Инна Бачинская - Пепел сердца
Молчание становилось тягостным. Двое чужих сидели рядом и молчали.
– Может, кофе? Или чай? – спросила Ния.
– Кофе, – сказал Федор. – Без сахара.
– Я помню. – Она легко поднялась и вышла.
Федор подошел к окну, отдернул штору. За окном была ночь; в неясном свете виднелись черные замерзшие деревья. Он увидел, что погода переменилась и снова пошел снег. Невесомые крупные хлопья неторопливо слетали на пожухлую бурую траву. Было безветренно, неподвижно и очень тихо; мир за окном казался бутафорским, ненастоящим. Ему казалось, что он космонавт, его корабль совершил вынужденную посадку на чужой планете, и он рассматривает ее в иллюминатор. Она пуста и безжизненна. Темно, холодно, снег на бурой траве. Белые холодные хлопья в воздухе. Тоска и безнадежность. Как починить двигатель, он не знает.
Ния принесла поднос с кофе, плоскую бутылку «Camus» и рюмки. Он взял чашку, пригубил. Она избегала его взгляда. Молчание тяготило обоих, но они не знали, что нужно сказать. Первой не выдержала Ния.
– Ты уже все знаешь? – спросила она.
– Знаю, – сказал Федор. – Что я могу сделать?
Она улыбнулась и пожала плечами.
– Ничего. Адвокат Рыдаев сделает все, что можно, говорят, он здесь самый лучший. Ты его знаешь?
Федор знал Пашу Рыдаева, самого бессовестного и самого ловкого городского адвоката, берущего непомерные гонорары, но делающего свое дело лучше других.
– Знаю. Ты как?
Она посмотрела ему в глаза. Он заметил, что она осунулась, появились новые морщинки в уголках рта, вокруг ненакрашенных усталых глаз густела синева. Его кольнула жалость, и с абсолютной ясностью он вдруг понял, что поздно! Поздно. Ничего не починить, осколки не склеить, ничего уже не нужно.
Ния открутила колпачок, разлила коньяк в рюмки. Подняла свою, взглянула на Федора; выпила одним глотком. Федор подержал рюмку в руке и поставил на место.
– Ты не пришел, – сказала Ния. – Ты оттолкнул меня. Володя напивался каждый день, срывал настроение на мне, бизнеса с бывшим партнером не получилось, все шло под откос. Я не собиралась… я нравилась Славе, он иногда звонил… мы встретились несколько раз, я просила за мужа…
– Ради пользы дела, а муж все не так понял, – подумал Федор угрюмо. – А целоваться зачем?
– А потом Володя получил эту дурацкую фотографию… – Ния запнулась. – Я готова убить себя… никто не ожидал, что так получится, я страшно виновата перед Володей. И Слава умер… дикая нелепость! Муж не хочет меня видеть. Я прихожу на свидания, а он отказывается, он никогда не простит…
– Зачем прощать? – подумал Федор. – Было плохо, а стало еще хуже. Это из тех случаев, когда нужно уйти и постараться начать снова. Тяжесть останется, правда…
– Получается, я уничтожила обоих… – Она закрыла лицо руками.
Федор привлек ее к себе. Само получилось, он не собирался, но вид плачущей Нии был невыносим. Она неслышно всхлипывала, он чувствовал ее тепло и запах; завиток ее волос щекотал ему шею.
– Федя, что мне делать? – прошептала она.
– Все проходит, – сказал он невпопад. – Делай, что можешь, время сгладит…
Время сгладит… возможно. Ничего время не сгладит, это утешение для слабых. Не сгладит. Крест, ноша, вериги. Кусание локтей. Притупятся пронзительность и боль, легче станет переключаться, восстановится сон – только и всего. А событие останется…
– Я не могу развестись с ним, – сказала Ния. – Я не могу его бросить…
– А он? – подумал Федор.
– Конечно, если он сам потребует развода… Рыдаев советует не форсировать, сейчас не до этого, сейчас главное – вытащить его.
– Ты все делаешь правильно, – сказал Федор. – Все проходит… – повторил он.
– Нет! – Ния подняла голову, взглянула ему в глаза. – Не все! Это только кажется, что проходит. Я несуразная, у меня все несуразно, вся жизнь… я не понимаю себя! Я хочу как лучше… то есть, я даже не понимаю, что делаю, какие-то недужные решения… как будто нарочно, все со смешком, невзаправду, все игра! Мне всегда казалось, что моя жизнь ненастоящая, черновик, а настоящая начнется где-то там… за поворотом. Я убежала, не оглянувшись, смеясь, думала, что вот оно, настоящее! Настоящая взрослая жизнь, взрослый мужчина рядом, а все, что было до сих пор, институт, сессии… это ненужно, это детство… – Она замолчала. Она не сказала «ты», не поставила его в один ряд с ненужными вещами, но пауза была красноречива. – И теперь… со Славой! Володя ревновал меня к столбу, пьяный, страшный… говорил гадости, оскорблял… Я думаю, Слава – это протест! Самоутверждение! Ты унижаешь меня, а ведь есть человек, который на многое готов ради меня…
– Ты его любила? – перебил ее Федор.
Ния осеклась, отвела взгляд. Федор скорее почувствовал, чем услышал ее «нет».
