Крейг Макдоналд - Убить Хемингуэя
– Но наверняка Папа сделал это сам? – прочирикала Ханна, улыбаясь и пожимая плечами.
Но Ричард не улыбнулся. Профессор Полсон ушел, не попрощавшись.
Зазвонил телефон, испугав ее.
– Алло?
Голос был хриплым, скорее женским.
– Скажи своему мужу, чтобы отступился. Слышишь? Скажи Ричарду, чтобы все бросил и отправлялся к чертовой матери домой.
Она нахмурилась, прислушиваясь к тяжелому дыханию в трубке. Сердце бешено колотилось.
Что это может означать, милостивый боже?
Ханна вспомнила незнакомца, который наблюдал за ними в ресторане, ехал за ними до гостиницы, ждал на парковке напротив их двери.
Но ей не удавалось соединить голос и лицо.
На другом конце была женщина, Ханна почти была в этом уверена, и эта женщина была выпивохой и курила по три пачки в день. Пока Ханна решала, повесить трубку или пригрозить пожаловаться оператору, голос сказал:
– Отправляйтесь домой, или вас отправят туда в ящике.
9. Утерянная глава
Этот роман легко в сторону не отодвинешь. Его надо отбросить с силой.
– Дороти Паркер[13]Зто страшная дыра, я знаю, но спасибо, что встретились со мной здесь, – сказал Гектор. – Гостиница кишмя кишит вашими будущими коллегами.
– Вам, наверное, кажется, что вы в аду, Гектор. – Декстер Иванс был специалист по Хемингуэю из СевероЗападного университета. Он отпил глоток пива и оглядел мрачный интерьер занюханного кетчумского кабака. – Никто из моих коллег здесь не бывал, – заметил профессор.
– Вот именно, – сказал Гектор. – Никаких ученых, жующих лепешки и рассуждающих о смерти романа или смерти писателя… или еще о какой-то ерунде вроде «случайного повествования», что бы это ни означало. Они так много говорят, что удивительно, как у них остается время что-нибудь писать. Я не большой поклонник старины Фроста[14], но Боб кое-что сказал, показавшееся мне занимательным для поэта. Он сказал: «Разговоры – это шланг во дворе, а писательство – вентиль наверху в доме. Откроешь первый – снимешь напряжение со второго». Он был прав, старина Боб. Но этот притон – место, где я могу писать, и никто из ваших приятелей не будет спрашивать меня про Ки-Уэст или о Геллхорн и Мадриде.
– Так тяжко?
– Этому конца-края нет, – уныло признался Гектор. – Ужасно. Но как я вам обещал, Декс, вы услышите мои воспоминания о Хемингуэе, и только вы получите разрешение на их публикацию. Я имею в виду, помимо того, что я наговорю в своей так называемой основной речи.
– Вы уже написали эту речь, Гек?
– У меня еще есть пара дней, могу потянуть. Работаю.
– Не терпится услышать, что вы собираетесь сказать.
– Мне тоже не терпится.
– Вы хорошо выглядите, Гек. Лучше, чем в последние годы.
Гектор улыбнулся:
– Говорят, звезды светят ярче, перед тем как потухнуть. И когда это мы с вами в последний раз пересекались?
– В ноябре тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.
– Ну, пятьдесят девятый был для меня очень плохим годом. Пятьдесят восьмой тоже. Черт, а пятьдесят седьмой был просто ужасным.
Декстер сжал руку Гектора:
– Ладно, забудьте то, что я вам сказал несколько секунд назад. Вон тот моложавый парень в костюме. Он здесь как белая ворона. Вполне может быть из ученых.
– Только не с такой стрижкой и покроем костюма, – возразил Гектор. – Я его знаю. Он мой собственный хвост от ФБР. Называется Эндрю Лэнгли. Мы иногда болтаем. Вернее, я с ним разговариваю. Он делает вид, что не слышит меня. У него, у этого Энди, совсем нет чувства юмора.
Декстер с трудом сглотнул:
– ФБР? В самом деле?
– Угу.
– Вы же никогда не лезли в политику, Гек. Более того, вы скорее считались консерватором. Зачем ФБР за вами следить?
– Черт, а почему они за всеми нами следят? Но именно так они и поступают… следят за Стейнбеком, Томасом Манном и десятками других. Затем была эта история в пятьдесят восьмом, которая привлекла ко мне официальное и пристальное внимание. Кое-что произошло в Нашвилле, затем широко распространилось. Но об этом в другой раз. – Гектор отпил глоток из своего стакана и сказал: – Слушайте, Декс, я хотел с вами встретиться из-за…
– Якобы существующих рукописей, – перебил Декстер. – Si?
– Si. В чем дело? В чем суть, как говорил Хем?
– Не ясно. Карлоса называют официальным биографом.
