Игорь Блинов - Ворона летает по геодезической
Мещеряков прошел уже пару кварталов, когда его словно что-то кольнуло в спину. Он развернулся и пошел обратно, ускоряя шаг. Чья-то тень мелькнула и скрылась в переулке. Черный плащ! Опоздал… Холодный пот прошиб Мещерякова. На мгновение он растерялся. Задержать? И что потом, если он опять ошибся — выговор в личное дело? Он опрометью бросился к дому, где жила девушка, и, увидев ее у крыльца с мужиком, одетым в затрапезное, успокоился. Это, конечно, она сама, жива и здорова, а с ней явно ее сосед, да еще с собакой, так что все в порядке. Вот только что она, дура, делает на улице? Ладно, надо проследить за тем, в черном плаще, он не мог уйти далеко…
— Найда, фас! — услышал милиционер за спиной и, оглянувшись, изумился — на него с рычанием, оскалив огромную пасть, неслась собака…
— Не укусила? — Ермолаев придирчиво осмотрел Мещерякова со всех сторон.
— Да нет, нас же учили — подошвой ботинка по морде, и все, сразу успокоилась.
— Ладно, Серый, уж извини, что так вышло. Я сам виноват, должен был ее предупредить.
— Я этому Прохоренке в тык дам. Он у меня попомнит — собаку без намордника да еще на представителя власти. И Абашидзе я упустил из-за него…
— Прохоренко и так перетрусил, наверняка. А насчет Абашидзе… Хорошо бы проверить, где он был в это время. Но, если честно, что-то тут не вытанцовывается.
— Да точно он, больше некому, — уверенно заявил Мещеряков.
— Почему?
— А по всему. Приметы. Одет в черное. Совсем обнаглел. Конечно, там темно было, но я успел заметить, что рост совпадает. И вообще не верю я этим грузинам.
— Что ж ты на блюстителя собачку-то натравила?
— Ха, а что я, интересно, должна была подумать? Между прочим, за час до этого опять был звонок. А тут — высовывается какой-то, а потом убегает.
— Ну так что, убегает — может, он на трамвай опаздывал…
Вика даже не улыбнулась. «Плохо дело», — подумал Ермолаев.
— А не хочешь недельку на даче пожить? — спросил Ермолаев.
— На какой даче?
— На моей. Там хорошо, речка рядом и вообще. А мы за это время маньяка поймаем.
— Хорошо, — угрюмо ответила она после некоторого раздумья. — Только не думайте, что я испугалась.
— Да уж не думаю…
— Значит, Заур Абашидзе? — Баскаков встрепенулся. — Вот и хорошо.
Ермолаев отметил про себя, что впервые за эти дни Баскаков заметно оживился. «Еще бы, — подумал он. — Все заслуги себе припишет. Да ладно, какая, в сущности, разница, — тут же устыдился он своим мыслям. — Тем более про взрывное устройство Баскаков не знает, потом скажу, когда наши приедут. А до этого попробую паскудника Абашидзе расколоть, если выйдет с допросом».
— Когда брать будете? — спросил он.
— Сегодня вечером.
— Вот и славно, а я с утреца — на дачу, ссыльную возвращать.
На чердаке обнаружилась куча старых журналов. Какие смешные были моды, и какой дурацкий юмор! А вот романы про любовь, еще дореволюционные, с «ять».
Вика легла, когда алый закат засветил в окно. Как хорошо, что завтра не нужно идти на практику. Утречком она пойдет на озеро, а потом — в поле, сплетет венок из одуванчиков. Пока ей не скучно. Скоро приедет Ермолаев.
Уже засыпая, она вспомнила, что не потушила свечку на чердаке. Не хватало устроить пожар в чужом доме. Она решила слазить наверх, но, как выяснилось, напрасно — свечка уже догорела и погасла. Спускаясь по деревянной лесенке, бросила рассеянный взгляд вниз в окно. Ей показалось, что там промелькнула тень. Послышался шелест травы. Птица, рассыпающая трели на ветке, зашелестела крыльями и улетела.
Вика действовала на автомате. Она проворно, двумя прыжками, оказалась на полатях под самым потолком, с головой накрылась лосиной шкурой и замерла. «Да что это я, с ума схожу, что ли», — только успела сказать себе она, как дверь с тихим шуршанием отворилась и почти неслышно кто-то вошел. «Идиотка, не заперлась», — подумала Вика и еще сильнее вжалась в доски. Сердце стучало так, что, наверное, было слышно во всей округе. Не хватало воздуха. Все-таки он ее нашел, и здесь нашел, как будто это сам дьявол…
Она пролежала так очень долго, не решаясь выглянуть, уже не понимая, действительно ли слышит она этот шорох и стук, или просто кровь бьет в виски, и только под утро, совершенно измученная, забылась сном.
