Тэа Тауэнтцин - Любовь моя последняя
— Было бы неплохо… Я бы могла сейчас…
— Ничего ты не будешь. Только тихо сидеть, спокойно дышать и чувствовать себя в надежном, защищенном месте. — Рукой, одетой в черную перчатку, Рут слегка прошлась по щеке Этты и принялась за работу.
Зябко поеживаясь, Этта наблюдала за ней и прислушивалась, не прибавится ли к окружающим звукам звук подъезжающей машины Романа. Ей хотелось бы, чтобы Роман был уже здесь.
Рут вытащила из огромной сумки пестрые упаковки с печеньем и засахаренными фруктами, а в маленькой кухне уже булькал глинтвейн, пахнувший гвоздикой и корицей.
Вроде бы так все спокойно и уютно, но Этта не чувствовала никакого покоя.
— Разве Роман не собирался выехать сразу?
— Ему надо было еще вернуться на фабрику. Наверно, его там задержали. — Рут обернулась и посмотрела на нее. В ее глазах появилось странное выражение — застывшее, отсутствующее.
— О чем ты думаешь? — занервничала Этта. — Ты ведь не считаешь, что Роману что-то помешало?
— Что ему может помешать?
— Не знаю… Но сейчас — половина восьмого. Разве он не должен быть уже здесь?
— Ну, и что? Половина восьмого… У нас же есть время… много времени… до завтрашнего утра…
— Что это значит? — воскликнула Этта. — Мы не будем ждать здесь до утра. Я этого не выдержу!
— Я и не знала, что ты такая трусиха.
— Я — не трусиха, но…
— Что здесь с нами может случиться? Здесь ты в безопасности, и Роман знает это, поэтому и не будет нестись сломя голову.
Рут вышла на кухню и вскоре вернулась с дымящимся глинтвейном.
— Я очень рада побыть с тобой наедине, Этта… Думаю, нам есть, о чем поговорить, объясниться…
— Объясниться? В чем мы должны объясниться?
Рут загадочно улыбнулась и присела на диван напротив камина.
— Нам надо знать все друг о друге, Этта… Мы близкие подруги, и я готова к главной исповеди.
Этта нахмурила брови.
— Ах, оставь, Рут… Я ничего не хочу больше слышать о том, что было. Лора мертва, и Гвидо тоже… А что касается моей роли в этом деле… Все прошло и забыто.
— Разве ты не за то, чтобы между людьми всегда была ясность во всем?
— Для этого не нужна генеральная исповедь, Рут. Или все знаешь, или не знаешь ничего.
— Ты так считаешь?
— У меня есть опыт.
— С Гвидо?
— Да, с Гвидо, — почти грубо ответила Этта. — Но это то, о чем я хотела бы говорить в последнюю очередь.
— Могу себе представить. Конечно, ты права… Без слов понятно, что мы многое знаем друг о друге. Но, несмотря на это, я нахожу замечательным однажды сказать настоящую правду от всей души.
— Пожалуйста, Рут, будь благоразумной. По крайней мере, пока не приедет Роман. Если и тогда тебе захочется исповедоваться, можешь еще что-нибудь выдать. Но не сейчас.
Рут окинула Этту быстрым взглядом.
— Ты принадлежишь к тем сильным личностям, которые справляются со своими проблемами сами, да? Я, к сожалению, нет… Мне иногда хочется излить душу. И потом, я чувствую себя освобожденной.
— У тебя же есть Роман.
— Роман? Какое отношение имеет Роман к тому, что нам надо сказать друг другу? Это касается только нас двоих: тебя и меня.
— Пусть прошлое останется в прошлом, Рут. Если тебе мешает то, что ты не всегда была со мной откровенна… я могу это понять. В конце концов, Лора была твоей подругой.
Продолжая гнуть свою линию. Рут таинственно улыбнулась.
— Тебе известен роман «Исповедь убийцы, рассказанная за одну ночь» Йозефа Рота? Это была такая же ночь, как сегодня.
Этта напряглась, но в следующий момент в ней вдруг проснулась холодная ярость.
— К черту! Что значит вся эта бессмыслица? Ты что, хочешь изобразить леди Макбет? Или кого-то еще?
Рут хихикнула.
— Это был бы Шекспир… А я говорю о Йозефе Роте… Подожди минутку. — Она встала и снова пошла на кухню.
Этта в полной растерянности смотрела ей вслед.
Почему Рут выбрала именно этот вечер, чтобы изобразить из себя сумасшедшую? Или это вовсе не игра? Что за всем этим стоит? И Роман никак не приезжает… Где же его носит?
Она вскочила и подбежала к боковому окну. Ставня была закрыта, но она слышала, как завывает ветер и шумит дождь. Вдруг ставня открылась, и Этта заметила чью-то руку, а затем — размытое пятно белого лица…
Она отшатнулась и резко вскрикнула. Рут опрометью вбежала в комнату.
— Что случилось?
— Лицо… На улице…
Рут распахнула окно и высунулась наружу.
