Галина Романова - Лучший день в году
Вернулся он на наблюдательный пункт почти через полчаса. И очень удивился, обнаружив перед домом совершенно другой автомобиль. Белоснежного «Ситроена», привычно сливающегося по цвету с зимним пейзажем, не было. Вместо него стояла совсем другая машина. И она, что странно, работала на холостом ходу, хотя за рулем никого не было.
Илья осторожно прокрался вдоль стены дома до своего наблюдательного пункта, убрал с подоконника камеры со всеми приблудами. И украдкой заглянул в окно.
Боже мой!! Что там творилось!!
Это чудовище трепало женщину! Несколько раз ударило, грубо, до крови. И еще оно орало! Орало так, что Илья слышал.
В какой-то момент ему вдруг захотелось вмешаться. Захотелось остановить эту вакханалию. Дать в морду монстру, превратившему прекрасное тело женщины непонятно во что, в боксерскую грушу для издевательств. Он вовремя опомнился. Объяснить свое здесь присутствие он бы не смог, как бы ни старался.
И Илья притаился.
Он видел все, что происходило потом. Все!! И все снял. Все!!
И летел потом, сломя голову, заснеженными улицами поселка, старательно увиливая от проезжей части. Тот человек мог увидеть его. Мог догадаться. Этого допустить было нельзя. Это – смерть.
Он вернулся домой, заперся, плотно занавесил окна. Но все равно не включал свет. Все равно просидел почти до самого утра в ванной, снова и снова просматривая запись.
Женщина мертва. Это он знал теперь точно. Ему Танька звонила и шепотом просила исчезнуть куда-нибудь на время.
Сука, сука, сука!!
– И не вздумай никому… Слышишь, придурок?! – шипела она на него сдавленно и страшно. – Никому не смей рассказывать, что ты для меня делал! Понял?!
– Не дурак! – фыркнул тогда Илья. – Но за эти кадры ты мне должна…
– Все, братец. Шоу окончено, – перебила она его почти громко. – Больше ни цента не получишь, никогда! Теперь нет надобности…
Так со смертью шикарной красавицы иссяк источник его стабильных доходов. Дальше – больше. Его перестали приглашать на съемки; предложения, сделанные им, отклонялись. Его жизнь стремительно покатилась под откос. Одна за другой начали пропадать из дома дорогие вещи, мебель, камера. Появились какие-то странные друзья с мутными взглядами. Он разрушался как личность и понимал это. Но ничего, ничего не мог с этим поделать!
Эму даже казалось, что мертвая красавица мстит ему с того света. Мстит за то, что он струсил и не вмешался. А ведь вмешайся он, и она осталась бы жива. И сын ее не осиротел бы. Хороший мальчишка, Илья его видел. Столкнулся с ним и его отцом в коридоре перед кабинетом следователя, куда Илья явился спасать этого самого отца. И ведь опять по просьбе этой толстопятой коровы – Таньки. Она снова попросила.
– Ты же знаешь, что он не виноват в ее смерти, Илюша, – увещевала его она, притащившись как-то год спустя к нему в эту квартиру. – Ведь посадят, мальчишка второй раз осиротеет. Спаси их, братишка…
И он спас. И не потому, что эта тварь попросила. А потому, что дико нужны были деньги! Много денег! Он как раз проигрался в карты сдуру. Тварь заплатила…
Они встретились, все обговорили. Потом выложили перед следователем все, включая фотографии, которые можно было показать. И все! От Генки отстали. Он остался на свободе, пацан остался с отцом, Танька через три года осталась с шикарным мужем.
А он? Он-то с чем остался? Со своей сраной тайной?! А кому она теперь нужна? Восемь лет прошло.
В дверь вдруг стукнули два раза, потом пауза и частой дробью восемь раз. Ясно, явился Сопун – Васька Сопунов – местный авторитетный алкаш, переселяющийся с началом лета на помойку и что-то неприлично зачастивший к нему в последнее время. С ним он вчера пил, нет? Или позавчера? Ничего не помнит.
Илья снова повозился. Свесил ноги. И почудилось вдруг, что на них надеты огромные надувные штаны, в которых не ощущалось ни коленок, ни пяток, ни бедер. Даже зад онемел. А в голове будто перекатывался громадный валун, так было тяжело и больно.
Нет, не сможет он подняться, чтобы открыть Сопуну. Наверное, его парализовало. Илья на всякий случай ощупал свои штаны. Нет, вроде все чисто. Он со стоном и кряхтеньем сполз с дивана и пополз на коленках в коридор, откуда слышался участившийся условный стук.
– Илюха, открывай!! – орал Сопун в дырку, где была скважина от старого замка.
Замок давно сломался, его вытащили, новый вставили в другое место, чуть выше, а эта дыра осталась. И в нее теперь, дыша перегаром, орал Сопун.
– Ты жив, бродяга, нет?
– Ползу, – крикнул Илья.
– А, ну ползи, ползи. Щас, я тебя, брат, вылечу, – пообещал Сопун.
