Леонид Сапожников - Цепь
Она уже пришла в себя, и мы снова топчемся на отведенных нам квадратных сантиметрах.
— Что вы хотите узнать от меня о Зикене?
— Он вам нравится?
— А вы его видели?
— Нет. А что?
— Ничего… Я не выйду замуж за хулигана.
— Он предлагал вам выйти за него замуж?
— Сколько раз!..
— Вы вместе с Зикеном учились в школе?
— Да.
— Кто у вас преподавал историю?
— Святослав Павлович Клычев.
— Это тот Клычев, который погиб?
— Да. Какой ужас — сгорел в собственном доме!..
— Вы любили своего преподавателя?
— Конечно! Он так рассказывал!.. Девчонки даже плакали…
— Как он учился? Зикен, конечно. По истории?
— Очень хорошо. Святослав Павлович его часто хвалил.
— Вы бывали дома у своего учителя?
— Да. Очень часто. Он нас угощал яблоками, вишней. И кормил бешбармаком. Он варил его, как настоящий казах. А Зикен помогал.
— Вы знаете всех друзей Зикена?
— У него нет друзей. Собутыльники только.
— Можете мне их назвать?
— Всех?!
— Кого знаете…
— А зачем? Вы меня все время спрашиваете, но я тоже хочу знать, почему вы спрашиваете?
— Хорошо. Давайте лучше выйдем отсюда. Тут душно. А? Вам не хочется?
— Давайте! — с каким-то вызовом произнесла Мендыгуль.
Мы протискиваемся к выходу На улице после ресторанной духоты прохладно. “Весна” спряталась под защиту больших деревьев. На одной скамейке целуется парочка, на другой — вот-вот начнут целоваться..
Мы идем по дорожке, находим свободную скамейку и садимся.
— Вам холодно, Мендыгуль?
— Да, что-то знобит.
— Накиньте на плечи мой пиджак…
— Спасибо.
— Мендыгуль, я думаю, что наш разговор останется втайне?
— Если так нужно..
— Да, Мендыгуль, так нужно. Скажите, скажите, когда вы узнали о смерти Святослава Павловича?
— Когда?.. Пятого июня. Рано утром. У нас был воскресник Я прихожу, а он уже сидит на ступеньках.
— Кто “он”?
— Как кто? Зикен же! Увидел меня, вскочил и как закричит: “Все, Мендыгуль! Все!..” Я его спрашиваю, что значит “все”, а он руками машет и кричит: “Все! Погиб Святослав Павлович…” Я увидела, что он уже с утра выпил, и прогнала его.
— Мендыгуль, а почему вы считаете Зикена хулиганом?
— Да потому, что он следит за мной и дерется с каждым кто за мной ухаживает… Знаете, я очень боюсь.
Чего она боится, я не успел узнать. Сильный удар по голове обрушился на меня, и последнее, что я запомнил были широко раскрытый в крике рот Мендыгуль и ее огромные глаза…
…Я открываю глаза и не могу понять где я и что со мной. Качаются верхушки деревьев. Склонились чьи-то лица. Уши заложило так, словно я лечу на большой высоте в самолете. Мой взгляд натыкается на что-то ослепительно красное. Я вдруг понимаю, что это рука человека с зияющей раной. Я перевожу глаза и вижу Колю Турина, который стоит около меня и правой рукой поддерживает свою левую руку.
Около него хлопочет женщина в белом халате, а Коля Турин сконфуженно улыбается.
Через несколько минут мне уже все известно. На меня напали. Двое. Одному удалось скрыться. Другого задержали. Сейчас его крепко держат за руки ребята Сенюшкина из комсомольского оперативного отряда.
Но почему у Коли Турина ранена рука?..
…Кажется, я окончательно пришел в себя. Ага, мы едем в машине. Я провожу рукой и натыкаюсь на чью-то руку.
— Лежите, лежите, — слышится ласковый голос.
Голос Мендыгуль Оразбаевой…
— Мы едем в рай? — весело кричу я.
— Что вы говорите, Виктор Николаевич? — склоняется она.
Ясно, это мне кажется, что я весело кричу, на самом деле я еле произношу что-то невнятное вслух.
— Что, Виктор Николаевич?
— Почему у Коли ранена рука? — шепчу я.
— Он выскочил первым из ресторана, когда я закричала… Его ударили ножом.
Вот вам и Коля Турин!.. Выходит, теперь я обязан ему по гроб жизнью? А ведь нож мог попасть и не в руку…
Врачи настаивают на нашей госпитализации. Я настаиваю на том, чтобы меня отвезли в гостиницу, Коля Турин, которого уже перевязали, согласен со мной. Нас двое против всех Но мы берем верх. А где Нина-Лина? Испугалась и убежала? Врачи сдаются. Через час мы с Колей Туриным и Мендыгуль уже в своем номере.
Еще через полчаса в номер вваливается майор Сенюшкин и говорит, что задержанный парень — это Зикен Бейсеев.
Мендыгуль Оразбаева краснеет и опускает голову…
11
— Я ведь и не хотела потому выходить, — виновато говорит Мендыгуль, — что видела Зикена и его приятеля. Они сидели за столиком по диагонали от нас. Слева.
