Дональд Уэстлейк - Плата за страх
– Кто предложил тебе работать в этом кафетерии, Халмер? – повторил я свой вопрос.
– Терри, – ответил он. – Они с Джорджем пришли ко мне на работу.
– Это куда?
– Ремонт стереоаппаратуры на Седьмой улице.
– Выходит, вы, ребята, ради этого кафетерия все побросали прежнюю работу?
– Пришлось, – сказал Селкин. – Чтобы открыть такое заведение, надо вкалывать на полную катушку.
– Надо думать. Ладно, поехали дальше. Ключи от входной двери? Надо думать, у каждого из вас они есть.
– Кроме меня, – поправил Пэдберри.
– Верно, кроме тебя. Ну а как насчет остальных – есть? Все они кивнули в знак согласия.
– А как насчет посторонних? – спросил я. – Кроме шести партнеров – вас троих, Робин, Терри и Джорджа, у кого-нибудь были ключи?
Они покачали головами, а Селкин сказал:
– С какой стати еще кому-то давать ключ? Я задал следующий вопрос:
– А та религиозная община, у которой вы арендовали здание? Разве у них нет ключа?
– Верно! – Селкин тряхнул головой, досадуя на самого себя. – Простите, как-то выскочило из головы.
– Может, и еще о ком-то забыли?
На этот раз они не на шутку задумались, но наконец решили, что нет, ни у кого, кроме тех, о ком говорили, ключей больше нет, и я продолжил:
– С кем вы поддерживали контакт из этой общины?
– С самой что ни на есть верхушкой, – напустив на себя важность, заявил Халмер. – С епископом, собственной персоной.
Селкин добавил более вразумительно:
– С Вальтером Джонсоном. Епископом Джонсоном, так он себя величает.
– А как называется их община?
– “Самаритяне Нового Света”, – ответил Селкин. – Они теперь переехали на авеню А, в здание, фасадом обращенное к парку.
– Томпкинс-Сквер-Парк?
– Точно.
– Ладно. – Я просмотрел свои записи – вроде бы выудил все, что можно, для начала, затем попросил Селкина:
– Будь добр, позвони епископу Джонсону и предупреди, что я хотел бы с ним встретиться. Объясни, что представляю вас.
– Будет сделано.
– И Эду Ригану тоже. А также оставьте мне все перед уходом свои адреса и телефоны. Возможно, позже мне кто-нибудь из вас понадобится. – Я поглядел на Халмера, увидел, что ему не терпится вставить какое-то замечание, и добавил:
– По причинам самым разным – пока еще и сам не знаю, Халмер.
Он ухмыльнулся:
– Я же ни слова не сказал, мистер.
– Пока что все, Митч? – спросила Кейт.
– Во всяком случае, мне больше ничего не приходит в голову. Если я только ничего не упустил – тогда пусть меня поправят?
Желающих не нашлось, и Кейт предложила:
– Тогда, наверное, все хотят освежиться. Чаю со льдом? Они принялись за холодный чай с печеньем, все, кроме Ральфа Пэдберри, который в таком разношерстном обществе по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке и, воспользовавшись случаем, попрощался, принес сбивчивые извинения и улизнул. Остальные трое остались, вступив с Кейт в гораздо более дружескую беседу, чем позволили бы себе, оставшись со мной... В нашем доме, вопреки обыкновению, воцарилась атмосфера непринужденного общения.
Ребята ушли около одиннадцати, наперебой предлагая свою помощь, воспользоваться которой вовсе не входило в мои намерения, и не успела за ними закрыться дверь, как Кейт незамедлительно высказала свое мнение о том, что все трое – прелесть, и добавила:
– Ты же не думаешь, что кто-то из них может быть причастен к такому гнусному преступлению?
– Я пока еще ничего не думаю, – ответил я.
– И что ты теперь собираешься делать?
– Позвонить пару раз по телефону и лечь спать. Сегодня уже поздно чем-либо заниматься.
– Митч, – объявила она. – Я рада, что ты за это взялся.
– Вижу, – сознался я со вздохом и пошел звонить двум своим старым приятелям из полиции, тем, которых я даже при нынешнем положении вещей мог все еще считать друзьями. Мне хотелось выяснить, есть ли у следователей реальные, а не чисто умозрительные основания предполагать, что Терри Вилфорд и Айрин Боулз поддерживали контакты между собой до убийства. Я попросил их обоих сделать это для меня; и в ответ услышал, что они попытаются, но твердо ничего не обещают, и я отправился в постель.
Мне было не до сна. Я все время, помимо своей воли, думал об этих убийствах, и у меня в голове мелькало множество отрывочных мыслей, возникали отдельные картинки, никак не связанные между собой. Рано или поздно они, как крошечные отрезки проволоки, притянутся друг к другу, как магнитом, и сольются в стрелку, указывающую на чье-нибудь лицо, но пока это была лишь хаотичная мозаика из пестрых кусочков, черточек и линий, как имеющих, так и не имеющих прямого отношения к делу, представляющих собой тем не менее отдельное имя или отдельный факт. Я лежал, глядя в потолок, пытаясь разобраться в чехарде собственных мыслей.
