.
Давид открыл глаза и посмотрел на меня с такой тоской, что мне стало жаль его. Парень явно выдохся, и даже сон не пошел ему на пользу, но выбора не было.
– Давай, дружок, соберись, – я подумал, что сейчас не стоит его гнобить, как бы совсем не расклеился.
– Куда? – безрадостно спросил Давид, но оторвался от каменного пола, вяло потирая руками замерзшие части тела, – мы даже не знаем…, и туман этот…. Может, подождем еще немного?
– Чего? – Нытье был сейчас совсем ни к чему. – В этой пещере нас точно найдут не скоро, если вообще найдут! Туман уже почти рассеялся, так что не фиг!
Он не ответил, с трудом двигая окоченевшими за ночь ногами. Пришедшая в мою плохо соображающую голову мысль была неожиданной и, как показалось, здравой.
– У тебя осталась чача? – Спросил я, глядя, как он пытается устоять на колющих от онемения ногах.
Вместо ответа Давид протянул мне пакет с пластиковой бутылкой, в которой плескалась половина кавказского самогона. Открутив пробку, я сделал маленький глоток. Вкус был паршивый, а крепость напитка обожгла горло, выдавливая из глаз крокодильи слезы. Через пару секунд легкое тепло заструилось по венам, и, отпив еще немного, я вернул бутылку с ужасом смотревшему на меня Давиду.
– Пей!
– Не хочу, – ответил он, не в силах скрыть гримасу отвращения, – не могу…
– А ты смоги. Просто сделай пару глотков.
Давид посмотрел на меня, зачем-то заглянул в горлышко бутыли и, закрыв глаза, отхлебнул. Что-то пошло не так – он закашлял, шумно задышал, заходил по пещере, сжимая бутыль в руке. Я ждал. Прошла минута или чуть больше, пока он не пришел в себя, но результат того стоил. В глазах юнца уже не было отчаяния безысходности, теперь они блестели и неважно от чачи или злости. Главное достигнуто – нытик исчез.
– Хорошо, больше не надо, – я протянул ему пробку и добавил, стараясь шуткой придать ему больше оптимизма, – не хватало еще тебя пьяного по горам тащить.
Шутка не удалась – Давид недобро посмотрел на меня, но ничего не ответил. Закрутив пробку, он убрал бутыль в пакет и посмотрел на мою сумку. Поняв его взгляд, я взял бутылку и, убрав ее в сумку, сказал:
– Все, пошли.
Бросил последний взгляд на приютившую нас пещеру и вышел в свежий, пробирающий до костей туман…
Туман опустился ниже, открывая вид на горы и едва заметную тропку вниз. Взбираться наверх не имело смысла – тропа, по которой мы шли вчера, закончилась у скалы, обойти которую вряд ли удалось бы и при свете дня, и решение виделось только в одном – спуститься в низины, надеясь, что там повезет больше.
– Куда? – спросил Давид, глядя на меня, как, наверное, поляки смотрели на Сусанина.
– Пойдем вниз.
– Вниз? – Давид стоял у обрыва, пытаясь что-то разглядеть в медленно отступающем тумане.
Вместо ответа я подошел к самому краю и, ухватившись за торчащий из земли толстый корень растущего тут повсюду кустарника, полез вниз. За прошедшие сутки я так свыкся с поясом из денег, пакета и скотча, что сейчас он почти не мешал, благо спуск оказался не таким крутым, как это казалось поначалу. Внизу, метрах в пяти, виднелась относительно ровная площадка, и если подобраться поближе…
Додумать не успел – корень, за который я держался, неожиданно оторвался, и медленный спуск превратился в быстрое скольжение по камням, закончившись очередным падением. От ушибов позвоночник спас денежный пояс, от унижения увиденная в разрывах тумана часть зеленой ложбинки и сверкнувшая на мгновенье лента небольшой речушки.
– Ден! – Донесся голос Давида. – Ты как?!
– Нормально! – крикнул я, вставая на ноги. – Слезай! Только аккуратно!
Через пару минут он уже стоял рядом, с надеждой разглядывая видневшиеся далеко внизу зеленые поля. Я указал на проход между валунами:
– Здесь пойдем. Только…, – недоговорив, снял брючный ремень и, посмотрев на Давида, сказал, – снимай ремень.
