Инна Бачинская - Пепел сердца
Глава 10
Бомба
После двух недель пустоты коротенькая записка: «Сегодня у меня. Жду. Ния». Федор не почувствовал ничего. Ни трепета, ни восторга, ни горечи. Похоже, выгорел. В квартире было холодно, он поднялся закрыть окно и увидел, что пошел снег. Невесомые редкие снежинки мельтешили в воздухе, не спеша приземляться. Светило солнце, бледно голубело небо; на перила балкона села ворона, посмотрела на Федора круглым глазом-бусиной и хрипло каркнула. Ему показалось, ворона сказала: «Ду-р-рак!»
Он задержался в университете допоздна, разбирал материалы к семинару, заставляя себя не смотреть на часы, представляя, как она ждет, прислушивается к каждому звуку, бродит по дому, стоит у окна. Он понимал, что это прощание. В первый раз их история была трагедией, во второй… даже трудно сказать, чем. Шквалом, должно быть. Или ожогом. Вспыхнуло и… Или фарсом. Он чувствовал, что в нем сидят два разных человека. Один, ухмыляясь, убеждает – не будь дураком, рви, что можешь, тебе же ни с кем не было так хорошо… черт с ним, с мужем, наплевать! И не надо тут строить из себя, подумаешь, нежный какой! Все так делают! А другой, до сих пор обиженный, не простивший и не забывший кричит: уходи, не унижайся! Это болото!
Ох, уж эти мне философы, сказал бы капитан Астахов…
Дома он бросился к компьютеру проверить почту. От Нии ничего не было. Он долго не мог уснуть, пытаясь осознать, что же произошло, было ли это временным помрачением или обиженный человек в нем пересилил и победил ухмыляющегося. Неужели он злопамятен? До сих пор он за собой ничего подобного не замечал. Леня Лаптев, его учень, летописец и биограф, который сочиняет и травит о нем анекдоты, любит повторять, что с Философом всегда можно договориться. «Договариваться!» – девиз Федора. Но, видимо, бывают жизненные перекрестки, где это не срабатывает.
Так, ни к чему не придя, он забылся под утро некрепким сумбурным сном. Ему приснилась Ния, она тонула и звала на помощь, а он стоял на берегу, не в силах тронуться с места. Вокруг был безмятежный солнечный день, сверкала вода в озере, шевелились камыши. Она тонула, а он стоял и смотрел…
От сна осталось тяжелое чувство необратимости, вины и мрака.
Она не написала ему ни на другой день, ни потом. Он, тоскуя, подошел как-то к ее дому, послонялся вокруг, постоял, рассматривая светящиеся окна и тени людей на шторах. У Нии были гости. Ему показалось, что он услышал музыку. И Федор понял бесповоротно, что у нее своя жизнь и в эту жизнь он никак не вписывается. Она ненавидит мужа? Это не повод для разрыва, это повод для прыжков на стороне. И он, Федор, хорош тем, что неопасен…
На том вроде и кончилось. Воспоминания бледнели и размывались, тем более приближался конец года, и работы было невпроворот. И непонятно было, что имела в виду судьба, запустив подобный жизненный вираж…
…У Савелия Зотова в декабре день рождения, двенадцатого числа. И у них традиция – устраивать мальчишник у Митрича, который помнит и готовится. Они его любимые клиенты. Не клиенты, а друзья. Митрич испечет торт, вернее, не Митрич, а его шеф-повар Ян Засуха, и тут будет всего: и розочек из крема, и чернослива, и орехов. А в центре – свеча, обвитая золотой ленточкой; возможно, надпись: «Будь здоров, Савелий!» Свеча будет сгорать, потрескивая, розочки начнут таять и растекаться. Митрич принесет пузатую бутылку «Hennessy»…
Они договорились о встрече. День рождения Савелия – это святое. Первым, как всегда, пришел именинник, с красным обветренным лицом и багровым носом – на улице почти шторм, метет и завывает, будь здоров. Уселся за «отрядный» столик в углу. Потом появился Федор Алексеев в своей знаменитой широкополой шляпе, засыпанной снегом. Савелий со слезами умиления наблюдал, как он идет к столику, держа в руке мокрую шляпу, с которой капает талый снег. Вернулся! Они не виделись почти три месяца, все попытки Савелия вытащить Федора на люди заканчивались ничем. Занят, сегодня никак, как-нибудь в другой раз. Савелий извелся и извел капитана, который, заслышав его голос в трубке, тут же вырубал связь. И что самое главное – молча: как заслышит голос Савелия, так сразу и вырубает. Федор похудел и побледнел, отметил Савелий, но держится бодро. И шляпа! Знаменитая шляпа Федора, даже в шторм, даже в снегопад. Торговая марка, ничего не попишешь. Учни Федора однажды украли ее и надели на бронзового Коперника в вестибюле… Было дело. После этого Федору припаяли кличку Коперник, правда, ненадолго – Философ победил.
Он поднялся навстречу Федору, припал к его плечу. Они стояли так долгую минуту…
А потом пришел капитан Астахов.