Никого. Только вдали, на другой стороне озера, мерцал в ночи одинокий огонек. Казалось, что он движется. Но двигался не огонек, а волнующаяся под напором ветра листва деревьев.
— Вот, что ты приняла за лицо! — воскликнула Рут и подняла руку. — Лампочка на той стороне, видишь ее? Ты ее приняла за лицо!
Этта растерянно вглядывалась в темноту. Неужели она ошиблась?
— Но… но там еще была и рука, — заикаясь, произнесла она.
— Ты с ума сошла, — холодно проговорила Рут и захлопнула ставню.
В комнате сразу стало тихо и неуютно, как в склепе.
Обе женщины отчужденно смотрели друг на друга.
И тут Рут заговорила. Голос ее звучал злобно и неестественно.
— Итак, ты не так сильна, как тебе бы этого хотелось? Да ты же вся дрожишь от страха. Тебя преследует дух Гвидо?
— Ты что, лишилась разума, Рут? — тихо спросила Этта. — Пора прекратить этот спектакль.
— Какой спектакль? Ты не понимаешь, что это не игра? — Рут встала за диван и расправила плечи. — Я же тебе сказала, я все знаю!
— Что ты знаешь?
— Что ты убила Гвидо! Я знала это с первой минуты! Ты — убийца!
Этта в полной растерянности смотрела на Рут, будто та на ее глазах превратилась в чудовище. Может, она действительно сошла с ума?
— Но это же неправда, Рут! — в отчаянии вырвалось у нее. — Это же…
— Оставь свою ложь! Ты здесь не перед судом и никогда перед ним не предстанешь. Об этом я позабочусь. — Глаза Рут горели яростью и… местью.
Да, вот, пожалуй, на чем она помешалась. Месть! Внезапно у Этты появилось ужасное подозрение: не заманила ли ее Рут в ловушку?
— Чего, собственно, ты от меня хочешь, Рут? — спросила она, стараясь быть твердой, насколько это возможно. — Я даже не развелась с Гвидо. Почему я должна была убить его?
— Из подлости! — крикнула Рут и швырнула свои черные перчатки в воздух. — Потому что ты для него не существовала. Потому что ты могла хоть на голову встать, а его это не трогало. Со всеми твоими дорогими платьями и мехами ты возбуждала его так же, как железная вешалка.
— Ну, и что, — холодно отреагировала Этта. — Я его уже давно не любила.
— Да, конечно, не любила. Но твоя нордическая гордость не смогла вынести того, что он любил другую. Поэтому ты его и убила! Не хотела отдавать его никому!
— Да он в любое время мог иметь эту другую, ты же знаешь. Но ты так же хорошо знаешь, что для этого ему нужны были деньги.
— Твои деньги, твои деньги… — презрительно продолжала Рут. — Плевал Гвидо на твои деньги!
— К сожалению, нет. Он даже пытался убить меня. Ты же сама недавно говорила, что Лора без денег никогда бы не вышла за него замуж.
— Да что Лора… — Рут сжала губы и несколько мгновений стояла, как вкопанная. Потом медленно обошла диван, будто что-то обдумывая, и произнесла: — Он любил вовсе не Лору.
— А кого же?
— Меня, меня он любил!
У Этты перехватило дыхание, на нее напал парализующий ужас.
— Тебя?!
— Да, меня… Только меня одну. Ни одной другой женщины, никогда. И тебя не любил! — Рут впала в какое-то неистовство. Теперь это было не только желание мести, но и откровенная ненависть к Этте. — Ты, гусыня! Ты же никогда этого не замечала. Лора была таким же холодным куском льда, как и ты. С тем же успехом он мог бы остаться и с тобой!
— Значит, у него никогда не было любовной связи с Лорой?
— Конечно, нет! Письма, которые он посылал в Зальцбург, предназначались мне. И тридцать красных роз каждый раз — мне! Сотни красных роз посылались в Зальцбург — все для меня! Все за твои деньги! Котеночек — я! Именно я — та женщина, которой он писал: «Ты — любовь моя последняя…» И она была последней. Я — его последняя любовь!
— Вот, значит, что хотела сказать мне Лора, когда искала встречи со мной. И поэтому…
Вся правда мгновенно раскрылась перед Эттой. Теперь она знала, почему должна была умереть Лора, и кто ее убил. Это была Рут, она стояла за открытой дверью, включив музыку, и измененным голосом говорила Лоре: «Входите, я в постели…»
Да, Рут способна на убийство.
Эта догадка пронзила Этту, как удар током, и она начала понимать, какая опасность грозит ей самой. Разве может Рут допустить, чтобы Этта ушла живой из этого дома? Она действительно попала в ловушку.
— А где… где же Роман?
— Не надейся, голубка… Роман не придет, никто не придет… Я хотела побыть с тобой наедине. — Рут крепко держала за руку оглушенную страхом Этту. — Ты от меня не уйдешь… Моя исповедь закончилась, я призналась и чувствую себя свободной. Теперь — твоя очередь. И тебя надо освободить…
