Маргарет Миллар - В тихом омуте
Дороти и Эстер – противоположные полюсы, и Тьюри удивлялся, как это Рон мог жениться на той, и на другой. Возможно, хрупкое сложение Дороти заставляло его в большей мере чувствовать себя мужчиной, а потом, пресытившись этим, он выбрал Эстер как антипода, то есть женщину, на которую сам мог бы опереться.
– Не хотите ли сыграть партию на биллиарде? – спросила вдруг Эстер.
– Не очень.
– Да и я тоже. Просто подумала, как скоротать время. Наверно, не надо было мне приезжать сюда. Я ничего здесь не могу сделать, разве не так?
– Теперь за дело взялась полиция, пусть она и старается. Профессионалы все-таки могут сделать больше, чем жалкая кучка любителей.
– Ах, да, добрая старая полиция.
– Подойтите-ка сюда на минутку. – Тьюри вытащил из кармана носовой платок и протер одно из оконных стекол. Возле дома полицейский помоложе, сержант Ньюбридж, изучал следы шин на подъездной дорожке. – Взгляните.
Эстер посмотрела:
– Ну и что?
– Полиция свое дело знает.
– В самом деле? – Эстер отвернулась от окна. – Они могут изучить все следы шин, ведущие в ад и обратно, но по ним Рона не найдут.
– Хотите быть циничной? Ладно, – сказал Тьюри. – Но у вас, по крайней мере, хватило ума позвонить в полицию.
– Вы считаете, это было умно?
– Да.
– Может, вы и правы. Но ума хватило не у меня.
– Как?!
– Я не звонила в полицию, – спокойно сказала Эстер. – Я вообще никому не звонила.
Глава 7
В тот момент, когда Телма положила трубку, она поняла, что совершила глупость. Не сам по себе звонок, он был необходим, глупостью было то, что она назвала себя миссис Гэлловей. Но пока Телма говорила по телефону, ей казалось вполне естественным, что она представляется как жена мистера Рональда Гэлловея, это звучало для нее как нечто само собой разумеющееся.
Позвонив в полицию, она вернулась наверх и легла в постель, уснула, но через час проснулась от дурного сна. Подробностей не помнила, но суть была в том, что их всех – ее, Рона, ребенка и Гарри подхватила крутая волна и понесла в море. Они кричали, Телма проснулась от собственного крика.
И первая ее мысль была не о Роне или Гарри, а о растущем в ее чреве ребенке. Она осторожно приложила руку к животу, чтобы успокоить ребенка на тот случай, если его потревожил ее дурной сон. Телма широко раскрытыми глазами глядела в потолок и пыталась кончиками пальцев ощупать ребенка, крошечную головку, согбенную шейку, все скрюченное тельце. Она работала в приемной врача, до того как вышла замуж за Гарри, и прекрасно знала, что на этой стадии плод безобразен и вовсе не похож на ребенка. Но, воображая собственного сына, она видела его красивым, вполне сформировавшимся и изящным, как кукла.
Телма держала руку на животе, пока не почувствовала едва заметное шевеление, затем спустила ноги с кровати и встала. Сразу закружилась голова. Открыв рот, Телма глубоко вздохнула, посмотрела на себя в трельяж-бюро и подумала, какая она смешная и как она рада, что Гарри сейчас ее не видит, не задает вопросов и не дает рекомендаций.
Всю жизнь Телма страдала от сознания, что внешность у нее оставляет желать лучшего. Она знала, что хорошенькой ее не назовешь, тем более теперь, когда она уже чуточку располнела и выглядела самой настоящей коротышкой. Но беспредельная привязанность Гарри придавала ей уверенности в себе, позволяла ощущать собственное обаяние и женственность. Друзья и подруги называли ее "привлекательной", и слово это как-то затемняло, затушевывало явные ошибки природы. Основанием для такого эпитета служило главным образом выражение ее лица, теплое, дружелюбное и немножко смешливое. На улице ей улыбались дети, в магазинах продавцы были к ней особенно внимательны, незнакомые люди на автобусной остановке делились с ней самыми интимными подробностями своей жизни, и все потому лишь, что она глядела на них так, будто их дела искренно ее интересуют. Иногда она и в самом деле ощущала любопытство к собеседнику. Но чаще всего это выражение появлялось машинально, без всякой связи с ее подлинными чувствами. Тьюри говорил о "пустой улыбке Телмы", Гарри – о "сладком взгляде", Рон никогда не обращал внимания на выражение ее лица.
Когда головокружение прошло, Телма надела воскресное домашнее платье, тщательно причесала волосы и перевязала их лентой в тон платья. Глаза припухли от слез, прозрачные веки окаймляла фиолетовая полоска, какая бывает на кожице лука. Телма промыла глаза холодной водой и подержала на веках примочки из отвара ромашки, прежде чем выйти на веранду, чтобы забрать молоко и воскресную газету.
