Фридрих Незнанский - Свиданий не будет
– Кто это – Ниппель?
– Вроде бугра аэропортовского. Но аэропорт для него это так – просто чтобы мужики не борзели и не пытались деньгу без присмотра сшибать.
– А лицензии на извоз? Может, их взять, вместо того чтобы Ниппелю платить? – немного сыграл в наивность Гордеев.
– Кто с ними возиться будет? У нас же не Москва! Мужик может заработать от случая к случаю, так ему проще Ниппелю заплатить. Только и Ниппель шестерка.
– А кто же семерка, валет, туз? – полушутливо спросил Гордеев и напрягся. Впереди на обочине стояла «Волга», а возле нее трое, один из которых – угрюмый «качок», подходивший к ним в аэропорту.
Белых «Жигулей» не было.
– Узнаете? Наши знакомые, – спросил Юрий, не ответив на вопрос про туза.
– Узнаю, – пробормотал Гордеев.
Они проехали мимо «Волги», мелькнули лица «качков», которые осклабились, глядя на них, затем уселись в машину – и прежний порядок движения восстановился.
Автомобиль уже ехал по окраинным улицам.
– Куда все-таки рулить? – спросил Юрий, слышавший разговор Гордеева с милиционерами. – В арбитраж, что ли?
«Нет-нет, в прокуратуру», – хотел сказать Гордеев, но передумал, бросив взгляд на часы.
– А вы знаете, где арбитраж? – спросил он.
– Я коренной булавинец, – сказал Юрий с не меньшей гордостью, чем произносят слова «коренной москвич». – Спросили бы меня сразу.
– Тогда поехали сперва в арбитраж.
На улицах города «Волга» то ли отстала, то ли прекратила преследование, и Гордеев смог оценить слова Лиды: действительно, центр Булавинска был хорош своей спокойной, провинциальной красотой, сохранившей черты вековой застройки. Вот и арбитраж помещался в трехэтажном здании, напоминающем архитектурой старую гимназию.
Машин возле него было мало.
Грузовичок «Газель» и «Жигули».
Белого цвета.
Владельцев последнего автомобиля не было видно. Но их физиономии для Гордеева пока были неинтересны. Главное, что номер на этих «Жигулях» совпадал с тем, который был на «Жигулях» из непрошеного эскорта.
– Знаете, Юра, – сказал Гордеев. – Я раздумал. Везите нас прямо в прокуратуру.
Пожав плечами, терпеливый водитель стал молча разворачиваться на неширокой улице.
Глава 7. СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
Активист находился здесь же…
А. Платонов. КотлованКогда прощались с тезкой, Юрий Петрович попытался сунуть ему пятьдесят тысяч. Тот замахал руками и наотрез отказался взять деньги, несмотря на все увещевания Гордеева и ссылки на стечение обстоятельств.
– Нет-нет, – повторял Юрий. – Зарабатываю и так. А стечение обстоятельств какое-то очень особенное у вас получается. Так что эти деньги вам еще пригодятся.
– Что вы имеете в виду?
– Ну вот тебе! А еще в прокуратуру едете! «Волга» эта, которая за нами кралась, здесь, рядом стоит.
– Где? – Гордеев завертел головой.
– В двух шагах. Сидят скалятся.
– Лида, вы видели? – спросил Гордеев у дочери адвоката.
– Не заметила, – растерянно ответила девушка.
Выяснилось, что в тот момент, когда Гордеев наклонился и завязывал на кроссовке шнурок (он ведь был в городе впервые и не знал, что они подъезжают к зданию прокуратуры), за окном промелькнула уже надоевшая «Волга». Она стояла за полквартала от прокуратуры, в переулке.
– Ну хорошо. – Гордеев спрятал купюру. – Однако я причинил вам немало хлопот, и теперь, видя все это, опасаюсь, что еще не конец.
– А что они мне, работяге, сделают? – беспечно спросил Юрий.
– Надеюсь, что ничего. Однако, если будут какие-то проблемы, вы можете позвонить… Можно, Лида?
– Конечно. – Она достала из сумочки записную книжку, выдернула из нее листок и написала номер. – Вот мой домашний телефон. – И прибавила: – У меня папа – адвокат, может, слышали – Андреев его… наша фамилия.
Юрий хмыкнул:
– Извините, но, к счастью, не слышал. Не доводилось мне пока дела с адвокатами иметь.
– Ну, и не имейте с ними никаких вынужденных дел, – протянул ему руку на прощание Гордеев. – А в дружеской обстановке я с удовольствием выпил бы с вами кружку-другую пива. Или чего покрепче.
– Приведется, так выпьем, – серьезно сказал Юрий и вылез из машины, чтобы помочь своему беспокойному пассажиру и его спутнице выгрузить чемоданы.
