Светлана Алешина - Две головы лучше
– Проводи гостью в зал. Я скоро буду. Только приведу себя в порядок.
Потом он исчез в ванной, а мы с Аристовым прошли в комнату, гордо именуемую «залом».
Никаких канделябров там не было, и зал-то этот был похож на заурядную комнату в нуворишском стиле, когда из-за наличия пары кожаных кресел помещение приобретает нежилой, «офисный» вид.
Правда, немного спасал положение белый рояль, стеснявшийся собственной неуместности, отчего его было до слез жалко.
Я села на кожаного урода и осмотрелась.
На стеллажах вдоль стены ютились несколько томов энциклопедий, да еще лежала небольшая стопка журналов порнографического характера.
– Иногда мне очень нравится, что я не богата, – задумчиво сказала я Аристову. – От этих «евроремонтовых» квартир веет могильным холодом. Будто тебя на некоторое время помещают в склеп, правда?
Он кивнул.
– Мне тоже так кажется, – признался он.
Я поежилась. Наш хозяин не шел. Наверное, прихорашивается, решила я, продолжая с любопытством разглядывать его апартаменты.
Говорят, что дом несет на себе отпечаток личности хозяина. Хозяин этого дома то ли вообще никакой личностью не был, то ли старательно скрывал свое «я» от посторонних глаз. Поскольку квартира сия была точь-в-точь как и сотня других квартир с супернавороченной обстановкой.
Хотя мне почему-то было жутковато тут – я и сама не могла понять, что со мной происходит. Мрачные фантазии громоздились одна на другую, я населяла окружающие меня сейчас предметы зловещим смыслом, совершенно им не присущим.
Ну почему, например, при взгляде на большое блюдо с китайским пейзажем, висящее на стене, мне померещилось, как на этом самом блюде две толстенькие дамочки, в одной из которых я без труда узнала Ирину Тимофеевну, несут голову Барышникова, не успевшего даже переодеться?
Наверное, все это из-за исчезновения Марины Овсянниковой, решила я. А сама Марина в это время сидит себе спокойно, играет «Хорошо темперированный клавир» Баха и даже не подозревает, что мы разыскиваем в квартире Барышникова ее останки!
Наконец на пороге появился наш хозяин, обряженный почти в смокинг, с радостной улыбкой на свежем и вымытом лице.
– Теперь можно и познакомиться, – обольстительно улыбнулся он мне. – А то раньше я производил на вас, барышня, отталкивающее впечатление, не так ли?
Я не сказала бы, что сейчас он произвел на меня притягательное впечатление, но сдержала порыв легкого хамства и вежливо кивнула, на всякий случай соглашаясь с любым его утверждением. Кстати, это хороший способ заставить человека разговориться до такой степени, что он невольно начнет открывать свои тайны, сам этого не замечая.
Люди ведь в основном только тем и занимаются, что ведут пространные беседы с собой, и стоит найтись человеку, согласному выслушать их, они от радости теряют над собой контроль.
Главное – во всем с ними соглашаться!
– Ну и замечательно, – развеселился Барышников. – Меня зовут Николай Васильич, как Гоголя… В этом прямое указание на мою гениальность!
Он громко захохотал над собственной шуткой. Я робко улыбнулась, пытаясь сделать мою улыбку искренней. Ничего у меня из этой затеи не получилось, потому что Барышников перестал смеяться, хмыкнул и спросил:
– А Сережа рассказал вам о специфике моего творчества?
– Да, конечно, – кивнула я.
Не знаю, чему он обрадовался больше – тому, что не надо обучать меня тонкостям воровского арго, или тому, что я согласна нести пиитическую ахинею.
– Оч-чень хорошо, – пропел он, потирая руки.
Он протянул мне свою повелительную длань и проговорил:
– Позволите?
Я немного опешила.
Что, собственно, я должна была ему позволить? Неужели он начнет «обольщаться» моей красотой при Аристове?
Дело-то в том, что Николай Васильевич не-Гоголь смотрел на меня недвусмысленным взглядом, да еще и начал странно подмигивать, так игриво, что по моей спине побежали мурашки.
– Ну? – пошевелил он пальцами.
Я уставилась на эти толстые пальцы в рыжих кудрявых волосках в таком шоке, что и сказать ничего не могла. Со страхом подняв на него глаза, я встретила требовательный взгляд небольших буравчиков и пролепетала:
– Что… вы имеете в виду?
– Я? – удивленно переспросил он, не сводя с меня пристального взгляда. – Я имею в виду стихи, моя хорошая. Вы принесли мне свои, так сказать, пробы пера?
Облегченно вздохнув, я нахально протянула ему листы с «моими» стихами.
