Сергей ГОРОДНИКОВ - РУССКАЯ РУЛЕТКА
Во время разговора у меня возникало подозрение, что Ашот провоцировал разрыв договорённостей. Теперь, по его виду, я точно знал, так оно и было. Но он рассчитывал на мне поживиться, а оказалось, больше потерял.
С пачкой денег в кармане я покинул контору, сел в «шевроле».
– Ну и чёрт с ним, – проворчал я под нос, чтобы избавиться от смутной неудовлетворённости собой: так и не довёл расследование до конца. – Я же не наёмник по доставке грузов. Ни одной зацепки за пять недель.
Я посмотрел на наручные часы. До встречи с Иваном оставалось около часа, и от мысли о ней на душе заскребли кошки.
5
Как ни старался ехать медленно, а к старому двухъярусному особняку, который после ремонта будто сбросил с плеч лет пятьдесят, я прибыл не тогда, когда надо бы. Мне не хотелось являться ни минутой раньше назначенного времени. Точность даёт больше возможностей для манёвра в деловых отношениях, а я чувствовал, разговор будет не из простых. Я расслабился и постарался сосредоточиться. Ночные объяснения Ивана были туманны, на их основании можно было предполагать всё, что угодно, вплоть до свержения законного царька какого-нибудь Чумбу-Юмбу, если тот вдруг оказался замешан в делишках враждебной Ивану мафии. Я опять глянул на часы. Чтобы прийти к такому выводу, мне потребовались пара минут. Я решил убить время иначе, а именно поразмыслить о недавно прерванных рабочих отношениях с неким Ашотом. В общем, прервал я их довольно лихо, с кавалерийской стремительностью. И наверное, думать об этом уже не стоило. А, бог с ней, с этой точностью.
Замкнув дверцу машины, я прошёл к парадному входу. Две лампы дневного света горели под потолком входного помещения, а столешницу видавшего виды стола освещала ещё и настольная лампа. Сидящая за столом полная женщина с проседью в коротко постриженных волосах оторвалась от вязания, посмотрела на меня поверх очков. Я уверенно направился к лестнице, и она ничего не сказала, не окликнула. Поднявшись на второй этаж, я сунулся сначала в ближайшую дверь, которая оказалась не запертой. В неуютной, заставленной коробками комнате тихо совещались какие-то парни в кожанках. Они замолчали и недовольно посмотрели на меня. Объяснив, что попал не туда, я оставил их наедине со своими тайнами. Другая дверь, толстая и прочная, тоже поддалась моему толчку и открылась, впустила в крошечную прихожую с двумя отдельными кабинетами и табличкой.
В прихожей царил полумрак. Мягкий свет проникал из левого кабинета, дверь в который оставили приоткрытой. Оттуда не доносилось ни звука, я заглянул и увидел совершенно пустое помещение. Или из него выехали, или готовились въехать. Судя по табличке в прихожей, мне нужно было зайти в другой, плотно закрытый кабинет. Что я и сделал, и попал в небольшую комнату. Дверца напротив меня была заперта, а бежевая офисная стенка отгораживала закуток с рядами полок, на них в беспорядке расставили яркие книжки рекламного и справочного содержания. Сбоку офисной стенки на угловой тумбочке бросался в глаза ксерокс. Низкое вращающееся кресло вдвинули между тумбочкой и прибранным столиком, на котором остались лишь светло-серый телефон с факсом и стакан с фломастерами. Очевидно, там было рабочее место секретарши. Навесная лампа над столиком была выключена, не было видно ни сумочек, ни пёстрых зонтиков, ничего из того, что выдаёт присутствие женщины. Я приостановился у двустворчатой стеклянной двери, затем раскрыл одну створку и переступил порог.
Иван был в своём офисе один. Удобно сидел в большом вращающемся кресле во главе Т-образного стола для совещаний и работал на компьютере.
– Присаживайся, – сказал он, не отрываясь от дела, – сейчас освобожусь.
Я снял плащ, бросил на спинку мягкого стула и сел рядом. Иван был в лёгком бежевом свитере, с моего места виднелись тёмно-серые брюки свободного покроя, тёмно-коричневая итальянская туфля, которая вполне сочеталась с чёрным шерстяным носком. Проявлений усталости на его лице я не заметил, хотя вряд ли он имел возможность проспать до полудня, как я. За его спиной во всю стену растянулась стенка с застеклёнными полками, уставленными книгами, журналами и папками. В дверце правого шкафа торчал ключ с брелком в виде лошади.
Наконец он оторвался от компьютера и протянул мне руку. Его рукопожатие свидетельствовало, что в прежние времена он, действительно, отдавался занятиям спортом. Ночью я обратил внимание, у него стал расти живот, однако в свитере это не так замечалось, наоборот, в его облике появилось что-то медвежье, мускульная сила и вальяжность.