В прокуратуре было пустынно. Гордеев представился постовому милиционеру и попросил встречи с кем-либо из руководства прокуратуры.
Нельзя сказать, что милиционер проявил в ответ достаточное рвение. Для начала он напомнил Гордееву, что сегодня пятница и рабочая неделя заканчивается.
– Я знаю, – сказал Юрий Петрович. – Однако хотя бы в силу ваших служебных обязанностей вы должны понимать, что человеку в заключении не все равно, когда он выйдет на свободу – в пятницу или в понедельник.
Невзрачный милиционер преобразился. Было понятно, что он хорошо понимал цену каждой минуты в тюремной камере.
– Допустим, – сказал он. – Но если вы думаете, что гостям из Москвы все можно, то ошибаетесь. У нас здесь…
Он не договорил.
– Я не гость здесь, а вы не у себя дома, а на рабочем месте, – жестко сказал Гордеев. – Я приехал к своему подзащитному и прошу незамедлительно дать мне возможность встретиться или с руководством, или со следователем, который ведет дело моего подзащитного.
Милиционер посмотрел на господина адвоката взглядом, постаравшись сделать его стальным, но не стал продолжать препирательства, а, проверив документы, отправил Гордеева и Лиду в кабинет к старшему следователю Кочерову. Поскольку в летнее время гардероб не работал, чемоданы приезжим пришлось оставить около милицейской вахты. «Что-то еще или то же самое они, конечно, могут мне подсунуть, – подумал Гордеев, – да, может быть, это и к лучшему: первый-то пакетик у Грязнова». За Лидин чемодан не опасался: он по-прежнему был в домодедовской упаковке, настолько нелепой, что незаметно нарушить ее было невозможно.
Старший следователь городской прокуратуры Кочеров встретил их, сидя за пустым столом и пошевеливая сплетенными пальцами рук, которые он вытянул перед собой. Казалось, он ожидал того момента, когда перед ним появятся московские визитеры.
Кочеров привстал в кресле, поздоровался, предложил сесть. Это был довольно высокий, худощавый человек с желтовато-бледным лицом, к особым приметам которого явно относились выдающиеся скулы и серые глаза навыкате.
Гордеев представился, объяснил, кто Лида.
Кочеров махнул рукой:
– Не надо долгих рассказов! У нас не Москва ваша, где преступление на преступлении, так что все притерпелись и внимания не обращают…
Гордеев хотел высказать свое отношение к этой своеобразной оценке криминальной ситуации в столице, но Кочеров продолжал, приняв в своем кресле свободную позу:
– Дело Андреева стало для нашего города довольно громким, если не сказать – сенсационным делом. Булавинск – это не мегаполис какой-нибудь, чтобы можно было скрыть. Люди потрясены: преступное сообщество пытается пролезть даже в судебную систему! Подкупив судью, хочет денежным тараном нанести удар по Фемиде!
Лида всхлипнула.
Гордеев быстро взглянул на нее и перевел взгляд, в котором закипал гнев, на Кочерова.
– Извините, товарищ Кочеров, я прерву вас! Вы не назвали свое имя-отчество.
– Мое имя-отчество – старший следователь Булавинской городской прокуратуры Кочеров, – сказал он, явно рисуясь и, возможно, подражая кому-то. – Но если вам это необходимо, то меня зовут Игорь Вадимович.
– Так вот, Игорь Вадимович, не смешивайте, пожалуйста, лекции по линии общества «Знание», которые вам известны, вероятно, лучше, чем мне, с профессиональным разговором. Мне, надеюсь, не надо перенимать у вас лекторскую эстафету и в рамках юридического ликбеза разъяснять вам, чем подозреваемый отличается от обвиняемого, а обвиняемый – от подсудимого или осужденного.
Бледнолицый Кочеров покраснел. Но явно не от стыда.
Гордеев, говоря о хорошем знакомстве Кочерова с обществом «Знание», имел в виду лишь то, что Игорь Вадимович был по виду на несколько лет старше Юрия Петровича, а значит, и о замечательном создании советской эпохи – обществе «Знание», действовавшем повсюду, у него были более обширные воспоминания. А мужчины, полагал Гордеев, к счастью, не переняли еще у прекрасного пола обыкновение изображать жеманное смущение или шутливое негодование при разговорах о возрасте.
Однако Кочеров действительно ярился не из-за этого. Это перестроечные ветры занесли его в прокуратуру. А начинал-то он свою карьеру в областном управлении КГБ, куда как активный комсомолец был направлен вскоре после окончания исторического факультета Усть-Басаргинского университета. Оперативник из него был никудышный, людей он, откровенно говоря, побаивался, но, получив власть, воодушевился. Любимым его занятием как раз были выступления с разъяснительными лекциями перед населением, где пустословное краснобайство Кочерова представало поистине образчиком какого-то странного искусства.