Ермолаев нашел ее не сразу. Вика вскрикнула, как гусеница подползла к нему и повисла на шее, так что он с трудом удержался на лестнице. Она даже забыла, что одета лишь в тонкую ночнушку, и Ермолаев слегка смешался.
— Ты, Вика, пожалуйста, не огорчайся, но в Заура Абашидзе стреляли.
— Кто? — у девушки брови поползли вверх.
— Милиционер. Он на милиционера с ножом бросился.
— Маразм… Он живой?
— Да как тебе сказать… впрочем, как тут еще скажешь… Нет.
— Как нет?
— Скончался.
Вика минуту помолчала. Похоже, она уже начала привыкать к смертям, или еще не отошла от пережитого недавно страха.
Она рассказала Ермолаеву о том, что произошло ночью, но он воспринял все это скептически. «Фантазия разгулялась, вот и все, — решил он. — Преступник к этому времени был уже ликвидирован. Надо ее успокоить, и как-то поделикатнее объяснить про Абашидзе…»
— Посмотри-ка, — он достал брошку, изъятую у бомжа. — Тебе эта вещь знакома?
— Да. Откуда она у вас?
— Нашел. Так что это?
— Вообще-то это его вещь…была, а потом… Дело в том, что Настька в него…к нему неравнодушна была, и стащила, чтобы…
— Чтобы приворожить?
— Да, точно.
— Ну и как?
— А никак. Он с другой гулял, певица одна, в клубе выступает.
Ермолаев ощутил, как почва, на которой держалась его с Мещеряковым версия, еще вчера ровная и твердая, как мрамор, теперь пошла трещинами и начала осыпаться.
У входа висело много очень разноцветных афиш. «Не пейте воду из-под крана! Ваше здоровье — достояние нашей молодой капиталистической республики! Пейте пиво…» — прочитал Ермолаев и почесал затылок. Ага, вот: «Сегодня концерт. Саня Хвост и группа Глицерин».
В зале Ермолаева обволокла странная музыка, где слышались и персидские мотивы, и ритуальные песни бушменов. Дождавшись перерыва, он прошел в гримоуборочную. Весь «Глицерин» был в сборе.
— Доброго вам дня, — поздоровался Ермолаев. — Мне бы с Александрой Хвостовой поговорить.
Длинноволосая блондинка лет семнадцати оглядела его с головы до ног:
— Ну, я Александра. Только не Хвостова, а Бокова.
— А, понимаю — сценический псевдоним. Так хвоста-то нет? — и он заглянул ей за спину.
Все засмеялись.
— Волосы уберу назад, вот и будет хвост, — ответила девушка, недовольно поежившись. — А вы по какому поводу?
— Гм… Тут типа секретный разговор.
— Ну-ка, ребя, проветритесь, — она мотнула головой и поспешно загасила странную тонкую сигаретку.
Когда музыканты вышли, Ермолаев показал удостоверение.
— А что, — нервно отреагировала певица и смяла сигарету о стол. — Мы только про Павлика Морозова должны петь?
— Господь с вами, барышня, — искренне удивился Ермолаев. — Пойте хоть про Франкенштейна, причем тут однофамилец дореволюционного фабриканта? Вы меня ввергли в недоумение.
— А-а-а, а то я уж думала — и до нас добрались.
— Кто добрался-то?
— Да ерунда. Нервы что-то расшатались, устала.
— Нервы? А вы курить бросайте. Впрочем, девушка с изящной сигаретой — это стильно.
— Вы думаете? — Саня Хвост посмотрела на себя в зеркало.
— Вам идет, — польстил Ермолаев и добавил. — Красота и талант в одном лице — это не часто встретишь.
— Спасибо. А по какому вы поводу?
— С сигаретой красиво, а с косяком не очень… Гм… Ах, да, — встрепенулся он. — о чем, бишь, я…
— С каким косяком?! — возмутилась певица, не дав ему договорить. — Это обычные сигареты, из Африки просто.
— Ага, простые африканские цигарки, ну и ладно, — успокоил ее Ермолаев. — Абашидзе подарил?
— Вот как раз нет.
— Да шут с ними, с сигаретами. Я так, например, вообще не курю и в папиросах не разбираюсь. Хотя вот именно такие попадались…
— Так вы насчет Абашидзе? — не дав ему договорить, спросила девушка.
— А вы думали, я из худсовета?
— Да. То есть нет.
«Нервничает, — отметил Ермолаев. — Хотя сама спросила про Абашидзе. Нет, скорее всего, обеспокоилась насчет травы. Или просто характером неустойчивая, как все музыканты».
— Вот и хорошо, — вслух ответил он. — Расскажите, пожалуйста, где вы с ним познакомились.
— В горном техникуме. Там курсы менеджмента.
— Так вы же по музыкальной части, — удивился Ермолаев. — Что вы делали на курсах?
— Ну, музыка… — она махнула рукой. — На музыке разве заработаешь? Вот поступлю в институт, получу диплом, устроюсь на работу, а уж потом можно и музыку.
