Хараламб Зинкэ - Современный румынский детектив
— Мне очень жаль… Я хочу сказать, что мне очень жаль самого себя, но доказать я ничего не могу. Все ясно: в тот час, когда, как вы говорите, был убит Серджиу, я был или со шпионами, от которых, как я думаю, вы не получите никаких доказательств в этом смысле, а если и получите, то для вас они никакой цены не имеют, или с Ириной, но и ее свидетельства мало чего стоят в ваших глазах. Это то, что касается смешной — прошу не обижаться за подобное определение — гипотезы, будто бы я убил Серджиу Вэляну. Что же касается работы, то я должен признаться, что мне и в голову не приходила версия, высказанная вами. Она достаточно убедительна. Вы мне сделали шах и мат: у шпионов фальшивая работа, говорю я, — настоящая, говорите вы. Если вы их поймаете и сведете меня с ними, тогда я буду иметь шанс… Вернее, тогда у вас будет возможность убедиться, что переданная мною работа не имеет никакой ценности. Но если им удастся скрыться…
— Это будет глупость, товарищ инженер, невероятная глупость, если мы им позволим скрыться. Вы забываете об одной вещи, забываете, что вместе с работой, которую, предположим, они будут считать подлинной до того, как подвергнут экспертизе и признают, предположим, фальшивкой, один из них, не знаю кто, стал обладателем ваших черновиков, а они-то подлинные. Конечно, им придется поломать голову, но в конце концов умный человек все распутает.
— Остается посмотреть, — добавил Наста, — как распутаем это дело мы.
— Пока то да се, товарищ инженер, я предлагаю вам обратить внимание на то, что сейчас уже три часа, скоро будет светать, а я хочу дать вам возможность присутствовать при всем, что произойдет в ближайшие несколько часов, и потому предлагаю, как это говорится, устроиться поудобнее и изложить на бумаге все, что вы только что поведали нам… Прежде чем поставите свою подпись, как вы однажды уже это делали, крепко подумайте.
XXIII
Он вновь испытывал самые тягостные муки, муки ожидания. Это было знакомо ему, не один раз в жизни доводилось переживать — и в далеком прошлом, и всего несколько дней назад. Однако минувшее быстро забывается, и все всегда сходится на настоящем… Он почувствовал, что задыхается в этой комнате, и распахнул окно. На горизонте небо уже начало светлеть. Он взглянул на часы. Половина четвертого. Самолет улетает в семь пятнадцать, Можно поспать, хотя бы часа два. Но спать он не имеет права. В былые времена он выдерживал без сна по трое суток, выдержит и сейчас, ведь еще и суток не прошло. Да, но тогда он был моложе, много моложе. Много — это только так говорится, с той поры минуло всего лет десять. О, чего только не случалось с ним за эти десять лет. Это были самые напряженные, самые трудные годы в его жизни, когда он работал на износ. Он имеет полное право на отдых. И он так мало требует от жизни… Но впереди еще лет десять работы, пока он достигнет порога того, что называют старостью… Он усмехнулся. Одно дело — как тебя называют, и совсем другое — как ты сам чувствуешь себя. А он, что там ни говори, он вовсе не чувствует себя молодым, но и то только для того, чтобы прямо не признать себя стариком… Старый шпион… Шпион. О господи, и зачем люди выдумали такое слово, оно звучит отталкивающе. Шпион! То есть человек, подглядывающий в замочную скважину, подслушивающий у дверей… Возможно, весьма возможно, что его далекие предшественники по профессии и пользовались подобными отвратительными приемами. Но это было давно. С течением времени усовершенствовались и методы, и стиль работы. Следовало бы найти и другое понятие… В конце-то концов, профессия как профессия. Идет борьба, и каждый пользуется своим оружием. Кто ведет борьбу открыто, тот в подобном оружии не нуждается. Но он предпочел такую форму борьбы, скрытую, тайную, тонкую, острую, рискованную и не лишенную особого удовольствия… Сегодня ты Икс, завтра — Игрек… Тут по спине у него пробежали мурашки. Был и он Иксом, был и Игреком, и вот, возможно, выпал ему случая стать и господином N… Сразу вспомнилась глупая шутка, которую он услышал от одного из своих шефов… Шла речь о том, что ему необходимо снова сменить обличье. Много лет жить под одной фамилией — это неосторожно. Он сказал, что хочет забыть об Игреке и превратиться в господина N. Шеф, сухопарый мужчина в огромных очках, расхохотался, а потом отпустил совсем невеселую шуточку: «Не говори красиво. Как бы не оказалось, что это твое «N» происходит от нуля». — И, довольный своей шуткой, вновь рассмеялся, да так, что очки запрыгали у него на носу. Так бы и бросился на него, сдавил морщинистую шею!.. N — это нуль. На что намекал этот кретин? Что он круглый нуль? Или что перемена фамилии ни к чему не приведет? Чепуха!