Не говоря ни слова, он повторил мои движения и протянул мне свой ремень. Я соединил их и проверил на крепость, дернув изо всех сил – вряд ли моих усилий было достаточно, но выбора не было. Мы подошли к валунам. Проход вниз, как я и предполагал, был почти отвесным. Намотав на руку один конец ремня, я протянул Давиду второй и сказал:
– Ты первый, я подстрахую.
Он также намотал на руку ремень и полез между огромными камнями с острыми, словно срубленными топором сторонами. Он спускался лицом к камням, я прилег на живот и держал ремень, молясь, чтобы хватило длины, не разорвались ремни и вообще. Может, молитва помогла, а может, просто закончилась черная полоса, но Давид отпустил ремень и крикнул, стоя на одном из сваленных оползнем валунов:
– Ден! Спускайся! Тут дорога!
Упираясь и хватаясь за все, что можно, я сбросил ему ремень и полез вниз. Это оказалось легче, чем казалось – у страха, как известно, глаза велики. Через несколько секунд я стоял рядом с Давидом, который вытянул палец, указывая на что-то похожее на узкую дорогу. До нее было метров пятнадцать, но спуск здесь был не таким крутым, и минут через пять мы уже стояли на горном проселке, по которому не проехал бы даже вездеход. Дорога, если можно так назвать, была завалена осыпавшимися камнями разных размеров, хотя пешком по ней вполне можно было идти. Ниже дорога скрывалась за поворотом, но это было неважно – я уже начал привыкать к тому, что здесь вообще не может быть ничего прямого и безопасного. Дойдем до поворота, там и решим!
Спуск по дороге занял больше двух часов. За это время мы успели сделать по глотку вонючей чачи, перекурить и поговорить о том, что ждет нас во Владике и не только. Давид не скрывал своего страха, искренне считая себя виновным в наших приключениях, а я вновь подумал, что Тамаз был неправ – никакой он не дурачок. Просто неопытный юнец, которого за прошедшие сутки жизнь многому научила, что было понятно по изменившемуся тону и словам…
Передохнув после утомительного спуска, мы пошли по такому же проселку, отличавшемуся от горной дороги лишь тем, что на ней не было сваленных в кучи камней и виднелись следы жизнедеятельности каких-то животных.
– Ден, – Давид посмотрел на меня, словно собираясь с духом, – что Жоре скажем?
– Скажем, как было, – ответил я, думая о том, как бы уже не было поздно что-то говорить.
– Он убьет меня! – уныло проговорил мой спутник.
– Ну, от этого еще никто не умирал!
Я подмигнул ему. Сегодня он уже не казался мне спесивым юнцом и, если в Москве еще не поубивали друг друга, про себя я уже решил, что не дам его в обиду. Все ошибаются, особенно в юности – если убивать за каждую глупость или, как в случае с Давидом, непродуманности, на земле уже давно жили бы только животные.
– Все из-за этого Сосо…, – затянул Давид, но был перебит мною сразу.
– Не надо искать виноватого. Ты тоже накосячил. Зачем было брать свадебную машину, зная, что она поедет куда-то в жопу мира, а не в город? Не мог остановить машину и заплатить, чтобы довезли тебя до аэропорта?
– Я думал…, так безопасней.
– Думал он, – проворчал я, стараясь не дать раздражению овладеть мною, – надо было приехать в порт, где мы взяли бы такси и спокойно доехали бы до Владика. Ясно?
– Ясно, – совсем упавшим голосом ответил Давид.
– Ладно, я тоже виноват, что настоял на походе в горы. Нужно было идти по дороге, пока не дошли бы до развилки, о которой говорил Тамаз.
– Ден…, – он посмотрел на меня, словно в нерешительности, – а откуда там развилка? Мы же в горах были, там ничего такого не бывает.
– Ну, где-то не бывает, а где-то, наверно, есть, – бросил я, подумав, что парень не так уж и неправ, – может, там была какая-нибудь дорога в горы? В село или еще куда?
– Мы же из Беслана ехали по этой дороге, – упрямо продолжал Давид, – как заехали на серпантин, я не видел никакой развилки.
Я попытался вспомнить вчерашний путь из аэропорта, но понял, что это бесполезно – в голове мелькали картинки из нашего пешего путешествия, все остальное, включая самолет, казалось чем-то из далекого прошлого.