– Занимаешься? – я руками изобразил упражнение гантелями.
– Плаваю, старик, сейчас плаваю, – сказал он, внимательно изучая меня цепким и проницательным взглядом. Будь я женщиной, такой взгляд смутил бы.
– Ты смотришь, как представитель племени людоедов, – заметил я насмешливо.
Иван хмыкнул. Карие глаза его оживились.
– Бизнес и есть людоедство. Особливо в нашем отечестве, – объявил он без тени сомнения. – Ростовщичество, спекуляция, разбой и коррупция – его символы веры. Ну да ладно. Как самочувствие после вчерашнего?
– Морально или физически?
– И то и другое.
– Не течёт из носа, не чихаю, не кашляю. Не могу не радоваться, что легко отделался.
– Я тоже.
– Что «тоже»?
– Радуюсь, легко отделался.
Он небрежным жестом взял со стола золотую зажигалку, вдруг бросил мне. Не сводя глаз с его лица, я поймал её у самого носа.
– Тебе не кажется, нам повезло, и очень здорово повезло? – сказал я. – Но везенье – вещь ненадёжная, сегодня есть, завтра нет.
– Так что, решился мне помочь?
– Сомневаюсь, ты до конца откровенен.
– Какая нужна откровенность?.. – Он откинулся в кресле. – Ладно, я в шаге от банкротства. А
вылечу из своего бизнеса, встать в нём уже не дадут.
Его слова показались мне цитатой из набившей оскомину мелодрамы, и я спокойно сказал:
– У тебя опыт, наработанные связи. Возьмут в другую фирму…
– Всё! Замолчи! – сорвался он и мрачно уставился в дисплей компьютера.
Я замолчал.
– У тебя кто дед? – вдруг задал он неожиданный вопрос.
– Какой? У меня их два.
– Тот, кто ближе по духу?
Я еле сдержал зевоту
– Из служилого сословия.
– А моего раскулачили. Во мне кровь хозяина бродит, покоя не даёт. – Он заставил кресло крутиться в одну, в другую стороны. – Я понимаю Цезаря: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме». Моя «деревня» здесь. – Он слегка постучал пальцами по краю стола. – Я в ней первый. А быть вторым… вице чего бы то ни было не хочу.
Мне это было понятно. Я бросил ему зажигалку обратно. Он дёрнулся, поймал её обеими ладонями.
– Второй дед не авантюрист? – полюбопытствовал я.
Он уставился на меня, казалось, решив, я перестаю колебаться, посветлел и криво усмехнулся.
– Он алмазы искал в Сибири.
– И что с ним стало?
– Это тайна, старик, покрытая мраком.
– Да. Наследственность у тебя.
– Ничего, не жалуюсь.
Я не встал, не ушёл, и он расправил плечи. Оценивающе пробежав глазами по его офису, я невольно остановил взгляд на торчащем в дверце шкафа ключе с брелком лошади.
– А чего тебе, собственно, жаловаться?
Он перехватил мой взгляд и сменил тему.
– Нашёл меня сразу? Без проблем?
Я пожал плечами.
– Ты ж объяснял не мне первому. Заблудиться не удалось. Кстати, я ошибся дверью, заглянул к твоим соседям. Кто они?
– А-а, – он достал из выдвижного ящика открытую пачку «Кэмел», щёлкнул зажигалкой, закурил. – Машинами, книгами торгуют; перепродают, что подвернётся. Мою древесину иногда по мелочи разбрасывают. Ничем не гнушаются. – Он уставился мне в лицо. – Жёсткие ребята. – В его голосе не было ни осуждения, ни одобрения. – Они сейчас такие… Изучаю. Мы с тобой люди с образованием, при любом режиме устроимся. А их бросили в рынок без сносной профессии за плечами. Им есть, что терять. Если кризис доёдёт до них, мелкий бизнес, лавочники станут разоряться… – Он покачал головой. – Такие, как они стали опорой Гитлера, его волей к власти.
Я натянуто улыбнулся.
– Последнее время только и слышу: Гитлер и фашизм, фашизм и Гитлер. Думаешь, история повторяется? Чушь это.
Ему было скучно выслушивать мои возражения, однако он не перебивал и ответил не сразу.
– Но есть же общее в схожих обстоятельствах. Человек-то не меняется. Хочет вкусно есть, сладко спать, а не влачить существование. Ему нужна хорошая одежда и тёплый кров, нужны развлечения и уверенность в завтрашнем дне. Или нет?
– И всё же японец не похож на немца, а немец на американца.
Этот доверительный разговор нас сближал больше, чем все годы знакомства в институте. Он тоже это понимал и развивал мысли с предельной откровенностью, с личной заинтересованностью привлечь меня на свою сторону.
