Петр Галицкий - Цена Шагала
— Да нет, ты не волнуйся, он, конечно, убивал меня не сам. Он всего лишь заказчик, денежный мешок, весьма приличный во всех отношениях человек, снаружи, по крайней мере. Я хочу не просто поговорить с ним, я хочу отобрать то, что ему не принадлежит.
— Может быть, ты наконец скажешь, что это? — спросила Люси.
— Бог с тобой, — решился Сорин, — скажу. Это картины. Очень известные русские художники: Шагал, Кандинский…
— Неужели? Я прекрасно знаю эти имена. Они же стоят огромных денег!
— Вот именно. Теперь ты понимаешь, зачем эти господа с таким удовольствием вонзили мне что-то в печень. Насколько я понимаю, здесь речь идет не о десятках и даже не о сотнях тысяч: игра на миллионы.
— Вероятно, так, — согласилась Люси.
— Так вот. Я хочу получить свои картины обратно. К тому же деньги мои почти на исходе, а будущее — весьма туманно, поэтому, как ты понимаешь, я хочу себя обеспечить. Думаю, что я имею на это право, пережив погони и практически собственную смерть.
— Дело не в том, на что ты имеешь право, — прервала его девушка, — а в том, как ты собираешься получить все обратно. Прости меня, ты, конечно, замечательный мужчина, но на то, чтобы физически противостоять бандитам с ножами и пистолетами, у тебя сил явно не хватит.
— Об этом и не идет речи, — ответил Андрей. — Конечно, счастьем было бы обрести помощника, но тебя я ввязывать в это не могу, да ты и не помощник.
— Как сказать, — задумчиво протянула Люси. — Знаешь что, у меня есть приятель, серб, ну, когда-то, скажем, он был моим приятелем, теперь мы просто друзья. Так вот, он вообще авантюрный по складу человек. Я думаю, что за небольшой процент он легко согласился бы помочь тебе.
— Мне не хотелось бы связываться с посторонними, — отрезал Сорин.
— Я же тебе не посторонняя.
— Ты — нет. А твой приятель серб… Кстати, откуда в Англии сербы?
— Не волнуйся, он здесь вполне законно, он получил право на работу и жительство, в Англии живет довольно давно — лет шесть, уехал еще до войны. И поверь мне — очаровательный человек, я могу за него поручиться.
— И что, по-твоему, он способен убить какого-нибудь громилу?
— О, за это ты можешь не беспокоиться, — улыбнулась Люси. — Он очень долго занимался у-шу. У него какой-то там дан, или как это называется.
— О, это человек серьезный, — заинтересовался Андрей.
— Вот-вот. Так что насчет побить — за ним дело не станет. Вообще, у него взрывной характер.
— А если придется сражаться насмерть?
— Я думаю, что, подогретый деньгами, он вполне сможет сделать и это.
— Сколько же, ты считаешь, я должен ему пообещать?
— Ты же сам сказал, что речь идет о миллионах.
— Но их еще надо получить.
— Тебя никто и не торопит.
— Так все же, — нахмурился Сорин.
— Я думаю, что ста тысяч фунтов будет вполне достаточно.
— А он потом не подумает, что лучше заиметь все, а не сто тысяч фунтов?
— Об этом позабочусь я, — ответила Люси.
— О’кей, сделаем так, — взял инициативу в свои руки Андрей. — Ты нас знакомишь, ничего не объясняя. Говоришь просто о том, что твой приятель попал в беду, у него отобрали деньги — заметь, деньги, и ни в коем случае никаких картин, — деньги большие, и он готов отдать половину тому, кто поможет ему вернуть этот капитал. Понимаешь, половину. Эти сто тысяч должны быть просто манком. Они должны казаться ему огромной, ни с чем не сравнимой суммой.
— Можешь не объяснять, — обиделась девушка, — я все прекрасно понимаю. Продолжай.
— Ну, так вот. Ты все это ему скажешь, а о деталях я позабочусь сам. Да, не забудь упомянуть о том, что предприятие по возврату моих денег достаточно опасно и рискованно, вплоть до риска собственной жизнью.
— Я прекрасно понимаю. Я все это ему скажу.
— Отлично. Тогда когда и где мы встретимся?
— Давай сделаем так, — сказала Люси. — Я сейчас отправлюсь домой, где-нибудь часов в пять дня позвоню тебе в отель. Будь, пожалуйста, в номере.
— Естественно, — сказал Сорин. — Только прошу тебя, не говори ему мое имя, адрес и номер телефона. Вообще, я думаю, встречу с ним надо устроить где-нибудь на нейтральной территории, скажем, в каком-нибудь пабе.
— Прекрасно. Я знаю чудный паб в Ковент-гардене.
— Где это?
— Практически напротив Национальной галереи.
— На другой стороне Черринг-кросс?
— Да-да, именно. Сейчас я тебе нарисую.
