Анна Князева - Наследница порочного графа
– Простите за банальность, оговорка по Фрейду. Что ж, надеюсь, завтра увидимся, – Водорезов протянул руку.
Она пожала ее в ответ и быстро зашагала к подъезду.
– Добрый вечер, Людмила Вячеславовна! – Ерохина поднялась и заковыляла за ней. – Как погуляли?
– Хорошо.
– Смотрю, у вас все уже сладилось?
Дайнека обернулась:
– Что?
– Я говорю, с Платоном Борисычем отношения намечаются? Не зря я вам его номерочек дала. Как угадала! – Ерохина говорила тоном заправской сводни.
– Вы… – Дайнека не нашлась, что ответить, и, взмахнув рукой, стала подниматься по лестнице. Дойдя до гостиной, услышала, что звонит ее телефон, достала его и сказала:
– Здравствуй, папа.
– Как у тебя дела? – поинтересовался отец.
– Работаю.
– Устаешь?
– С чего ты взял? – окинув взглядом комнату, она присела на свободный диван.
Все, кто находились в гостиной, притихли. Кто-то услужливо убавил звук в телевизоре.
Отец недовольно продолжил:
– У тебя голос севший. Так говорят, когда работают сверх силы.
– Сил хватает. Еще остаются.
– Можно к тебе приехать?
– Пока не надо, – Дайнека чувствовала, что-то ее тревожит.
Он спросил:
– Почему?
– На днях я сама приеду на дачу.
– Правда? – Вячеслав Алексеевич обрадовался.
– Хочу забрать сюда Тишотку.
– Тебе разрешили?
– Еще нет.
– Ну, зна-а-аешь… – протянул отец. – Это еще вилами на воде писано.
– Разрешат, – уверенно сказала Дайнека. – Ну все, папа. Я иду спать.
Она спрятала телефон и вдруг поняла, что именно ее растревожило.
Из крыла, где находились стариковские спальни, доносился жалобный голос скрипки, от которого хотелось заплакать.
Глава 9
Репетиция
Назавтра утром Татьяна Ивановна вызвала Дайнеку в свой кабинет. Та сразу заподозрила, что будет еще одно поручение, и решила обязательно отказаться. Однако сделать это собиралась не прямолинейно и вежливо.
Директриса встретила ее с серьезным лицом и знаком предложила присесть.
– Ну вот что, Людмила Вячеславовна, – сказала она, когда Дайнека села напротив нее. – Прошу вас пройти в актовый зал.
– Для чего? А как же библиотека?
– Это подождет. Не забывайте, вы у нас совмещаете две должности и оформлены как замдиректора по организационной работе.
– Так называется моя должность?
– Именно так, – кивнула Татьяна Ивановна. – Вам известно, что мы готовимся к новогоднему гала-концерту?
– Да, вы говорили.
– Уже вовсю идут репетиции. Ваша обязанность – на них присутствовать.
– Но сегодня я хотела работать с архивом.
– Еще успеете. Архив никуда не денется. Говорю вам, подготовка к концерту важнее.
– Но чем я могу им помочь? Я не артистка.
– Этого и не надо. Просто наблюдайте и, если что, берите на карандаш.
– Брать на что? – удивилась Дайнека.
– На карандаш, – повторила Татьяна Ивановна. – Не знаете, что это значит?
– Могу посмотреть в Интернете.
– Не нужно. Я объясню: подмечайте, если что-то не так, и записывайте.
– А потом?
– Потом – ко мне на доклад.
– Надеюсь, это не значит, что я должна доносить? – насторожилась Дайнека.
– Мне нужно знать, как проходит подготовка к концерту, – сдержанно ответила директриса.
Дайнеке показалось, что Татьяна Ивановна «включила заднюю скорость», но виду не подала:
– Все поняла. Могу идти?
– Идите. Знаете, где актовый зал?
– На первом этаже, возле Римской галереи.
– У вас хорошая память.
Дайнека вышла из директорского кабинета, спустилась по лестнице и, не доходя до Римской галереи, свернула в высокие дубовые двери. Рассчитывая увидеть нечто похожее на школьный актовый зал, она замерла у входа. Зал Дома ветеранов сцены был великолепен и полностью оправдывал свою принадлежность дворцовому комплексу. Если бы Дайнеке пришлось описывать его, она бы начала с роскошной многоярусной люстры, которая, сияя хрусталем, висела под расписным потолком. Превосходный интерьер зала продолжали мраморные барельефы и гнутые кресла, обитые алым бархатом. Блистательную картину завершала театральная сцена с распахнутым занавесом.
К Дайнеке подошел старик с кудрявой прической. По складкам на его крашеных волосах было видно, что прошлую ночь он спал в бигуди. Старик был одет в пестрый пиджак. На его шее красовался желтый платок, не подходящий ни к пиджаку, ни к рубашке.
