Гера Фотич - Фатальный абонент
Охранник в коридоре показал нужное направление.
Ванная комната была ужасная. Облупившиеся стены, пар, оставшийся от предыдущего клиента, эмаль раковины с подтёками ржавчины. Затуманенное зеркало. Поставил сумочку на табуретку. Разделся и встал под душ. Окатился водой. Мыться не стал. Пока вытирался, думал, что всё идёт по плану. Оставался основной момент доказательства. Вышел, обернувшись в полотенце. Снаружи ожидал сгорбленный взлохмаченный старикашка, похожий на маньяка.
Вернувшись в комнату, Михаил обнаружил девушку под одеялом. Одежда висела на спинке. Положил свою в кресло.
Выбрав нужный ракурс для камеры, поставил барсетку на столик. Снова налил себе коньяку — выпил. Поманил девушку из-под одеяла и встал рядом с кроватью, откинул полотенце.
— Какой ты богатенький, — заискивающе произнесла она, подползая и заворачиваясь в покрывало. Провела рукой по толстой цепи, висящей на шее Михаила. Глазки стали маслянистыми.
Он почувствовал отвращение, сорвал с девушки покрывало, отбросил в сторону. Как и предполагал — тело в крупных мурашках. Озноб передался ему.
Пока она возилась с презервативом, Михаил посмотрел на камеру и чуть сдвинулся в сторону, чтобы не заслонять лицо девушки и чем она занимается.
Желание отсутствовало полностью. Подумал, что надо было послать сюда Полинова — он помоложе. Может быть, и справился лучше. Но делать нечего — камера пишет! Посмотрел на часы — оставалось минут десять. Решил, что можно сделать еще перерыв — выпить. Будет причина сослаться на опьянение.
Не прерывая манипуляций проститутки, наклонился к столику, налил коньяка, вылил в рот.
У Наташи ничего не получалось. Было заметно, что ни опыта, ни желания у неё нет вовсе. Привезли из далёкого аула, кинули сюда деньги зарабатывать. Откуда знания?
— Ты чего, первый раз что ли? — надменно спросил Михаил, стараясь обидеть.
— Пить меньше надо! — огрызнулась девушка, не прекращая свои попытки.
— Ладно, поворачивайся, попробую сам! — съязвил Михаил.
Девушка нехотя развернулась на постели, встала на карачки, предоставив Михаилу любоваться её выпуклым широким крупом, покрытым множественными прыщиками, выделяющимися своей краснотой, напоминающей ветрянку. Не к месту вспомнил Лили. Её точёные ягодицы, маленькую торчащую грудь. Мысленно попросил прощения. Подумал:
«Господи, какая гадость, зачем мне это паскудство? Что я здесь делаю? Не пришлось бы за всё это расплачиваться!..»
Снова выпил, не отвлекаясь. Чёрт бы побрал эту службу! Она не может оставить меня в покое даже на пенсии! Подумал, что со стороны похож на быка-осеменителя.
Где это высокое чувство любви, которое воспевали поэты?
Элегии и баллады, возносившие близость до небес. Все это казалось сейчас выдуманным, спланированным спектаклем, чтобы отвлечь человека от рутины жизни, грязи и пошлости отношений. Закамуфлировать обычное биологическое соитие под нечто возвышенное.
Опять с нежностью вспомнил Лили. О том, как добивался её расположения. Как с замиранием сердца ожидал встречи.
Стал гнать мысли о ней, точно мог и её замарать в этом разврате. Подумал, что имел право не соглашаться на внедрение. Служба-то закончилась, надо забыть всю грязь, что пришлось терпеть столько лет… Нет! Опять потянуло в это болото. Вспомнить, хлебнуть. Видать, не хватает этого в новой спокойной жизни. Подумал, что случившееся неправильно. Нет даже обычного животного инстинкта, когда природа заставляет тянуться к противоположному полу. И это коробило Михаила до глубины души ощущением предстоящей расплаты за противоестественную, насильственную близость с женщиной. За испитое отвращение, уничтожающее нечто возвышенное, подаренное природой, Богом. Возможно, девка тоже чувствовала что-то похожее.
Но оба упорно продвигались дальше, прижимались теснее. Мучаясь от неприятия друг друга, от тошноты. Но всё глубже погружаясь в образованную ими самими мерзость. Делали это осознанно, хотя и по разным причинам…
Камера работала, надо было продолжать.
Легонько шлёпнул девушку по ягодице. Наташа от неожиданности охнула.
Это был выход. Он положил ладони на её бедра. Стал раскачивать, подталкивая сзади. Имитация выглядела сносно. Наташа с недоумением оборачивалась, но вопросов не задавала. Видать знала об извращенцах. Михаил производил очередной шлепок — девушка послушно стонала. Подумал, что, верно, и артисты в кино так работают. Представил, что снимается фильм, успокоился. Оставалась надежда, что камера пишет исправно.