Илья поднялся по стенке, отпер дверь, впустил Ваську. Тот, странно чисто одетый, побритый и подстриженный перешагнул порог его квартиры и встал, приосанившись.
– Как я тебе, Илюха?
– Ничего… – Илья попытался улыбнуться, но тут же охнул от боли и пополз вниз по стенке.
Сопун еле успел его подхватить под мышки. Оттащил обратно в загаженную комнату, швырнул на диван. Наклонился, пощупал пульс, оттянул веки и осмотрел глаза. По его утверждениям, Сопун в прежней жизни был терапевтом.
– Не ссы, жить будешь, – шлепнул он его по животу и, когда Илья не дернулся, еще раз удовлетворенно кивнул. – Все в норме, Илюха. Просто синьку жрать не надо.
– А мы разве не с тобой ее жрали?
– Нет, брат. Я только сегодня вернулся утром.
– Откуда? Откуда такой нарядный?
Илья снова осмотрел приятеля и радостно улыбнулся. Тот был с пакетиком, в котором точно была бутылка водки и какой-то харч.
– А вернулся я, Илюха, от сестрицы, – со счастливым оскалом начал рассказывать Сопун, смахивая Илюхиной рубахой пыль со стола, который, кстати, тоже был с помойки. – У меня знаешь какая сестрица! О, брат! Таких больше нет! Узнала, что я на помойку переселился. Приехала позавчера, таких чертей мне дала! Отмыла, одела, накормила, квартиру мою в порядок привела, все долги по коммуналке погасила. И денег дала. И я ей обещал, что начну новую жизнь. Вот так…
На последних словах улыбка у Сопуна угасла. Прямо в чистеньких новых штанах он сел перед диваном на пол, глянул с тоской Илюхе в глаза.
– Только ведь соврал я сестрице-то, брат!
– О чем? – Илья потянулся рукой к пакету. – Чё там, Сопун?.. А чё соврал-то?
– Не брошу я ничего, Илюша. Ни пить не брошу, ни со свалки не уйду. Отброс я, Илюша. А отбросам место среди отбросов. – И по отмытому его и выбритому лицу покатились слезы-горошины. – Хорошая она у меня, а я дрянь. И место такой дряни только там.
Его рука дернулась в сторону окна, из которого прекрасно просматривались мусорные баки.
– Знаешь, что я тебе скажу, Вася, – Илья немного оживился и сел, опершись о спинку дивана, глаз с пакета он не сводил. – Это твой выбор! Правильно? Твой! А сестрицы, они… Пускай живут как им нравится. Моя вон тоже сестрица…
– Чего? Чего она?
Неожиданная поддержка собутыльника придушила совесть и осушила слезы, Сопун вскочил с пола и суетливо дергал из пакета что принес. Две бутылки водки и не какой-нибудь паленки, а путевой. Упаковка толстеньких аппетитных сарделек, банка кабачковой икры, банка рыбы, банка маринованных грибов, буханка черного хлеба. Все сноровисто покромсал, поломал, открыл, вывалил на пластиковые тарелки, положил рядом две пластиковые ложки.
Илья оживал с каждым его движением. И даже аппетит, давно потерянный, проснулся.
– Она меня, брат, так в этой жизни подставила! Так… Сука, а не сестра! Извращенка чертова!! Лучше бы она сдохла, чем та…
– Слышь, давай внедрим, а потом расскажешь, ага? – Сопун уже налил до краев два пластиковых стакана. Потюкал пальцем по бутылочному горлышку. – С ней-то оно говорить веселее. Ну? Дернем?
Они пили, говорили, закусывали. Водка кончилась, Сопун сбегал еще за парой бутылок. Илье стало хорошо, тело больше не болело, на душе было легко. И не столько от спиртного, сколько оттого, что выговорился и был понят.
Восемь лет! Восемь долгих лет носил он в себе эту тайну! Мучился, ненавидел, страдал, кусал ногти, ворочался ночами и вскакивал от кошмаров. Он, может, и пить-то начал оттого, что его тайна эта угнетала. А теперь легко…
Как же ему теперь легко!
– И она больше тебе ни разу не дала денег?? – все сильнее возмущался с каждым принятым стаканом Сопун.
– Не-а!
– Извини, но эту тварь надо учить!
– Надо, – согласно кивал легкой головой Илья, гранитный валун куда-то исчез, и ничего уже не болело.
– На! – Сопун вдруг вытащил из кармана старомодный мобильник.
– Что?
– Звони этой своей Таньке и скажи, что мы с тобой сейчас к ней едем за деньгами.
– Прямо щас?
Илье не хотелось звонить. Это же все испортит. Это прогонит состояние очаровательной беззаботности, в котором он теперь пребывал. Она наверняка станет орать, оскорблять, а еще, чего доброго, пошлет куда подальше.
– Прямо сейчас звони, – приказал Сопун, хмуря аккуратно подстриженные позавчера брови.