Он принял их довольно благосклонно, напялил на кончик носа огромные очки (причем мне показалось, что там простые стекла вместо линз) и зашевелил губами, вчитываясь в творения Вийона.
Иногда он удивленно посматривал на меня, отчего я чувствовала себя в кожаном кресле примерно так же, как смертница на электрическом стуле. Ну, все – сейчас включат рубильник, и моя песенка будет спета…
Я готовила себя к самому худшему.
Но в этот момент в дверь позвонили.
Он отложил листы в сторону и пробормотал:
– Извините, ради бога…
Поднявшись, он вышел.
Мы с Аристовым услышали, как он что-то негромко сказал, потом дверь открылась, хлопнула, и по его быстрым шагам вниз я догадалась, что он решил спуститься к своему посетителю.
Во мне мгновенно проявились сыщицкие инстинкты. Я встала, огляделась и подошла к секретеру.
Секретер был внушительный, сработанный под старинный, и показался мне похожим на бульдога-тяжеловеса.
Я открыла ящик.
– Что ты делаешь? – вскричал напуганный моим безнравственным поступком Аристов.
– Сую свой нос в чужие дела, – ответила я, хладнокровно рассматривая найденные мной бумаги.
Впрочем, они оказались полной фигней – счета, какие-то записки, которые я бегло просмотрела.
«Н.В.! Ждали вас вчера весь день, где вы были? Позвоните. Б.».
Ничего интересного. Еще несколько маленьких повелительных эпистол от неизвестной Б. Какая-нибудь дама, скрытая от посторонних глаз?
«Коленька, не забудь про завтрашний день!» «Заходила, но вас не застала. Перезвоню. Дело очень важное, касательно М.».
Последняя записка меня немного заинтересовала, поскольку литера «М» могла указывать на Марину.
Я повертела листок в руках, но ни даты, ни подписи там не было. Немного подумав, я решила, что, несмотря на свою страсть к запискам, которые Барышников хранил с трогательной бережностью, он вряд ли обнаружит ее пропажу, и сунула бумажку в карман, повинуясь приступу клептомании.
– Как ты думаешь, – осторожно спросила я, – он ни о чем не догадался?
– Надеюсь, – неопределенно пожал плечами Сережка.
Я нервно поежилась, представив себе все самое худшее, что могло произойти.
И, поразмыслив, пришла к утешительному выводу – а ничего! Ну, в крайнем случае, он просто выгонит меня взашей, и мне придется думать, как узнать о Марине. И, кстати, о Марине…
– Не забудь все-таки спросить у него, может быть, он что-то знает?
– В этом я не сомневаюсь, – криво улыбнулся Аристов. – Наверняка знает, вот только вряд ли захочет делиться с нами своими знаниями!
– Думаешь, он все-таки преступник?
– А ты думаешь иначе?
Я еще никак не думала. Конечно, Барышников был противным типчиком, но ведь это еще не повод подозревать его в самых ужасных злодеяниях!
Он задерживался.
Прошло уже двадцать минут, а его все не было. Я успела обшарить все ящики, исключая бельевой шкаф, и собиралась теперь приступить к изучению его содержимого. Удерживало меня одно – вероятность найти там нечто ужасное, что может свести меня с ума. А мой рассудок был мне пока еще нужен.
Поэтому я снова уселась в кресло, разглядывая Аристова, который нервничал и ерзал на стуле, посматривая на часы.
Понять его было можно!
В конце концов, это даже невежливо – бросить своих гостей, пусть непрошеных, на волю судьбы…
Я встала и подошла к окну, в надежде увидеть причину его долгого отсутствия.
Во дворе толпились люди, и все они испуганно вглядывались в барышниковское окно, будто я своим появлением их изрядно напугала.
Приглядевшись, я обнаружила еще подъехавшую «Скорую», из которой вылезли два санитара с носилками, и…
– О черт! – выругалась я.
Схватив Аристова за руку, я вытащила его из квартиры и в бешеном темпе стянула за собой вниз по лестнице.
– Ты что, обалдела? – спросил он меня. – Куда…
Я приложила палец к губам.
– Тс-с-с! – прошипела я. – Сделай веселое лицо, и линяем в темпе «аллегро виваче», если ты не хочешь вляпаться в пренеприятную историю.
– ?!
Его глаза выглядели огромными и круглыми блюдцами на возмущенном лице.
– Что ты…
На объяснения у меня не было времени. И не было особенного желания сейчас быть замеченной. В собравшейся вокруг тела толпе мне сразу бросилась в глаза внушительная фигура Ирины Тимофеевны.
Она стояла, прижав к груди руки, с застывшим от ужаса лицом, и смотрела вниз.
Слава богу, мне удалось пробраться вдоль стены и вытащить за собой непокорного Аристова.
