Войтек Стеклач - Как убить золотого соловья
– Отстань.
– Не понимаю! – Томаш вытаращил глаза.
– Может, вернемся?
– Да, – очнулся Томаш, – наверное, они уже ушли. Я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
– Ты обещал, что расскажешь мне… о Зузане.
– А-а, – я вспомнил обещание, которое необдуманно дал, чтобы только отвязаться от Богунки Славиковой. – Потом.
– Поехали ко мне, а? – предложил Томаш.
– К тебе так к тебе… – согласился я.
Мы вернулись в бар. Уже издалека я заметил, как Славик уговаривает жену уйти.
– Ну и засиделись же мы, – сказал Томаш.
– А завтра снова на службу, – весело произнес главный редактор, краем глаза следя за Богункой.
– Ладно, – зевнула Богунка. – Пошли, что ли.
Томаш заговорщицки мне подмигнул. Видишь, мол, как я все устроил. Как и договорились.
Я кивнул:
– Да, на сегодня, пожалуй, хватит.
– М-да, уж вам-то досталось, – мрачно заметил Славик.
Компания Пилата тоже засобиралась. Но я не видел Милоня и той веснушчатой девицы. Неужели ушли вместе? Нет, это как-то не вязалось с ее обликом. У Милоня более чем известная репутация.
– Кого это вы высматриваете? – спросила меня Богунка и поднялась со стула. – Пошли?
– Пошли, – кивнул муж.
– А я, пожалуй, выпью еще кофе, – заявил Гертнер.
Перед нами появилась услужливая пани Махачкова:
– Кофе? Один?
– Мне тоже, – сказал я.
– Значит, два, – улыбнулась пани Махачкова.
Богунка двинулась к выходу, даже не попрощавшись, а Славик перед тем, как за ней последовать, молча пожал руку Тому и кивнул мне.
– Смотри-ка, – Томаш показал на другой конец стойки, – Милонь забыл сумку.
Мы уже остались наедине, и пани Махачкова поставила перед нами кофе.
– Да ведь он здесь, – подмигнула барменша, умерила поток децибелов, несущийся из магнитофона, и приложила к губам палец: – Тсс, слышите?
Из пустого зала, где недавно проводил дискотеку Анди Арношт, доносились звуки рояля и пение. Пел Пилат.
– Чего это он? – спросил Том.
– Он там с девушкой, – томно произнесла Махачкова, прилежная читательница бульварной литературы, – с той малышкой. – Многоопытная дама явно заметила юный возраст новой невесты Милоня.
– Завалимся туда, а? – ухмыльнулся Том.
К нему, похоже, возвращалось настроение.
– Зачем?
– Смеха ради.
– Глупо как-то…
Пока мы спорили, рояль умолк, и раздался звучащий резким диссонансом грохот. Стул, что ли, у них упал. За этим последовала звонкая пощечина.
– Вы бы заглянули туда, Честик, – озабоченно сказала пани Махачкова.
С веснушчатой близняшкой Марлен Жобер мы столкнулись в коридоре.
– Пожалуйста…
В дверях зала показался Пилат. Диалектика причин и следствий взяла свое. На сей раз багровым пятном на левой щеке был отмечен Милонь.
– Яна!
– Исчезни, – дружески посоветовал я Пилату; веснушчатое создание затаилось у меня за спиной.
– Ну ты…
– Исчезни, – повторил я.
И оскорбленный Милонь послушно исчез.
– Спасибо, – сказала девушка.
– Не за что. Вы, я вижу, и сами можете за себя постоять.
– Когда как, – возразила она.
– Верно, – кивнул я, – я и забыл о том парне в темных очках…
Комментировать мои слова она не стала, но и договорить мне не дала:
– Вы не могли бы вызвать мне такси?
– Это лишнее, – сказал я и взглянул на часы. – Перед «Ротондой» их сейчас целая куча. Да и дешевле обойдется, – добавил я отечески. Из сумки, висящей у нее через плечо, выглядывала «История античной философии». – Если хотите, я принесу ваше пальто.
Она заморгала в знак согласия. Томаш обнимал Пилата, а маэстро что-то тихо ворчал. Они даже не заметили, как я взял пальто несостоявшейся невесты – коричневую пелерину с капюшоном.
Девушка ждала меня у лестницы:
– Спасибо.
– Вдруг там уже заперто, – засомневался я, – подождите, я пойду с вами.
Заперто быть не могло, но я хотел ее проводить. Чтобы выглядеть в собственных глазах благородно. Мы поднялись по лестнице и вышли на улицу.
– Ну, и где же куча такси?
– Это Пилат нам портит музыку, – не слишком остроумно пошутил я.
– Что значит – нам?
Я растерялся:
– То есть…
– То есть вы хотели сказать, что, как джентльмен, поедете со мной? – язвительно закончила она.
– Вовсе нет.
– Но вы сказали…
– Постойте, – перебил я ее, кивая на учебник в сумке, – вы, наверное, не продвинулись дальше софистов?
– Вот как, джентльмен, я вижу, порядочно образован.