– Мы не были любовниками, честное слово! Встретились несколько раз, посидели в кафе… он говорил о себе, о своей семейной жизни. Они с женой очень разные, поженились, потому что она забеременела. Она страшный человек, она преследует меня! – Ния снова всхлипнула.
Ничего не было? Федор скорее не поверил, чем поверил. Теперь уже он потянулся за бутылкой, налил ей почти полную рюмку, себе долил чуть-чуть.
– Откуда пистолет?
– Был всегда, лежал в верхнем ящике письменного стола. Маленький, блестящий, хорошенький. Как игрушка. Господи, как страшно!
Оба вздрогнули от звука захлопнувшейся входной двери. Федор взглянул вопросительно.
– Это Настя, – сказала Ния. – Ты должен ее помнить.
Глава 12
Коньяк втроем. Скандал
– Агничка, ты дома? Я подыхаю, жрать хочу! Ух, и метет! – Настя пробежала по коридору, ураганом ворвалась в гостиную и застыла как вкопанная на пороге при виде Федора. – Ой! У тебя гости! Ты не говорила!
– Федор, это Настя. Помнишь ее? Училась с нами.
– Федя?! – Настя подошла ближе. – Федичка! Ты? Сколько лет, сколько зим! С ума сойти!
Федор поднялся; Настя, завизжав, бросилась ему на шею. Он взглянул на Нию, та пожала плечами.
– Рад тебя видеть, Настя, – сказал Федор, тихонько освобождаясь от ее объятий. – Тоже в гости?
– Я здесь живу, – заявила Настя. – Агничка боится одна, домина громадный, ну, я и переехала. А ты как? Я иногда вижу тебя в городе, даже подойти как-то хотела, а потом думаю, не узнает, да и побоялась. Ты такой солидный стал, профессор!
– А ты не изменилась. Замужем?
Она действительно изменилась мало. Все те же девичьи ужимки, восторженный визг и прыжки, да и кричащая одежда – молодежный прикид, обилие краски на лице, слишком короткая юбка и сапоги-ботфорты… Настя была похожа на подростка, шагнувшего из юношества в зрелость, минуя фазу взросления, который смотрелся диковато в тяжеловесной тетке средних лет. Федор невольно подумал, что Ния была такой же, а он видел в ней… Примаверу. Невольно он взглянул на нее, глаза их встретились, и она улыбнулась кончиками губ, сожалеюще, и состроила гримаску – поняла, о чем он подумал.
– Была замужем – сказала Настя. – Уже нет. В свободном поиске. А ты?
– Тоже… в свободном поиске.
– Ты, главное, не затягивай, Федя. Хотя, говорят, философы не женятся! Ну и правильно. Дети, пеленки, болячки… Это наши бабские часики тикают, не успеешь – опоздаешь. А откуда ты узнал, что Агничка вернулась? – На лице ее было написано жадное любопытство, она переводила взгляд с Нии на Федора.
– Случайно встретились, – уронила Ния.
– Старая любовь не ржавеет! – хихикнула Настя. – Ребят, я тут принесла пожрать. Посидим, поговорим. Настроение такое… не передать! Скоро Новый год! Ох и погуляем! Елку поставим!
Ния молчала; Федор видел, как ей не по себе. В доме висельника не говорят о веревке. О каком празднике речь? Глава семейства в тюрьме, другой человек убит, жена, чувствуя себя виноватой, прячет глаза и сидит дома. Глупа как пробка… подруга детства. Тогда была и сейчас.
– А что случилось? – Она наконец заметила их пасмурные лица.
– Ничего не случилось. Иди, разгружай сумки. Я достану посуду.
– Ага, ладно! Сейчас! – Настя побежала из гостиной.
– Только ничего не говори, – сказала Ния. – Знаю, дура. Но даже с ней лучше, чем одной. Она неплохая, душевная… правда, несет всякую чушь. Но всегда можно отключиться и не слушать.
Федор промолчал.
– Просто удивительно, мы же были очень близки… Мне кажется, она осталась где-то там, такая же молодая, глупая, бесшабашная… А я чувствую себя старухой, а сейчас еще постоянное ожидание несчастья… понимаешь? Лежу ночью, не могу уснуть, подыхаю со страху. Говорю себе: все страшное уже случилось, и ничего не могу с собой поделать, трясусь, прислушиваюсь к шорохам, все время кажется, кто-то ходит или дверь открывается… Потому и Настю позвала. Вдвоем не так страшно.
– Чего же ты боишься?
– Володя меня ненавидит, никогда не простит, я не сумею объяснить ему, что ничего не было, он мне не поверит. Я не знаю, что делать, я не знаю, что будет завтра. И смерть Славы Тюрина получается тоже из-за меня. Мне в страшном сне не могло привидеться, чем кончится этот глупый… невинный флирт! Это даже флиртом не назовешь… – Она смотрела на Федора, словно исповедуясь и прося прощения, готовая расплакаться… – Я не понимаю, зачем я согласилась… он пригласил меня посидеть в кафе, мы пили кофе, разговаривали… Он был хороший человек, деликатный, не очень счастливый в браке, мне казалось, мы друзья по несчастью. Ничего не было, понимаешь? Ничего!
