Валютчики - Мамоев Генрих
– То есть, здесь он не поедет, – резюмировал я, скорее, чтобы привыкнуть к мысли о спасении утопающего и в чьих оно руках.
– Есть карта?
Тамаз посмотрел на меня с удивлением, пожал одним плечом.
– А сколько километров до Владикавказа? – Я как робот собирал информацию, стараясь не смотреть на оробевшего Давида.
– 35, – подумав, уточнил, – может, 40. Не близко, в общем.
Вспомнился армейский марш-бросок на 25 километров по жаре до 50, с полным боекомплектом и бьющим по ляжкам противогазом. Дошла половина полка, и я был в другой. Не сказать, что воспоминание придало уверенности, но злость тоже подходила.
– Ладно, – я посмотрел на Тамаза, – мы с Давидом пойдем пешком. Если встретим кого-нибудь, попросим помочь тебе. Не встретим, пришлем машину из Владика.
– Да подожди, куда так торопишься? Еще покурим, а?! – Тамаз казался огорченным, что было вполне объяснимым.
– А если не проедет? Нет, лучше мы пойдем. Если кто-нибудь появится, заведешься и догонишь нас.
– Ладно, – Тамаз кивнул, – ты уж прости, что так, – посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Давида, – идите до развилки примерно километр. Там указатель. Не заблудитесь.
Кивнув, я достал из машины свою сумку и двинулся вверх по дороге, стараясь не дышать поднятой нами пылью. Шорох гальки за спиной и недовольное сопение подтверждали наличие спутника, которому я с большой радостью надавал бы подзатыльников – теперь мне еще и отвечать за гордого малолетку. Не оборачиваясь, кинул Давиду:
– Не отставай.
И прибавил шаг, надеясь, что не сдохну в таком темпе раньше юнца…
Вряд ли мы напоминали Бендера с Кисой, бредущих по Военно-Грузинской дороге, но что-то общее присутствовало – кругом горы, я правнук турецкоподанного, сбежавшего с исторической родины еще во времена Первой мировой. Аналогии так и лезли, особенно после того, как Давид достал из пакета похожую на колбасу чурчхелу, жестом предлагая мне половину. Недоставало лишь отца Федора, хотя в нашем случае я был бы рад увидеть еще кого-нибудь – лицо окончательно павшего духом Давида наводило уныние и всякие мысли о бренности земной жизни.
Пару километров спустя я понял, что основательно натер ноги в ботинках, на которых настояла Майя, выдвинув весьма спорное утверждение, что туфли – лицо мужчины. После небольшого спора она согласилась заменить лицо обликом, а я заплатить в пять раз больше обычного за какой-то чумовой (по словам Майи) бренд. Не знаю, насколько мой облик стал мужественней, но для ходьбы по горам эти ботинки точно не подходили. Впрочем, сменной обуви предусмотрено не было, и я продолжал идти по горной дороге, то и дело подумывая срезать вконец опостылевший денежный пояс.
Давид шагал в нескольких метрах позади. Остановившись на небольшой площадке, я обернулся к нему, наблюдая, как он волочит ноги.
– Далеко развилка?
– Не знаю, – устало ответил Давид, останавливаясь в метре от меня, – я сюда редко ездил. Один-два раза.
– Тамаз сказал, до развилки километр, а мы уже минут сорок идем. Может, он ошибся?
– Не знаю.
– А в какой стороне Владик?
– Там! – Указал Давид вправо, в то время как серпантин вился левее.
Ведущая через скалы тропа не казалась крутой, а соблазн срезать путь был велик.
– Не заблудимся?
– В горах? – с легким, но плохо скрываемым презрением спросило дитя гор.
– Сам же сказал, что редко здесь бывал.
– За этими скалами Дарьяльское ущелье, значит, и Владик там!
– Если пойдем в эту сторону, сколько срежем?
– Полпути. Или больше.
– Тогда пошли!
Самому себе я не казался таким уж решительным, но показывать юнцу одолевавшие меня сомнения не собирался.
– Здесь больше двух тысяч, – просветил Давид, неуверенно глядя на окружавшие нас вершины, – и все время в гору.
– Высота рассчитывается от уровня моря, – назидательно возразил я, – а мы где-то посередине, так что всего тысяча метров.
