Марк Ланской - Незримый фронт
— Дня три назад. Мы поссорились в тот день и больше она не заходила.
— Почему поссорились?
Наташа замялась.
— Так, ничего особенного.
— Наташа!!
— Она мне предложила, чтобы я… одеколон с фабрики вынесла. А она продаст — у нее парикмахер знакомый. Я стала ее стыдить, ну и… поругались.
— Где вы с ней познакомились?
— На танцах. В Мраморном зале.
— Часто она там бывает.
— Всегда.
— Знаете что, Наташа? Мне пришла в голову замечательная идея. Поедем сейчас танцевать. Там ведь до трех эта шарманка работает?
Наташа замахала руками.
— Да что вы! Ведь я прямо с фабрики.
— И я от станка. Мы не надолго. Сейчас вызову машину и слетаем. Два тура пройдемся и обратно.
Филиппов вскочил, сбегал в переднюю за пальто, и Наташа не успела опомниться, как они уже были на улице.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Несколько раз за время расследования убийства на Мойке то у Соколова, то у Сурина и Филиппова возникало чувство уверенности в близком успехе. Но только теперь это чувство проявилось у всех троих. С каждым часом оно становилось прочнее.
Вначале, когда Сурин узнал о неожиданном приходе Гуровой и о появлении серег с рубинами, он вскочил и перебил Соколова.
— Я же говорил, что ее давно следовало посадить!
Соколов переждал вспышку возмущения и спросил:
— Можно продолжать, Глеб Максимович? Так вот, положила она серьги и говорит: «Спасите меня!». Зубов успокаивает ее и просит рассказать, что случилось. Начала она со свекрови. В тот вечер, когда произошло ее примирение с Бондаревой, старушка так растрогалась, что подарила ей эти серьги. «Я их получила от своего отца и мечтала передать своей дочери. Но дочери у меня нет. Ты — моя дочь. Возьми и помни, что у тебя есть мать».
— А почему Гурова раньше молчала?
— С тобой хорошо горчицу есть — ты прямо изо рта хватаешь. Потерпи, все узнаешь. Этот же вопрос задал ей Зубов. Почему, спрашивает, вы не упомянули о серьгах, когда осматривали с Соколовым вещи на квартире? Она отвечает, что разговор тогда шел только о похищенных вещах, а серьги похищены не были. Она и решила, что воспоминание об этом подарке — ее глубоко личное дело, не имеющее для следствия никакого интереса.
— А почему она мямлила, когда речь шла о вазе с ее отпечатками?
— И это объяснила. Коробочка с серьгами лежала в вазе вместе с облигациями. Бондарева велела ей достать вазу и вынуть оттуда коробочку. Потом она поставила вазу на место. Старушка примерила ей серьги и подарила.
— Значит, про печенье она придумала?
— Придумала.
— А чего же она вчера прибежала?
— Вот здесь-то вся трагедия и начинается. Все эти дни муж ее ходил расстроенный. Вчера она пришла со службы, и он встретил ее бледный от ярости. В ее туалете Бондарев нашел эти серьги, держит их в руках и спрашивает: «Откуда?!» Она ему все рассказала. А он не поверил. Можешь себе представить, что там разыгралось?! Кончилось это тем, что муж приказал жене немедленно отнести серьги в милицию, а сам взял чемодан и уехал на аэродром.
— Значит, муж не поверил, а Зубов поверил?
— Да, мы поверили. И не в том дело, что поверили. Просто мы больше знаем, чем ее муж. Зубов ей так и сказал: «Доказать вашу невиновность мы можем только одним путем — найти настоящих убийц. Обещаю вам, что мы их найдем в ближайшие дни. Постарайтесь успокоиться. Мы вернем вам вашего мужа». Отдал ей серьги и на своей машине отправил домой.
— Так и сказал: «в ближайшие дни найдем»?
Соколов понял недоумение Сурина. Им еще никогда не приходилось слышать, чтобы Зубов давал посторонним лицам такие обещания.
— Так и сказал.
— А где их искать, он заодно не сказал?
— Где? Тебе это лучше известно, чем кому бы то ни было. С сегодняшнего дня разрабатываем до победного конца только одну версию: «Владислав Кастальский и его друзья».
Соколов сообщил об анонимном звонке и о последних распоряжениях Зубова.
— Филиппов ищет эту женщину. Он недавно звонил: ее имя и приметы ему уже известны. Ты запроси экспедицию о дне приезда Кастальского и, если нужно, выедешь на место. Я займусь Жоржем.
2В осветительном цехе киностудии, где работал Кастальский до отъезда в экспедицию, многие хорошо помнили Владика. Разные люди отвечали Соколову примерно одно и то же:
— Был работничек, не знали, как избавиться. Лодырь. Прогульщик.