– Университет, как принято среди джентльменов.
– Тогда вы должны знать, что в этом учебнике, – она достала книгу из сумки, – софисты в самом конце.
– Как бы то ни было, – холодно сказал я, – уверяю вас, я не утверждал, что желал бы ехать с вами.
– Да вам бы все равно ничего не светило.
– Конечно, – усмехнулся я, – поэтому я и не высказывал подобного желания.
– Я знаю вас всего несколько часов, – продолжала девушка мягче, – а таких знакомых домой не вожу.
Если принять во внимание ее крайне юные годы, то слова эти прозвучали более чем смело. Как бишь она назвалась, эта бой-девица? Я вспомнил, как нас знакомили. Ах да, Яна. Интересно, она тоже запомнила мое имя?
– Едет! – Она ринулась на дорогу; я увидел зеленый огонек такси, идущего от Пороховой башни.
– Подождите!-
Она уже садилась, но подождала, пока я подбежал.
– Вот, возьмите! – Подложив свой учебник, она нацарапала на тетрадном листе свой телефон. – Позвоните мне завтра утром. Лекций нет, и я буду дома.
Хлопнула дверца, и такси тронулось с места. Я застыл посреди улицы, сжав в руке листок, на котором было написано имя «Яна» и семизначный телефонный номер.
15
Пани Махачкова свернула свою торговлю и перемывала рюмки. Она бережно ставила их на расстеленную салфетку; недоставало уже только трех. Моей, Пилата и Гертнера.
– Вот так, – втолковывал Милонь Томашу, – раз промахнешься – и конец… – Милонь провел ладонью по горлу, сопроводив этот жест коротким свистящим звуком.
– О чем это вы?
– Вот, Честик, пей, – придвинул ко мне Пилат свою рюмку взамен моей полупустой.
– О Зузанке, – грустно произнес Том.
– Да что ты об этом знаешь! – бросил я Пилату.
– Стоит только раз промахнуться. – Милонь поднял палец. – Дорого же ей это обошлось!
– Что ты об этом знаешь? – теперь уже подозрительно повторил я.
Неужели Пилат знал о Колде? Ну конечно, ведь я же видел, что в «Ротонду» он пришел с Добешем и Бонди. Они ему наверняка сказали. Да только им и самим известно не слишком много. Или они от меня что-то скрыли. Я вспомнил, как они растерянно переглянулись, когда я спросил, признался ли Колда. Ответили, что не знают. Якобы. А может, Пилату они рассказали больше, чем мне.
Томаш встал и направился в туалет. Пани Махачкова, домыв рюмки, взялась за книгу. Ее нисколько не волновало, что мы до сих пор не ушли.
– Все это сплошной мрак, Честмир, – нервно бормотал у меня над ухом Пилат, – мрак, чтоб я сдох. Стоит только один раз промахнуться…
– Ты знаешь про Колду? – перешел я к делу.
Милонь, конечно, был пьян, но кое-что еще соображал. Я молил бога, чтобы Томаш подольше не возвращался.
– Хм, – ухмыльнулся Пилат, – и ты на это клюнул?
– На что?
– Что Колда… – Он прыснул со смеху.
– Не понимаю.
– Тогда плюнь, – попытался Милонь замять разговор. Он, наверное, пожалел, что вообще мне на что-то намекнул. Но я не сдавался. Чуял, что Пилату кое-что известно. Не худо бы это кое-что знать и мне.
– Еще одну, пан Пилат?
Пани Махачкова сегодня явно была готова обслуживать своих постоянных клиентов до утра. Видно, не могла оторваться от своего чтива.
– Конечно, – ответил я за Пилата, – еще три, и за мой счет.
Барменша кивнула.
– А что это вы читаете? – крикнул я ей вслед, когда она пошла за новыми рюмками: в наших с Томом вино еще оставалось. Очередной заказ был сделан ради Милоня. Я хотел, чтобы он напился. Чтобы у него развязался язык и он выболтал то, о чем сейчас молчит.
– «Последнюю песню соловья», – зачарованно вздохнула барменша. – Вы читали, Честик?
С чувством глубокого сожаления пришлось признаться, что это во всех смыслах достойное произведение мне неизвестно.
– Я вам потом расскажу, в чем там дело, – горячо пообещала пани Махачкова и, обернувшись, злорадно спросила Пилата: – А куда же делась ваша девушка?
– Какая девушка? – отозвался Пилат, и в его взгляде сквозила полная апатия. Пожалуй, еще одна порция спиртного была для него лишней. К своей новой рюмке он даже не прикоснулся, вообще было похоже, что вот-вот заснет.
Но пани Махачкова не собиралась отказываться от занимательной беседы.
– Да та малышка.
– Ах, эта, – махнул рукой Пилат.
Она явно оказалась не на высоте требований, предъявляемых Милонем к сексуальной партнерше. Я поймал себя на мысли, что меня это радует. Хотя… хотя эта нахальная девчонка – до меня, наконец, дошло, – по существу, назначила мне свидание. Завтра утром я должен ей звонить. Вот еще! У меня и других забот хватает.
