Сергей ГОРОДНИКОВ - РУССКАЯ РУЛЕТКА
Я не смог скрыть удивления.
– Отказываешься?
– Я только сказал, мне самому не так-то легко решиться. Но играть я буду – с тобой или один. Уже объяснял, почему.
– И в моём ответе ты не сомневался, – сказал я, возвращая книгу на полку.
– Нет, не сомневался, – согласился он. – Ты в душе тоже любишь риск.
Я закрыл стеклянную створку шкафа. За окном потемнело, по откосу застучал моросящий дождь.
6
Проспав до полудня, я чувствовал себя в десять вечера ночной совой. Никуда не спешил, вёл машину, куда глаза глядят. Свернул с дороги в тёмный переулок, который петлял между старыми строениями. Потом выехал на Садовое кольцо, освещённое бесконечными рядами фонарей, где просто так набрал скорость. Я догонял пестреющие впереди автомобили, которые мчались неизвестно куда, неизвестно зачем, обгонял их, оставлял позади и снова видел впереди множество летящих задних огней. По сторонам горели окна многоэтажных домов, на пешеходных дорожках ещё мельтешили люди, обращающие и не обращающие внимания на витрины магазинов, которые бесстыдно соблазняли их привозным товаром.
Просыпался волчий голод, захотелось отыскать спокойное место, где можно перекусить. Я повернул на Покровку, вскоре остановил «шевроле» возле первого же увиденного бистро. Оказалось, сожалеть не пришлось, и я с удовольствием легко поужинал. Настроение у меня заметно улучшилось: когда вышел на улицу, стал замечать, что не все стройные ножки столичных барышень попрятались в салонах иномарок. Пристроившись в кильватере обладательницы таких ножек, я прогулялся до Старой площади и в подземном переходе купил пёстрый журнал мод. Потом вернулся к «шевроле» и, проехав по Бульварному кольцу, нырнул в тишайший, почти безлюдный переулок. Заглушив там двигатель, я бесцельно перелистал журнал, убедился, что накануне Вика была одета по последней моде. Просмотрел журнал ещё раз и положил его на боковое сиденье, сунул ладони под мышки. Я прикрыл веки до щёлочек, через которые уставился в плавный заворот переулка, и позволил мыслям вернулся на пару часов назад, в офис Ивана.
…За окном потемнело, и стал накрапывать дождь. Мне это вспомнилось отчётливо, точно в голове прокручивалась видеозапись. И так же отчётливо всплывало продолжение.
… Мы вышли в комнату секретарши. Возле дверцы в углу Иван вынул из кармана ключи, выбрал нужный и сунул в щель замка, со слабым щелком провернул. Следом за ним я ступил в тёмное помещение. Словно воры или привидения мы пробрались в полутьме к закрытому жалюзи окну, и Иван включил настенный светильник. Оказалось, это была уютная, почти домашняя кухонька.
Иван открыл холодильник, заглянул внутрь.
– Ага, – негромко воскликнул он. – Осталось.
Он вынул кусок шоколадного торта и бутылку итальянского «Мартини».
– Пить не буду, – предупредил я.
– Это ж сухач. Впрочем, тоже не хочу.
Он вернул бутылку в холодильник. С полки снял жестяную банку индийского растворимого кофе.
– С сахаром?
– Без.
– Здание НИИ, – объяснил он мне, показывая рукой с банкой на стены и потолок. – Филиал. Знаешь же, как шёл естественный отбор. Сначала все ринулись в бизнесмены, продавали, что подворачивалось. Потом оказалось, крутить деньги надо уметь, особенно когда пришлось отдавать кредиты и столкнуться с разного рода выбивалами. Теперь многие предпочитают без риска сдавать внаём и распродавать, что имеют. Это называется бизнесом, – в его голосе прозвучал сарказм. – Я не имею в виду этот институт. Науку мне жаль. Режиму она не нужна, да и никому вообще. Не представляешь, что здесь было, когда приехал договариваться. Пусто, лишь два пыльных компьютера, не знаю зачем, никого за ними не видел. Помещения числились за жуликоватым евреем-профессором, он много лет обещал открыть нечто, от чего весь мир ахнет, зарукоплещет советской науке, а заодно министерскому начальству, директору с кучей бюрократов. Уже не верится, а ведь было, всего три года прошло. Нет. Горбачёв молодец. Я бы ему памятник при жизни поставил…
– Чайник кипит, – сказал я.
Он выставил на стол две чашки, разлил кипяток.
– Тебе крепкий? – он снял крышку с кофейной банки.
– Я сам.
Он не возражал. Неторопливо размешал кофе в своей чашке, поднёс её к носу и с наслаждением втянул пар. Пока я следом проделывал то же самое, он разрезал торт на две равные части.