– И там нет машин. Там вообще никого нет. Хорошо, если чабана встретим, – продолжал Давид свою унылую песнь.
– Мы больше часа назад выехали из села, – я усмехнулся, глядя на Давида, – кого-нибудь встретили?
Давид не ответил. Усмехнувшись, я посмотрел на свои ботинки – возможно, что и выдержат. В противном случае отнесу в магазин, и пусть попробуют не взять обратно – до Гаагского трибунала дойду!
– Ладно, спорить бессмысленно. Идем коротким путем!
И пошел к вьющейся вверх скале. Наше путешествие все больше напоминало сцены из любимой книги с той разницей, что в отличие от Бендера с Кисой мы не нуждались в деньгах, с которыми я б с огромным облегчением расстался прямо сейчас…
Подъем продолжался час или больше. Забравшись на широкий скальный выступ, я осмотрелся. Дороги, с которой мы начали восхождение, уже не было видно. Огромные валуны закрывали обзор, поэтому пришлось влезть на самый высокий из них, что не дало никакого результата – вокруг были скалы, горы и ничего похожего на знаменитое Дарьяльское ущелье. Услышав сопение, я обернулся и увидел ползущего Давида.
– И где оно?
Забравшись на выступ, Давид огляделся.
– Не понимаю…, – он явно был растерян, – отсюда уже должно быть видно…
– А ты ничего не напутал? Может, мы вообще не в ту сторону пошли?
– А в какую? – задал он вопрос, который иначе как идиотским не назовешь.
– Откуда мне знать? Может, мы в Ингушетию идем или Чечню?! – Я старался сдерживать раздражение, но уверен, тут бы сам Ганди начал топать ногами и крыть матом всех, начиная с английской королевы.
– Может, за этими скалами? – совсем уж неуверенно сказал Давид.
Я посмотрел на часы – было почти пять – и представил, что сейчас творится с не дождавшимся моего звонка Серегой. Вероятно, он уже был на бирже, да и Жора сам наверняка узнал, что мы потерялись, вот только вряд ли их беспокойство поможет нам в этой глуши. Нужно было принять один из двух имевшихся у нас вариантов: продолжать идти через горы в надежде, что юнец прав и таким образом мы выйдем к ущелью, либо вернуться на серпантин, потеряв в общей сложности пару часов. Обернувшись, я понял, что назад не просто бессмысленно идти, но и опасно, ведь подъем в гору всегда легче спуска, как бы странно это ни казалось.
– Ладно, – присев на прогретый солнцем камень, я снял ботинки, чувствуя почти наслаждение, – перекур пять минут и вперед!
Давид опустился рядом, пошуршал в пакете и вынул оттуда кусок пирога. Переломив, протянул мне половину.
– А воды у тебя там нет? – После косяка и марш-броска больше всего хотелось пить.
– Нет, – с сожалением ответил Давид, вгрызаясь в пахнущий сыром пирог.
Подумав, что хотя бы не кинза с уксусом, как у похожего на него Гедевана Александровича, я взял пирог. Неизвестно, когда мы сможем еще поесть, и даже наличие долларов, на которые можно было устроить еще с десяток (а то и больше) таких свадеб, не имело ровным счетом никакого значения. Я откусил пирог, любуясь окрестностями, свежесть пирога была весьма кстати, а окружающие нас скалы достойны описания Пришвиным не меньше, поэтому я попробую описать лишь свои чувства.
Удивительная вещь горы, что невозможно понять, видя их со стороны или того хуже на картинке. Чтобы ощутить творящиеся с тобой перемены, просто необходимо там находиться. Иное давление, иная атмосфера, даже притяжение кажется иным, лишь отдаленно напоминающее низинное, городское. Великое внизу, в горах кажется не таким уж большим и важным, но здесь появляется страстное желание сделать то, на что внизу не всегда находишь время. Мне не хватало Майи. Я очень хотел, чтобы она увидела эту красоту и «заболела» моей мечтой о домике в таком прекрасном месте. С живописью у меня всегда было так себе, но в тот момент казалось, что окажись с собой краски и кисть, я бы наверняка сумел создать что-то удивительное…
– Ден, – негромко позвал меня Давид.
– Чего? – Я продолжал любоваться пейзажами, делая вид, что изучаю местность.
– Может, лучше вернуться?