Так, по диагонали, слева… Справа веселились офицеры, слева… Слева сидели два парня. Один — с копной рыжих волос — в пиджаке и ярком галстуке. Другой — черноволосый, в белой рубашке с расстегнутым воротником. Зикен Бейсеев,
— А как они вышли вслед за вами, это вы тоже видели? — раздраженно уточняет Сенюшкин.
Безусловно, он мало огорчится, когда я наконец уеду из Салтановска. Ему только недоставало. Чтобы меня и Колю Турина прикончили здесь!..
— Нет, — отрицательно качает головой Мендыгуль, — не видела. Но я чувствовала, что Зикен что-то замышляет. Я хотела предупредить Виктора Николаевича, но не успела.
— Хорошо что крикнуть хотя бы успела, — ворчит Михаил.
Коля Турин лежит в постели и пытается улыбаться, но я понимаю, что ему вовсе не хочется улыбаться. Вообще наш небольшой номер как-то сразу превратился в больничную палату.
— Ну вот что, — я смотрю на Михаила, перевожу взгляд на девушку, — спасибо вам, Мендыгуль. А сейчас идите домой. Не боитесь? Кстати, вы приятеля Зикена не знаете? Этого, рыжего?
— Нет. — Она выходит, и я спрашиваю у Сенюшкина:
— Машину не отпустил?
— Нет. А что?
— Где сейчас Зикен Бейсеев?
— В горотделе. Мать его уже прибегала.
— Мать на то и мать!..
— Всыпать бы ему, мерзавцу! Ты что, хочешь с ним встретиться сейчас?
Он правильно меня понял. С Зикеном необходимо говорить немедленно, пока он “тепленький”. Кто с ним был — тот, второй? Его нужно задержать. Вряд ли он, предполагая, что Зикен арестован, вернется домой и станет дожидаться нас Постарается исчезнуть. Может быть, укроется здесь же, в Салтановске. Не исключено, что уедет из города. Следовательно, от информации Бейсеева зависит очень много.
— Миша, — говорю я, — перекинемся вопросиками? — Я уже почти одет, осталось только взять пиджак — Коля, не скучайте, — бросаю я, и мы выходим из номера.
— Нет, — говорит Сенюшкин, семеня рядом со мной по коридору, — ночью он никуда не денется.
Как приятно разговаривать с майором Сенюшкиным: ну, читает человек мои мысли!..
— Ночью через Салтановск поезда не ходят и самолеты не летают, — продолжает Михаил. — А в машине он не рискнет. У нас посты ГАИ кругом. Где-нибудь здесь будет ночь отсиживать…
12
Допрос начал Сенюшкин.
— Фамилия, имя, отчество?
— Бейсеев Зикен Халилович.
— Год рождения, месяц, число?
— Тысяча девятьсот сорок первый, пятнадцатое января.
— Образование?
— Девять классов.
— Профессия?
— Шофер.
— Где вы работали последнее время водителем?
— В таксопарке и на почте.
— Сколько времени таксистом?
— Месяц.
— На почте?
— Месяц.
— Почему так мало?
— Не устраивала работа. Мало платили.
Сенюшкин бросает на меня взгляд. Мы договорились в машине, что по анкетным данным спрашивает он, а потом и я включаюсь в допрос. Мне хотелось со стороны понаблюдать за Зикеном, увидеть, как держится, как говорит, как реагирует на вопросы. На меня Зикен не обращал внимания, отвечал спокойно. И если бы не кадык, дергавшийся у него перед каждым ответом, можно было и в самом деле подумать, что он спокоен. Нет, Зикен нервничает, но пока держится… Мы с Михаилом догадываемся, почему он “спокоен”. Доской меня ударил не он. Другой человек, которого он, разумеется, не знает. Познакомились за столиком в ресторане. Где этот человек сейчас — тоже не знает. Как зовут? Не помнит… Вот примерно такой пасьянс мы разложили, готовясь к встрече с Зикеном, пока машина везла нас от гостиницы в горотдел. Я был Сенюшкиным, он — Зикеном. Мы еще кое о чем договорились с Михаилом.
СЕНЮШКИН. Бейсеев, с кем вы распивали водку в парке тринадцатого июня сего года?
ЗИКЕН (вздрогнул). Какую водку?
Я. А чью “душу раба божьего” вы помянули?
ЗИКЕН. Это не я!..
Я. Что не вы?
ЗИКЕН. Я… я… я…
СЕНЮШКИН. Кто был с вами в парке? Фамилия, имя, адрес?!
Я. Зикен, это вы подожгли дом учителя Клычева?
ЗИКЕН (вскочил со стула, рванул ворот рубашки). Не-е-е-ет!..
СЕНЮШКИН. Тот, кто был с вами в парке?
ЗИКЕН. Я… не знаю..
Я. Зикен, сейчас все складывается так, что вы убили Клычева и подожгли его дом. Если это сделал кто-то другой, зачем его прятать за своей спиной? Он ведь убежал, бросил вас.