Она резво вскочила с кровати, взяла листочек бумажки, ручку и быстро набросала довольно четкий и ясный план.
— Итак, в пять я тебе звоню, и ты сразу выезжаешь. Встретимся вот здесь, у входа, — и она ткнула пальцем в нарисованную схему.
— Хорошо. Думаю, что я найду, — ответил Андрей.
— Тогда я буду одеваться.
И она прошмыгнула в ванную, довольно быстро приняла душ, натянула на себя нехитрую одежонку, чмокнула Сорина в нос, улыбнулась и скрылась за дверью.
И только когда она ушла и шаги ее перестали быть слышны в коридоре, в мозгу Сорина зашевелился червь сомнения. «Черт возьми, что я сделал, — сказал сам себе Андрей. — Как я мог так довериться совершенно постороннему человеку, которого я и вижу второй раз в жизни». — «Но ведь она тебе нравится?» — прошелестел в голове внутренний голос. «Конечно, нравится». — «Ты, кажется, даже влюбился?» — «Вполне возможно. Вопрос не в этом: влюбилась ли она в меня? И почему она так легко пошла на контакт и доверие?» — «Всюду тебе мерещатся какие-то шпионы», — обиделся внутренний голос. «Видишь ли, мне пришлось довольно много пережить, и остатки идеализма давно растаяли в моей душе». — «А вот это глупо, — парировал внутренний голос. — Чудеса случаются. Их не надо ждать, но в них надо верить. Мне кажется, что девушка тебя не обманывает и вряд ли вообще когда-нибудь обманет». — «Поживем — увидим», — сказал Сорин, повернулся на бок и закрыл глаза.
— Ну вот, Виталий Сергеевич, — сказал Василий Семенович Трегубец, удобно расположившись на диване напротив вздрагивающего на стуле Токарева. — Дела наши с вами весьма прискорбны. Попытаюсь обрисовать вам ситуацию. Буквально пару дней назад ваша довольно скромная персона попала в поле моего внимания. Собственно, даже не моего, а моего высокого начальника. Фамилия его вам не интересна, да и к делу это не относится. Так вот, он, начальник, попросил меня поинтересоваться, кто есть такой Виталий Сергеевич Токарев, зачем он живет на белом свете, с кем дружит, чем занимается. Да вот, понимаете ли, какая закавыка произошла. В процессе изучения вашей, скажем, далеко не безгрешной, но вполне светлой, жизни наткнулся я на имя, которое, к сожалению, хорошо мне знакомо и, насколько я понимаю, знакомо и вам. Речь идет об Андрее Сорине.
Дело в том, что некоторое время назад я внимательно следил за передвижениями этого молодого человека по нашей столице. А потом, поди ж ты, утерял его из виду. Более того, скажу, поиски этого гражданина вышли мне боком. Я был понижен в должности за не вовремя проявленный интерес и вообще, как говаривали ранее, претерпел по службе. Однако для себя выяснил кое-что интересное. Во-первых, этот самый Сорин не просто так мечется по городу, а от кого-то бегает. Во-вторых, он бегает потому, что в его руки попала, или попали, какие-то чрезвычайно ценные предметы. Подозреваю я, что связаны они с искусством. Причем заметьте: попали они к нему не по наследству, ни в виде дара, а так, чисто случайно, дуриком. Так вот, на эти самые предметы кто-то имеет очень серьезные виды, и этот кто-то, как я уже много раз успел убедиться, человек весьма недружелюбный и с большими связями. Сорина вашего он, видимо, не нашел, равно как и ценности, которые ему принадлежат или которые он так хочет приобрести. Но, не найдя Сорина, он каким-то боком — сие мне неведомо — вышел на вас и попросил моего начальника, чтобы я установил, где вы обретаетесь и как вы с Сориным связаны. Просчитывая ситуацию и опираясь на свой довольно богатый жизненный опыт, я подозреваю, что после того, как оный господин встретится с вами, жить вам останется хорошо если минут двадцать. Нет, о Сорине вы ему, конечно, расскажите, но здоровья вашего это не спасет. А посему бросим ломать комедию и честно друг другу расскажем, что происходит и почему. Ваше слово, Виталий Сергеевич!
В процессе этого монолога Виталий ерзал, ломал тонкие паучьи пальцы, но не проронил ни слова. И теперь, когда ему предоставили возможность говорить, он вдруг как сорвался с цепи.
— Что — я, почему — я, — затараторил Виталик. — Ну, подумаешь, помог другу, ко мне мой старый школьный друг обратился, почему не помочь? Странно было бы, если б я ему отказал. Прелестный парень. Ну, свел его с одним человечком, договорился: ну и что, подумаешь! Никаких криминальных дел я не совершал и совершать не собираюсь…
— Оставим в стороне вашу незапятнанную репутацию, — перебил Токарева Трегубец. — Говорите по делу.