– Привет, Савелий, расти большой, – сказал капитан. – А это кто у нас? Никак философ? Живой и невредимый? И шляпа тут? Значит, точно он. Вот видишь, Савелий, а ты с ума сходил. Нашего философа, Савелий, голыми руками не возьмешь. Я же говорил, отобьется.
Капитан и Федор обнялись. Савелий шмыгнул носом. Митрич, заметив, что все в сборе, уже спешил с коньяком и тортом. В торт была воткнута малиновая свеча с золотым бантиком, она горела, распространяя удушливый запах ванили, сине-оранжевое пламя колебалось на сквознячке. Розового крема витиеватая надпись гласила: «Долгих лет, Савелий!»
– Подарок! – Федор достал из папки плоский сверток, протянул Савелию.
Савелий смутился и обрадовался. Снял ленточку, развернул и замер. Это была черная с золотом шариковая ручка «Монблан», неимоверной красоты и такой совершенной формы, что дух захватывало.
– С днем рождения, Савелий!
– От нас с Иркой, – сказал капитан, протягивая такой же плоский сверток. – Расти большой, Савелий!
В свертке оказалось красивое портмоне бордового цвета с золотой монограммой «СЗ». Портмоне благоухало кожей и лаком.
– Спасибо, ребята! Я так рад, что мы вместе, честное слово! И ты, Федя! – залепетал сияющий Савелий. – А помните, ребята, как мы были на озере? В августе? И костер, и уху варили. А Федя насобирал ежевики. Просто не верится, что уже три с половиной месяца… Давайте летом опять!
– Помним, Савелий, все помним! Как ты заставил меня искать философа на дне, как бегал по берегу… разве такое забудешь? И я, главное, поддался! Ну, Савелий! Представляешь, Федя, я поддался! Шарился в водорослях и камышах, бегал по берегу, звал! Обжегся крапивой, идиот!
– Но я действительно… я не знал, что думать, честное слово! – Савелий приложил руки к груди. – Его же нигде не было! И телефон дома оставил!
– Ладно, Савелий, проехали, живи пока. А ты, философ, надумаешь опять сбежать, возьми телефон, а то у Савелия будет… как ты говоришь? Какой диссонанс?
– Когнитивный, – подсказал Федор.
– Во-во, он самый. Разрыв шаблона.
Они пили коньяк, вспоминали всякие смешные случаи из жизни и смеялись. Они были рады, что снова вместе. Капитан, обычно не выбирающий выражений, был тактичен и сдержан, что давалось ему с трудом. Больше всего ему хотелось спросить:
– Ну и какого черта ты валял дурака? Что случилось, можешь сказать? Неужели баба? Не ожидал! А еще и философ!
– А что на криминальном фронте? – спросил Савелий. – Коля!
– Как обычно, покой нам только снится, – сказал капитан. – Но ни маньяков, ни ограблений банков. Одна бытовуха. Вам неинтересно, Савелий. Некуда приспособить философию. Вот, например, муж убил любовника, уже арестован, дамочка рвет на себе волосы, рыдает и кается. Мужику светит десятка, жертва – известный бизнесмен…
– А как он узнал? – спросил Савелий.
– Получил анонимку и разобрался. Дурак! Теперь сядет, а супруга на свободе начнет новую прекрасную жизнь. На его бабки.
– А как он его убил?
– Выстрелил два раза, хотя хватило бы одного – первая пуля попала в сердце, скончался сразу. Вторая – в плечо. Прямо в офисе, на глазах секретарши. Шел, как танк, она пыталась его задержать, но он отбросил ее и вломился. Здоровый пьяный мужик с пистолетом. Вызвали «Скорую» и полицию, повязали, он даже не пытался скрыться, не буянил, добровольно сдал оружие.
– Хороший адвокат сумеет отмазать, – сказал Федор. – Года через четыре выйдет.
– Красивая женщина? – спросил Савелий.
– Красивая. Они в городе недавно. Жили лет двадцать за границей, только вернулись. Она уже наняла Пашку Рыдаева, деньги есть, можно не стесняться. А супруг не хочет ее видеть. Имя красивое… сейчас… Агния! Фамилию не запомнил.
Федор вцепился пальцами в край стола…
– Вот так они нас пользуют, – продолжал капитан. – Любовник убит, муж в тюрьме, со всеми разобралась. Как оценить такие жизненные финты с точки зрения философии?
– Разве это философия? – сказал Савелий. – Это несчастье!
– Правда? – удивился капитан. – И кого же тебе жалко в данной ситуации?
– Всех. Любовника, конечно. Может, она просто не успела уйти к нему… Он женат?
– Женат, двое детей. Жена заявила следователю, что убьет эту суку. И вполне может, она женщина строгая. Говорят, они дружили семьями… Если у тебя, Савелий, есть друг дома, то, мой тебе совет, немедленно кончай эту бодягу, потому что добром она не кончится. Сколько верных друзей уводили твою женщину, сколько жен соблазняло верных друзей! Хочешь дружить – дружи, а в дом не води. Я бы нашего философа и на порог к себе не пустил! Ирка от него без ума… Да и твоя Зося.