– Вот так, брат… А теперь у меня здесь восемь человек работают… Я сяду. Возьми себе стул в смежной комнате.
– Ничего, постою. Поаляфуршетствую.
Он подвинул единственный стул к толу, опустился на сидение, закинул ногу на ногу. Я посматривал, как он надкусил кусок и попробовал отпить кофе, но тот был горячим.
– Я так и не услышал, что тебе от меня надо? Отмалчиваешься, будто боишься девственность потерять.
Ничего я не боюсь, старик. – Он отставил чашку и глянул на меня. – Ты знаешь, как делают деньги на фондовой бирже?
– Что-то там с котировками акций. Надо вовремя купить дешевле, а продать дороже.
– В общем, да. А если знать, какие акции упаду в цене, а назавтра вырастут?
– Наверно, можно стать очень богатеньким дядей.
– Не то слово! Особенно, если проделать это с размахом, с настоящим размахом.
– Да, но такие игры рискованны. Вдруг не угадаешь? Я бы не взялся. Тут нужен особый нюх. Или чтоб бог на ушко подсказал.
– Может, и да, а может, и нет. Кроме Моцартов, есть и Сальери. Кто гармонию просчитывает, – он указательным пальцем постучал по правому виску, – тоже управляет этой стервой.
Я надкусил свой кусок торта, но не понял, какой был вкус. С тарелкой в руке я отступил к подоконнику и присел на него.
– Хочешь сказать… – начал было я.
– Ну, разумеется.
– Но такие вещи должны предусматриваться… Есть же контролирующие учреждения… Да и законы, наконец. Могут пронюхать журналисты, поднять шум. Да нет, не верится мне, что всё так просто. По мелочам куда ни шло. Но ты же имеешь в виду огромные финансовые махинации.
Он заговорил со мной снисходительно-терпеливо, точно учитель с учеником.
– Формально никто и не будет нарушать законов. Никаких нарушений. Я пока и сам толком не разобрался, что и как, но хочу заметить, карты раздают очень крупные фигуры, которые не проигрывают. – Он уставился мне в лицо, как заштатный гипнотизёр и понизил голос. – Это же, так сказать, сливки нашего общества.
Я невольно начинал ему верить и тихонько присвистнул.
– Если уж они за такое возьмутся… Только за баснословный куш.
– Я тоже так думаю. И хочу незаметно урвать своё. – И вдруг Иван странно поинтересовался: – Ты же не сомневаешься, они на это способны?
Я пожал плечами, ответ мой был уклончивым:
– Задай такой вопрос на улице. Девять из десяти ответят, не сомневаются.
– Это очень высокий процент. Как ни крути, а социальный инстинкт что-то да значит.
– Пожалуй, да, я бы поверил, – неохотно согласился я. – Но всё это догадки, химеры. А нужны факты. У тебя они есть?
Он помолчал. Я терпеливо ждал со смутной надеждой, что он раздумает. Наконец он отчётливо произнёс:
– У меня они будут.
Я сухо сглотнул.
– Когда?
Он ответил не сразу, после глотка кофе.
– Скажем так, – глядя в чашку сказал он. – Встречаемся завтра, здесь, в это же время. У меня будут доказательства. – И поправил себя. – Должны быть.
– В это же время? – Я тянул с ответом, понимая, следующие слова не оставят мне пути отступления. – Во сколько точно?
– В восемь.
– То есть в двадцать часов…
Он перебил меня, и в голосе его была откровенная насмешка:
– В восемь часов пополудни, ноль-ноль минут и ноль-ноль секунд. Раз ты такой дотошный…
Я вздрогнул, приоткрыл глаза, и воспоминание растаяло. Ещё раз постучав в боковое окно, светловолосый парень распахнул дверцу и нагнулся, заглянул в салон.
– Шеф, к Даниловскому рынку не подбросишь? – спросил он.
Невысокой тёмненькой девчонке, которая стояла за его спиной, было лет семнадцать; он же – года на три постарше, руки у него были крупными и сильными. Не похож на качка, равнодушно подумал я, наверное, строитель.
– Влезай.
Я показал головой на заднее сидение. Он открыл заднюю дверцу, пропустил девчонку. Она легко впорхнула, уселась, поправила юбку, и в салоне появился слабый запах духов. Духи мне не понравились.
– Всё, можно отчаливать, – весело объявил мне парень, подсаживаясь вплотную к подружке. Обхватив за плечи, он привлёк её к себе. Она хихикнула, и я поймал в зеркальце над лобовым стеклом её любопытный взгляд. На глаза мне попался таксофон. Он сиротливо жался к углу дома, словно беспризорная облезлая собака.
– Нужно позвонить, – предупредил я парочку и выбрался из машины.