Он встал и закурил новую сигарету, чтобы отвлечься от неприятных раздумий о превращении господина N в нуль. Уже светало. Он прошел в ванную и принял душ. Потом сделал обычную зарядку. Хозяев беспокоить он не хотел и занялся своим багажом. Это заняло около часа. Он тщательно перебрал все вещи, так как прекрасно знал, что любая оплошность может свести все его старания к… нулю. Ох, этот проклятый нуль, который неотступно преследует его… Нет. Он еще вовсе не нуль. На ручных часах было около пяти. Еще много времени утечет, прежде чем он станет нулем. Столь же тщательно он осмотрел свой костюм. В половине седьмого нужно выезжать. На такой машине, как его, он за двадцать минут доберется до аэропорта в Констанце. Но до половины седьмого еще целых полтора часа. Хотелось есть. У него оставалось несколько галет, и он с удовольствием сжевал их.
Итак, немножечко везенья, и вскоре все закончится благополучно. Все это страшное напряжение превратится в простое воспоминание, а воспоминания легко можно перенести. На его счету будет еще одна выигранная партия. Правда, подобные состязания, как он любил называть свои операции, никогда не упоминались в спортивных хрониках. А если и попадали в прессу, то, как правило, фигурировали в юридических разделах…
Он оделся и сел на террасе. День обещал быть прекрасным. В такое время истинное удовольствие лететь на самолете. Так приятно чувствовать себя на высоте нескольких тысяч метров над белыми вершинами гор, над селами и городами. И через несколько часов… Да. Другие часы. Другое ожидание… Против воли совершенно незаметно он задремал. И вдруг проснулся в страхе: уже четверть седьмого! Он проспал больше часа. Признак слабости, еще один признак… Ему еще никогда не случалось засыпать в тот момент, когда он должен бодрствовать. Он сунул голову под кран с холодной водой. Еще раз окинул взглядом комнату: забывать ничего нельзя. Посмотрел на себя в зеркало, провел ладонью по волосам и по лицу… Нервно вздрогнул — он забыл побриться. Эта мелочь могла все испортить. Нельзя упускать из виду ни один пустяк. Он быстро побрился и, найдя в чемодане флакон одеколона, решил, что достаточно только одной капли. В это время постучали в дверь. Он открыл. На пороге стояла хозяйка.
— Доброе утро. Я хотела напомнить, что уже половина седьмого… Муж сказал, что вечером вы просили разбудить вас…
— О, благодарю! Да, да. Я теперь ухожу. Сколько я должен фрау?
— Разве муж не говорил вам вчера?
— Возможно, он говорил, но я не помню…
— Сто леи.
— Пожалуйста.
— Благодарю. Сейчас выпишу квитанцию.
— О нет! Не надо!
— Так нельзя. Уж я выпишу. Только я укажу сорок лей, вы не против? Сами знаете, всякие там расходы, хозяйство… Надеюсь, вам было у нас хорошо. Здесь чисто… Жалко только, что вы так недолго побыли. Всего одну ночь. Да и ночи не прошло, всего несколько часов.
Действительно, подумал он, это может показаться подозрительным.
— Да-да! У меня в Бухаресте дела. Два дня или три. А здесь я хочу отдыхать, здесь, у вас. Один момент, я запишу адрес. Фрау…
— Как вы сказали?
— Я забыл вашу фамилию.
— А! Иляна Пэскэлуц.
— Да-да, фрау Иляна Посколуц.
— Улица Комедии, дом 14, корпус 10, второй подъезд, шестой этаж. Есть и телефон: 16-915.
— Данке, очень, очень благодарю. Я оставлю вам еще двести лей. Значит, я найду комнату пустой?
— Ну конечно. Погодите, я вам выпишу квитанцию… Господин… Вот видите, и я забыла вашу фамилию.
— Ланге. Вольфганг Ланге.
— Совершенно верно. Ланге — это как будто от нашего Лунгу. У нас есть свояк по фамилии Лунгу… Пожалуйста! Но здесь только на сто двадцать лей… Вы понимаете: три квитанции, каждая на сорок лей…
— Да-да, все в отличном порядке.
— Счастливого пути. Мы вас будем ждать.
Он взял чемодан, вышел в переднюю, хотел было открыть дверь, но что-то вспомнил:
— Да! Я оставлю машину на аэродроме.
— Вы летите самолетом?
— Само собой понятно. Один час, и я в Бухаресте. На аэродроме хорошая стоянка?
— Очень хорошая. Как доедете, сворачивайте налево, а не направо. Там увидите огромный навес, специально для машин. И дождь не мочит, и солнце не печет.
