Оксана Обухова - Боже мой, какая прелесть!
От прогретой за день крыши волнами поднимался жар, на гудроновой поверхности таяли лужи миражей. Удобные, почти без каблуков босоножки оставляли на мягком гудроне полукруглые следы; я подошла к краю крыши и глянула вниз.
С трех сторон двор окружали дома. Вдоль четвертой шла прямая асфальтированная дорожка, очерченная высокими кустами акаций и задниками гаражей кооператива. Прямая и длинная, она давала возможность разогнаться, от двора ее прикрывали кусты, от окон тополя.
– Тут все случилось? – указывая на дорожку кивком подбородка, спросила мальчика.
– Да, – едва слышно ответил он. – Только дальше, отсюда не видно. Этот гад никогда к дому близко не подъезжал, даже когда Лиза одна была. Прятался.
«Видел бы ты, Антоша, жену гада, сразу бы понял, почему тот прятался», – подумала я, обняла парнишку за плечи и попыталась увести от края крыши.
– Подожди, – сказал он. – Хочу посмотреть, какие машины возле нашего подъезда стоят.
– А ты знаешь все машины соседей Лизы? – вздохнула я.
– Нет, но…
– Пойдем, Антон. Сверху все равно почти ничего не разглядеть, все деревья скрывают.
Большой зеленый двор кучерявился под нами высокими кронами, вытоптанный участок с песочницей, качелями и «полосой препятствий» еще звенел от детских криков. Пенсионеры оккупировали большинство лавочек. Девять вечера в конце июля самая приятная пора…
Перелезая через высокие бордюры на стыках домов, мы прошли до спуска в нужный подъезд и дальше трудностей тоже не испытали: массивная дверь к лифтовой имела врезной замок, решетка в подъезде – навесной. Антон расправлялся с замками, как заправский медвежатник.
Квартира Лизы располагалась на шестом этаже. Мой форвард, мягко перебирая кроссовками, спустился до седьмого и, свесившись через перила, прислушался и стал искать глазами тени и видимые фрагменты неприятельских тел, возможно спрятавшихся возле мусоропровода или в укромных уголках. Мне казалось, что я цокаю по ступеням, как подкованная лошадь, и больше мешаю, чем помогаю.
Как-то так получилось, что главным в операции по проникновению в квартиру погибшей Лизы стал этот серьезный одиннадцатилетний мальчик, а не я – высокорослая спортсменка с навыками боди-билдера.
И почему так всегда получается? Любой мужик после часового общения со мной испытывает потребность в опеке. Разворачивает крылья и прикрывает, словно птенца в гнезде. Почему? Неужели я выгляжу так инфантильно?
Даже для отрока одиннадцати с половиной лет…
Боже мой, какая прелесть…
И досада в том числе.
Ключи Антон приготовил загодя; толкнул ладонью дверь – заперто – и быстро вставил ключ в скважину.
Я пыхтела за плечом. Не напирала, а прикрывала тыл.
В полутемной, длинной и узкой прихожей было невероятно тесно. Сначала мне показалось, что эту видимость создает недостаток планировки, потом пригляделась и поняла: в квартире царил невероятный разгром.
Везде валялись скинутые с вешалок и антресолей вещи. Под ногами лежали бурты пальто и курток, распотрошенные обувные коробки, перчатки, варежки, шарфы. Антон бочком, вдоль стенки, пробрался в комнату и не сказал ни слова. Все было ясно без объяснений. Сегодня ночью или днем квартиру посетили. Кто?
Грабители?
Возможно, но вряд ли. В скудно освещенной из-за задвинутых плотных штор гостиной все было вывернуто наизнанку. С книжных полок слетели книги, из мебельной стенки выпорхнуло постельное белье, диванные подушки зияли прорехами расстегнутых «молний», и даже диван был отодвинут от стены.
Складывалось определенное впечатление, что квартиру не обворовывали, а обыскивали. Простукивали плинтуса, перетряхивали каждый пододеяльник и книгу, поднимали ковер и шарили в плафонах косо висящей люстры.
Антон, повесив руки плетями вдоль тела, смотрел на этот разгром. За его спиной стоял пустой компьютерный столик без монитора и системного блока, внизу валялись пустые полочки-подставки для лазерных дисков…
Мальчик, кажется, совсем не ожидал найти квартиру тети в таком бедственном положении.
– Вот тут стояла плазма, – сказал он тихо.
Я взглянула на телевизионную тумбу: на ее крышке в легком налете пыли отпечатался узкий след от подставки хорошего телевизора и осмотрелась.
Квартира Лизы меня удивила. Совсем не такую обстановку и ремонт я ожидала увидеть в доме главбуха предприятия коноваловского размаха. Доисторическая полированная стенка, обои в выцветших букетиках, люстра времен цветущего застоя и допотопное потертое кресло, с которого сбросили пушистое покрывало…
Отличными в гостиной были только компьютерный стол, новенький диван под леопарда и плазменный телевизор, возникший в воображении после слов Антона.