Незадолго до полуночи зазвонил телефон. Это был Халмер.
– Я у Вики, – сказал он. – Донлон нас преследовал. Он где-то поблизости.
– Кроме слежки, он ничего не предпринимал?
– Нет.
– Он вас пытается напугать, не дайте себя втянуть в историю.
– Я останусь здесь на ночь, – заявил он. – А то мало ли – вдруг этот гладкий кот полезет к Вики.
– Если еще что-нибудь случится, свяжись обязательно со мной, – наказал я.
Глава 13
Халмер больше не позвонил, и ни один из двух моих знакомых тоже – во всяком случае, до десяти часов утра, когда я вышел из дому и на метро поехал в Манхэттен.
День ожидался такой же отвратительный, жаркий и душный, воздух уже нагрелся и неприятно щипал ноздри и горло. Выйдя в десять часов на улицу, я тут же ощутил, как меня обволакивает что-то, напоминающее теплую влажную шерсть, возникшую из воздуха и затруднявшую ходьбу. На мне была белая рубашка с короткими рукавами и расстегнутым воротом, без галстука, и, пока я шел к метро, она уже успела пропитаться потом и прилипнуть к коже.
Поезд, в котором я ехал, был почти пустым. Вентиляторы немного помогали, но целью моей поездки был Манхэттен, поэтому я старался не обращать на них внимания, так как знал, что на выходе меня ожидает духота, еще похлеще, чем в Куинсе.
В связи с тем, что добраться подземкой до Нижнего Ист-Сайда возможности не было, а в лабиринте манхэттенских автобусных маршрутов я никогда не мог толком разобраться, то пришлось сделать широкий жест и взять такси. Тут мне в кои-то веки повезло – салон оказался с кондиционером – хотя поначалу вряд ли это обстоятельство можно было счесть за удачу: влажная от пота рубашка промерзла насквозь, и я сидел стуча зубами, не думая ни о чем, кроме пневмонии, тогда как люди по обе стороны машины изнывали от жары, изо всех сил обмахивая себя журналами и газетами.
Не успел я привыкнуть к сухому прохладному воздуху в такси, как мы прибыли в новую штаб-квартиру “Самаритян Нового Света”. Фасад напоминал магазин, только витрины были закрашены простой белой краской, на которых красовались надписи, выполненные золотыми буквами. На витрине слева от входа, наверху, было написано: “Самаритяне Нового Света”, а чуть пониже: “Американская церковь”. Оставшаяся часть витрины была исписана фразами и изречениями вроде: “Задумайтесь о своем спасении”, “Епископ Вальтер Джонсон – опекун и наставник”, “Добро пожаловать, открыто круглые сутки”, “Иисус пошлет вам утешение”, “Войди и примирись с Богом” и так далее. Витрину справа покрывали надписи на ту же тему, но другого содержания, как бы дополняя и развивая общую идею примирения с Богом, а на стеклянной панели двери скромно значилось: “Вход к Спасению”.
Выйти из такси было равносильно тому как залезть в чулан, битком набитый зимней одеждой. Чуть ли не задыхаясь, я поспешил пересечь тротуар и войти.., то ли в лавку? То ли в церковь? То ли в миссию?..
Вошел и остолбенел! Я ожидал увидеть привычную, характерную для Ист-Сайда обшарпанную обстановку, плюс стулья или скамьи для паствы. Вместо этого я очутился в прохладном полумраке выдержанного в бледных тонах помещения, напоминавшего внутренность калифорнийских монастырей. Стены были покрыты простой штукатуркой и белой краской, как и потолок, который пересекали темные деревянные балки, пол был из доброго старого дерева, пропитанного олифой, десяток рядов церковных скамей с высокими спинками – темных, деревянных, хорошо отполированных – были обращены к находившемуся в дальнем конце помещения смутно видимому алтарю, тоже белому, с золотой и пурпурной окантовкой по краям. По стене за алтарем вилось какое-то растение наподобие плюща, создавая впечатление свежести и покоя.
Воздух здесь был прохладные и сухим, очень приятным, гораздо более естественным, чем в такси. Направляясь к алтарю по центральному проходу, я почувствовал, как весь расслабился, словно непонятным образом завернул за угол и передо мной возник мой дом. Я чуть было не улыбнулся, просто тому, что оказался здесь, и ощущение это никоим образом не было ни религиозным, ни мистическим; скорее чисто эстетическим, относящимся к архитектуре помещения. Оно возникло от восторга, который охватил меня, от контраста этого величавого полумрака с духотой и ярким солнечным блеском нью-йоркских улиц.