В какой-то момент девушка подняла голову и посмотрела на часы:
— Всё, время вышло, — обернулась и села на постели. В глазах — ехидная радость. Всё прошло удачно, — продлять будете?
— На сегодня хватит, — нахмурился Михаил. В какой-то мере его угнетала произошедшая неспособность. Несмотря на мерзость и грязь. Переключил эмоции на рабочие моменты. Посмотрел на барсетку — все в порядке.
Стал одеваться. Приведя себя в порядок, сказал, что надо вызвать такси, и набрал телефон Сараева:
— Такси можно к адресу?
Переспросил у Наташи номер дома и сообщил в трубку.
Девушка открыла сок и налила в стакан. Уже не стеснялась. Голая вернулась на постель. Стала медленно пить редкими глотками. Она продолжала насмешливо улыбаться. В полной мере разглядывая клиента и представляя, как расскажет своим подружкам о его странностях.
— Шоколадку можно забрать? — хихикнула она. — Я старалась!
— Конечно, — улыбнулся Михаил. Подумал, что вряд ли она успеет её съесть.
Взяв сумочку, Михаил открыл дверь и выглянул в коридор. Охранник жестом остановил его, выпуская старикашку-маньяка из квартиры, гремел множественными засовами.
Как только звякнула последняя щеколда, дверь распахнулась, стукнулась о косяк. Чёрная масса заполонила проем, проникла внутрь, расплющила охранника и старикашку по стенам. Гулким топотом и металлическим бряцанием заполнила коридор. С грубыми разноголосыми воплями «работает спецназ» распалась на множество тел, рук и ног. Стремительно мелькнула во всех направлениях. Толкнула Михаила в грудь, и он упал спиной на постель прямо к обнаженной Наташе. Та вскрикнула и прикрылась покрывалом. Шоколадка выпала из рук. Один из бойцов приказал Михаилу сесть на корточки к стене. Наташа начала быстро одеваться, судорожно путаясь в колготках, лямках бюстгальтера и рукавах кофточки.
Стали заглядывать оперативники. Вскоре пришёл Сараев и увел Михаила с собой.
Глава 11. Воспоминание
Неожиданно Диана застонала во сне, начала плакать, вскрикивать. Её тело, свернувшееся калачиком в объятиях Михаила, стало периодически вздрагивать. Он открыл глаза. За окном яркое южное солнце, в комнате — душно. Осторожно погладил девушку по волосам, и она вытянулась, затихла. Взлохмаченная головка продолжала лежать на большом мужском плече, точно огромный эполет с чёрной бахромой.
Неожиданно Диана приподнялась. Стала охлопывать грудь, шею. Почувствовав кулон, успокоилась. Снова легла, скрыв его в кулаке. Прижалась сильнее, чуть приоткрыла глаза, полные слёз. Громко шмыгнула носом, всхлипывая. У неё началась икота. Михаил заволновался — быть может, он стал причиной расстройства Дианы, её истерики? Повернулся на бок, чтобы полнее ощутить вздрагивающее тело девушки, обнял, пытался помочь успокоиться. Положил ей под голову свою большую ладонь. Чуть приподнялся, опершись на локоть.
— Это они меня вспоминают, — плаксиво застонала Диана, снова икнула. — И я о них думаю. По ним скучаю, по России, по Цхинвали. Как сейчас всё стоит перед глазами…
Михаил замер, сосредоточенно слушая. Смотрел ей в глаза.
— Все случилось в ночь на восьмое августа. Я — старшая. Вечером спокойно уложила братьев и сестёр спать, сама тоже собиралась лечь. Малышке Еве — всего два годика. Мать на ночном дежурстве — операционной сестрой в больнице. Отец на посту. В двенадцать часов ночи раздались первые взрывы. Я подумала, что это очередная провокация со стороны Грузии. Решила, что обстрел скоро прекратится. Но выстрелы перешли в канонаду, и я поняла — началась война. Дом шатался. Мы жили на четвертом этаже. Подняла детей. Быстро оделись и побежали в подвал соседнего дома. Там было очень холодно и сыро. Набралось человек тридцать.
— Это война в 2008? С Грузией? — уточнил Михаил.
Диана согласно мотнула головой. Шмыгнула, вытерла рукой нос:
— Я очень переживала за детишек. Родителям друзья давно предлагали уехать в Россию. Но мы думали — обойдется. Не могу себе этого простить! В страхе просидели до утра, дети плакали, не понимали, почему им приходится сидеть в темном подвале. Всем тяжело было. Да и я устала сильно.
Евочка с испугу в штанишки напустила. Стала подмывать ее холодной водицей. Она — хныкать. Не выдержала я, затмение какое-то нашло, сорвалась — шлёпнула её по розовой попке. Малышка — реветь. Я снова поддала. Она громче. Я — ещё и еще… Не могла удержаться…