– Я слышал, – сказал Гектор. – Все будет компетентно, но невыразительно. Полагаю, именно поэтому Мэри его и выбрала – никаких сюрпризов.
– Точно. Карлос как раз получает доступ к тому, что осталось после смерти. Цитировать оттуда он не может, но имеет право высказать общее впечатление, слегка суммировать.
– Хем действительно написал книгу обо мне?
– Он действительно собирался написать книгу о вас. Насколько я могу судить по тому, чем он со мной поделился, рукопись, если таковая существует, пока не всплыла. Рабочее название «Все вещи в труде».
Гектор нахмурился:
– Не соблазнительно. И что-то напоминает. Откуда это?
– Библия, – ответил Декстер. – Екклесиаст. Тот же абзац, откуда Хем взял свое «И восходит солнце».
– Звучит хреново.
Декстер поднял свой стакан с пивом:
– Менкен[15] сказал: «Разлагающийся герой – почва для огромной массы гениальной художественной литературы».
Гектор фыркнул:
– Интересно, как бы этот мудила Менк прореагировал, если бы кто-нибудь написал роман о Менкене в стадии разложения. Господи!
– Да не волнуйтесь, Гектор. Рукопись ведь не всплыла. Мы знаем о намерении Хема только по заметкам на рукописи главы о вас, которую он написал для книги «Праздник, который всегда с тобой».
Гектор едва не подавился глотком виски:
– Что? Когда мы с вами в прошлый раз разговаривали, эта глава была лишь пустым слухом. Она действительно существует?
– Я ее видел. И читал.
– Бог мой, Декс, мне необходимо ее видеть. Прочитать. Что в ней?
– Ничего ругательного… скорее зловещая. Затравка для романа, так можно сказать. Ничего порочащего вашу репутацию. Ничего такого, из-за чего вы могли бы подать в суд. Как вы знаете, всем героям «Праздника, который всегда с тобой» досталось, но этот скетч скорее доброжелательный. Если он попадет в печать, вы будете выглядеть вполне положительно.
Гектор покачал головой:
– «Вполне положительно». Он «вполне положительно» пырнул ножом Скотта… Доса… беднягу Форда. Мне необходимо видеть эту главу обо мне. Черт, я имею на это право.
– Не уверен, что миссис Хемингуэй согласится. Мэри твердит, что у нее еще на антологию всего ненапечатанного. Неоконченного, не вошедшего в сборники. Отрывки и все такое. Как раз подойдет.
– Как мне связаться с Карлосом?
Декстер покачал головой:
– Он никогда вам ее не покажет, Гектор. Он связан столькими ограничениями и запрещениями, а также юридическими запретами касательно официальной биографии, он не станет рисковать и показывать вам экземпляр. И он не сделает этого ни при каких обстоятельствах. Слишком мнит о себе.
– Блеск.
– Но, к счастью, у меня имеется фотокопия. Я дам ее вам при условии, что вы никогда не признаетесь, что она у вас побывала, и немедленно уничтожите после прочтения.
Гектор зло усмехнулся:
– Последнее я могу гарантировать.
Декстер подмигнул и подвинул к нему сложенный вдвое конверт, который достал из кармана своего пиджака:
– Получайте.
Гектор схватил конверт.
– Вы настоящий принц среди ученых, – сказал Гектор.
– Кто же теперь так скуп на похвалу? – Декстер снова приложился к пиву. – Прочитаете потом, хорошо? Где-нибудь, где потом сможете ее сжечь. А то еще перепьете и забудете здесь.
– Не дождетесь.
– Материал довольно лаконичный, как большинство скетчей к книге «Праздник, который всегда с тобой», но не лишен интереса, – сказал Декстер, облизывая с губ пивную пену. – Самое интересное на полях. Там как раз заметки для романа о вас, который Хем собирался написать. Безумные вещи. Наверное, у Хемингуэя в конце действительно было с головкой плохо.
– Да? И в чем суть?
Декстер криво улыбнулся и с сомнением покачал головой:
– Кое-что о вас, Хеме и тех убийствах, связанных с сюрреалистской живописью и фотографией.
Гектор почувствовал, как похолодела спина. Гектор писал именно эту книгу, только он называл ее «Торос и Торсос». И писал Гектор этот «роман», чтобы защитить себя и отомстить.
– Вы можете в это поверить? – сказал Декстер. – Я хочу сказать, что с точки зрения концепции это выглядит полным безумием.
Гектор пожевал губу и с трудом улыбнулся:
– Точно, черт побери.
Вернувшись в Сан-Вэлли-Лодж, Гектор пошел в гостиную, собираясь выпить и прочитать главу, которую Хем написал о нем.
Внезапно он затормозил. За угловым столиком сидели двое мужчин, погруженные в разговор. Один был ученый, которого Гектор видел накануне, тот самый, которому он придержал дверь, когда тот входил с хорошенькой беременной женой-блондинкой.