Было ясное весеннее утро, обещавшее погожий день. Соседка, вдова по фамилии Мэлверсон уже копошилась в саду над клумбой бледно-желтых нарциссов, которые только что расцвели.
– Привет, Телма!
– Доброе утро, миссис Мэлверсон.
– Хорош денек, а? Денек так денек!
– Да, денек что надо.
– А выглядите вы неважно, моя милая.
– Я прекрасно себя чувствую.
Минуту назад так оно и было, но теперь горячие солнечные лучи ударили Телму по глазам, и от их тепла она почувствовала озноб. Прижала к груди холодную бутылку с молоком.
– Готова держать пари, сегодня вы утомлены. У вас всю ночь горел свет.
"Всюду ты суешь свой нес, противная старая перечница, – подумала Телма. – Но Рона вчера ты не видела, ушла в кино, как всегда по субботам".
– Я не могла уснуть.
– А, не могли уснуть, милочка, так попросили бы у своего мужа каких-нибудь таблеток. В прошлом месяце он дал мне такое лекарство от невралгии, что я горя не знала.
– Муж уехал рыбачить на север.
– Да? Что ж, подгадал, лучше погоды не придумаешь. Вы видели, какие у меня нарциссы?
– Да, вчера вы мне их показывали.
– Компост – вот в чем секрет. Надо бы и вам с мужем заложить такой же. А как долго ваш муж будет рыбачить?
– Трудно сказать.
Миссис Мэлверсон сдвинула на затылок садовую соломенную шляпку и стерла пот со лба кружевной перчаткой. На лбу осталась грязная полоса.
– Знаете что я вам скажу? Пойдемте-ка в церковь.
– Нет, спасибо. Я не чувствую...
– Надо бы вам ознакомится с нашей маленькой церковью как следует. А сегодня будет особая служба. Наш пастор будет читать по цветам.
– Читать по цветам?
Откинув голову, миссис Мэлверсон засмеялась.
– Вы это сказали как неверующая, с гримаской и всем прочим. Ладно, я не сержусь. Сама когда-то не верила. Я говорила точно так же, как вы сейчас. Читать по цветам? Именно эти слова я тогда сказала. И тем не менее наш пастор читает по цветам, которые мы приносим, и в каждом цветке оказывается послание от дорогого нам человека, который очень-очень далеко.
Телма нервничала и стояла в нерешительности, по-прежнему прижимая к груди воскресную газету и бутылку с молоком, которая теперь весила целую тонну. Язык и глазки миссис Мэлверсон пригвоздили ее к месту так же прочно, как булавка натуралиста – мотылька.
– Телма, – тихо сказала миссис Мэлверсон. – Вы изменились. Что с вами?
– Ничего.
– Я же вижу, как вы грустите в последнее время. Вы утратили контакт с кем-то, кто вам дорог?
Телма, бледная от дурноты, молча уставилась на соседку.
– Вот оно что! Вы утратили контакт с кем-то, кто вам дорог, и вам нужно послание от него, не так ли? Да, я вижу, вам очень нужно послание. Что ж, нет ничего легче. Пойдемте со мной в церковь, и пастырь прочтет по вашему цветку.
– Нет, я, собственно...
– Цветок должен быть свежий, совершенно свежий, а если вы принесете его с корешком и запахом Божьей землицы, это еще лучше. Вы ждете послание от женщины?
– Нет.
– Значит, от мужчины. От мужчины, с которым вы утратили контакт. Нет, нет, Телма, я не допытываюсь. Мне нужно только выяснить еще одну подробность, от которой зависит цвет вашего цветка.
– Цвет?
– Да, это очень важно. Если этот человек жив, надо взять красный цветок, яркий, как кровь. Если же он, как вы говорите, мертв – мы не любим этого слова, оно далеко от истинной сути вещей, – но если он мертв, надо взять белый цветок.
Телма закрыла глаза, голова ее пошла кругом. Она почувствовала, как бутылка молока выскользнула из ее рук, услышала звон разбившегося стекла и испуганный крик миссис Мэлверсон, но сказать ничего не могла. "Если же он, как вы говорите, мертв – мы не любим этого слова – мертв..."
– Господи Боже, надеюсь, я не сказала ничего такого, чтобы вы так всполошились. – Миссис Мэлверсон, подобрав юбку, перешагнула через невысокую изгородь, разделявшую их владения, пересекла дорожку и подошла к ступеням веранды. – Давайте, я уберу.
– Нет!
– Это единственное, чем я могу вам помочь, ведь я...
– Уйдите. Просто уйдите.
– Господи, да у вас на этой неделе все из рук валится. Можно подумать, вы в интересном положении.
– Замолчите и оставьте меня в покое.
– Ладно, ладно, – сказала миссис Мэлверсон и отступила на свою территорию, сердито качая соломенной шляпкой. Вот какова награда, когда пытаешься внести хоть немного радости в чужую жизнь.