Со смехом вспоминали его пиджаки, усики, блатные словечки.
Известен был здесь и Жорж.
— Дружок его? Жора? У проходной его видел, — вспомнил бригадир осветителей. — Два сапога пара…
— Фамилии его не знаете?
— А на кой мне чорт его фамилия?
— Он артист?
Стоявшие кругом рабочие рассмеялись.
— На ножницах играет. Парикмахер он. На Невском работает. Я у него раз был. За десять минут двенадцать рублей с меня стриганул. Я ему говорю, все мои волосы того не стоят, а он уже кричит: «следующий!»
В Управлении Соколов застал Сурина. Ни слова не говоря, Глеб протянул ему служебную телеграмму.
«На ваш запрос сообщаю. Владислав Кастальский прибыл место работы третьего мая, опозданием на четыре дня».
— Зубов, как в воду смотрел, — сказал Соколов.
— Точно! Значит, этот Владик был в Ленинграде в день происшествия и потом еще три дня. Уехал он в ночь на первое.
— Мать соврала?
— Может соврала, а может ее сынок надул и кочевал в другом месте. Собственно, сейчас это уже значения не имеет. Я думаю, сегодня же мне нужно выехать на Кольский полуостров.
— Собирайся в дорогу. Доложу только Василию Лукичу.
У полковника Соколов задержался недолго.
— Отставить поездку, — сказал он Сурину. — Дадим команду местным органам за ним присмотреть. А ты займись выяснением всей биографии Кастальского со дня его рождения.
3Филиппов успел поспать целых пять часов и явился свежим и румяным, как всегда. Он один умел весело докладывать даже о неудачах.
— Сгинула! Исчезла, утопая в сияньи голубого дня.
— В стихах будешь докладывать Зубову, — оборвал его Соколов, — а нам расскажи прозой.
— Могу и прозой. Зовут ее Марго. Полная блондинка среднего роста, у левого уха родинка. Танцует. Живет где-то на Выборгской. Была приятельницей дочки вахтера — Наташи. Заходила к ним. Была и в тот день, когда принесли повестку с вызовом Кулькова в Управление. Уговаривала Наташу красть на фабрике одеколон. Есть у нее знакомый парикмахер. Имя неизвестно. Есть и другой друг, партнер по танцам. — Филиппов обернулся к Сурину. — Как приятеля Кастальского зовут?
— Жорж.
— И друг этой Марго тоже Жорж. Приметы сходятся. Полагаю, что это один и тот же фрукт.
Все помолчали, словно взвешивая ценность этого открытия. Соколов потер от удовольствия руки и тепло взглянул на своих соратников.
— Вот, когда сошлось, братцы! Вся троица налицо — двое мужчин и одна женщина. Все, как на картине. Найти Марго и вся шайка в руках.
— А Жорж? — спросил Филиппов.
— Работает в парикмахерской на Невском. Сегодня будет стричь и брить в вечернюю смену.
— Значит, он и есть партнер по танцам. Это для него Марго одеколон доставала…
— Для него, — согласился Соколов. — Давайте восстановим ход событий. Глеб побывал у Кастальской. Это стало известно Жоржу, и он дрогнул. Посоветовался с Марго. Она вспомнила повестку, которую видела у отца Наташи, и подумала, что Кульков под подозрением. Решили пойти на рискованный вариант телефонного доноса. В повестке было указано: «явиться к Соколову». В бюро пропусков Марго узнала мой телефон и позвонила, чтобы направить нас на ложный след и увести подальше от квартиры Кастальского. Для пущей убедительности она подбрасывает Наташе похищенные чулки. После этого ей уже опасно оставаться вблизи семьи Кульковых и она, конечно, исчезает. На Выборгской стороне ты ее, Юрий, не ищи. Вероятней всего она переехала в другой район города, к кому-нибудь из своих друзей.
Соколов взял чистый лист бумаги и встряхнул свое вечное перо.
— Такова ситуация. Теперь нужно точненько и аккуратно разработать план заключительных операций.
Нелегкое дело найти и схватить преступника. Но еще труднее бывает уличить его, доказать его вину. Никакой прокурор не дал бы санкции на арест и никакой судья не взялся бы судить Владислава Кастальского и его приятелей на основании тех улик, которыми располагала оперативная группа.
По существу пока никаких улик не было. Опоздание Кастальского — это еще не преступление. Звонок некой женщины? Доказать, что звонила именно Марго просто невозможно. Подкинутые чулки? Кто возьмется доказывать, что они похищены в доме на Мойке и подброшены участниками убийства?
У разведчиков милиции была только твердая убежденность в виновности этой группы. Но на весах правосудия для эмоций и логических построений отведено очень мало места. Нужны факты, нужны убедительные, неопровержимые улики. На поиске таких улик сосредоточилась теперь вся энергия оперативных работников.