Мальчик подошел к столу и огорченно провел по нему пальцем:
– Все квесты гады уперли… И ноутбук… И музыкальный центр…
– Антон, – тихо обратилась я, – а где твоя тетя прятала фотографии?
Не поворачиваясь, Антон ткнул пальцем в шкаф с раскрытыми книжными полками.
Дальнейшие комментарии мне не понадобились: распотрошенное книгохранилище говорило само за себя. Внизу под ногами россыпью валялись фотографии.
Я села на корточки, взяла один из снимков и сразу узнала на нем соседа. Довольный Коновалов (в шортах и с голым пузом) обнимал тщедушную рыжеволосую (скорее всего, подкрашенную) женщину. Довольно симпатичную, но неуверенную даже в улыбке. Тетя Антона щурила глаза от яркого южного солнца, сзади обнимающейся парочки стояли богатые пальмовые кусты.
– Это не он, да? – чуть слышно произнес Ан тон.
Я подняла голову от снимка:
– Ты о чем, Антон?
– Ну… не он тут все обшаривал? Фотографии-то остались…
– Ты хочешь сказать, что Анатолий Андреевич обязательно забрал бы с собой компрометирующие снимки?
– Да. Тетка говорила, он жену как черта боится…
Я опустила голову, поворошила снимки и, подумав какое-то время, сказала:
– Не уверена, Антон. Эти снимки – тоже алиби.
Если бы из квартиры исчезла не только аппаратура, но и они, на Коновалова пало бы подозрение. Эти снимки интересуют только его. Если бы они пропали, у следствия не осталось бы сомнений – налет на квартиру организован с его подачи. Понимаешь?
– Нет, – помотал головой мальчик.
А я вздохнула. Не видел он Раисы Коноваловой, фотографии ее затрушенного мужа в обнимку с любовницей лучше любого алиби.
– Понимаешь ли, Антон… Твоя тетя могла кому-то показывать эти фотографии. Ведь так?
– Да. Она их мамке и Маше показывала.
– Ну вот. А представь, что их потом тут бы не нашли? На кого бы тогда подумали? Кто виноват? Анатолий Андреевич не мог приказать забрать эти снимки с собой…
– А почему ты говоришь: приказал? Он что, не сам сюда приходил?
Мой бог. Как же этот мальчик ненавидит Коновалова. Он совершенно не может представить себе другого негодяя, кроме Анатолия Андреевича.
А ведь, казалось бы, должен. Ведь кто-то приходил сегодня в Ярославле к его маме.
– Антон, – терпеливо стала объяснять я, – Анатолий Андреевич весь вечер и ночь был рядом со мной. Он отходил куда-то пару раз и мог только позвонить кому-то по телефону, дать указания. Сам он в этой квартире не был.
– А потом?.. Сегодня днем!
– А сегодня днем уже кто-то приехал в Ярославль и разговаривал с твоей мамой. Значит, диск и письмо здесь не нашли и отправились в Ярославль.
– Вот блин! – огорчился мой центрфорвард. – Значит, его тут не привяжешь?
– Нет. Ограбление, Антон, можно свалить на кого угодно. На вороватого прохожего, стащившего с места ДТП сумку с ключами, на наркомана, на бомжа… Пропажа ноутбука и телевизора отлично вписываются в схему банального ограбления. А вот фотографии… Фотографии должны были остаться на месте. Все понял?
– Угу, – кивнул мой маленький приятель и посмотрел на меня с уважением.
Закрепляя первую победу на чужом поле и входя в роль доброй взрослой тети, я сказала:
– Так, Антоша. Быстро собирай вещи: белье, носки, шорты, обувь какую-нибудь летнюю не за будь… Искать что-либо в этой квартире уже бесполезно. Без нас все обшарили. Качественно. Или…
Может быть, ты еще какие тайники знаешь?
Антон помотал вихрами и послушно наклонился над горкой одежды, валяющейся рядом с распотрошенной спортивной сумкой.
Я оставила мальчика собирать вещи и прошла во вторую, маленькую комнату.
Это помещение явно готовили к ремонту. В почти пустой комнатушке с ободранными со стен обоями стояла перевернутая удобная раскладушка с клетчатым матрасом да пустой табурет с валяющимся под ним шнуром телевизионной антенны.
Маленького, судя по подставке, телевизора тоже, разумеется, не было.
В остальные помещения квартиры я только заглянула. Пол кухни устилала россыпь муки и круп, везде валялись опустошенные кульки и банки, все это безобразие венчало опрокинутое мусорное ведро. В совмещенном санузле царил такой же возмутительный бардак.