– Разрешите представиться: Рафаил Кожушкин, режиссер, – старик взял ее под руку и повел по проходу между рядами кресел. – Прошу к режиссерскому пульту.
Дайнека решила, что представляться излишне, о ее существовании уже знают все обитатели пансионата. Пока они шли к десятому ряду, возле которого располагался приставной столик с лампой, осветитель плавно убавил общее освещение. Дайнека успела заметить, что в зале сидят человек двадцать пансионеров, среди которых есть знакомые лица. Устроившись неподалеку от Кожушкина, она обнаружила, что слева от нее сидит недавний знакомец, мрачный человек в очках – Бирюков. Справа – пансионатский шофер Квят.
– Здравствуйте, Виталий Самойлович. – Дайнека начала с Бирюкова.
– Приятно вас снова увидеть, – ответил он и заметил: – Имеете хорошую память на имена.
– Что да, то да, – согласилась она и обратилась к водителю: – Вы тоже здесь? Вот хорошо! Как ваши дела?
– Хорошего мало, – мрачно ответил Квят. – Два дня просидел в своей комнате, а тут плюнул – да ну его на фиг!
– Среди людей всегда проще, – поддержала Дайнека.
Кожушкин, между тем, взял со стола микрофон, щелкнул пальцем по сетчатому кожуху и сказал:
– Раз-два-три… Меня хорошо слышно? – его голос громоподобно разлетелся по залу.
На сцену вышла коренастая старуха на толстых ногах и, приложив к глазам ладонь козырьком, глянула в темный зал:
– Рафаил, не надо так надрываться, мы вас хорошо слышим!
– Не делайте мне замечаний, Роза Самуиловна! Ступайте за рояль и делайте вашу работу!
Продолжая ворчать, старуха захромала к роялю и мощно села, припечатав рояльный пуфик огромной, как печка, задницей.
– Кто объявляет?! – крикнул Кожушкин.
Чуть повернув голову, Роза Самуиловна обиженно проронила:
– Модест Мусоргский… Картинки с выставки… Богатырские ворота… – и тяжело опустила руки на клавиши.
– Удачное начало, очень торжественно… – вполголоса сказала Дайнека и склонила голову к Бирюкову: – Вы тоже будете выступать?
Он чуть заметно кивнул:
– Во втором отделении.
– Что будете делать?
– Бить чечетку…
Что-то подсказало Дайнеке, что это неправда.
– Зачем вы так шутите?
– Ну так не задавайте глупых вопросов.
Роза Самуиловна тяжело била по клавишам, изображая колокольный перезвон. Величественные звуки аккордами уносились в зрительный зал.
– Как вы устроились? – из вежливости спросил Бирюков.
– Хорошо.
– Простите, я забыл, кажется, мы уже говорили об этом в столовой.
– Еще мы говорили о том, кто такие артисты.
– Сегодня вас ждут иллюстрации, – пообещал Виталий Самойлович. – Советую досидеть до конца.
– Я так и планирую.
Прозвучал завершающий аккорд, пианистка встала из-за рояля и, не отходя от пуфика, поклонилась. Потом снова села.
– Очень хорошо! Спасибо, Роза Самуиловна! – громко сказал Кожушкин. – Что у нас дальше?!
Два старика вынесли стол и установили его на середине сцены. Один из них объявил густым, хорошо поставленным басом:
– Сцена из спектакля «Правда хорошо, а счастье лучше» по одноименной пьесе Александра Николаевича Островского. В роли Мавры Тарасовны – заслуженная артистка России Лукерья Темьянова. Роль Грознова исполняет Василий Михайлович Ветряков.
– Комик… – Бирюков сдержанно улыбнулся. – Забавный мужик. Сыплет шутками, которые всем надоели. Жаль его, с недавнего времени стал терять память.
– Болезнь Альцгеймера? – со знанием дела поинтересовалась Дайнека.
– Причина всегда одна.
– Значит, его переведут в третий корпус?
– Думаю, после Нового года. Дадут отыграть концерт и – прощай. Хотя, может, протянет и дольше.
– Это грустно.
– Я так не думаю. Я фаталист. Мы все когда-нибудь окажемся там. – Бирюков поверх очков взглянул на Дайнеку. – Разумеется, вас я не имею в виду.
Дайнека перевела взгляд на сцену, где в инвалидном кресле в старомодном чепце сидела Темьянова. Вокруг нее сновал щупленький старичок:
– Да ты помнишь клятву, свою клятву страшную?
– Ох, помню, помню. Как ее забудешь? Ну, чего ж тебе от меня надобно? – спросила Темьянова в роли Мавры Тарасовны.
Старичок стукнул кулаком по столу:
– Хочу стать к тебе на квартиру. Выберу у тебя гостиную, которая получше, да и обоснуюсь тут… – Он вдруг замялся.
Кожушкин подсказал в микрофон:
– …«гвоздей по стенам набью, амуницию развешаю»! Текст учить нужно, Василий Михайлович!
