Николай Зорин - Окрась все в черный
— Договорились!
Они проводили ее до самого дома и, подавленные ее горем, понуро разошлись в разные стороны. Анна быстро поднялась на свой пятый этаж, запыхавшись, влетела в квартиру — ей казалось, что вот сейчас зазвонит телефон, она снимет трубку и все разрешится. Но телефон молчал. Не переодевшись, не приняв душ, не поужинав, она долго стояла в прихожей, дожидаясь звонка. Потом не выдержала и села на пол.
Телефон зазвонил в половине восьмого, но это оказалась Люба: хотела узнать, как у Анны дела. В девять на сотовый позвонила Валентина и сразу же следом за ней Татьяна. Инга не откликалась. Но Анна упорно не уходила со своего поста: ей казалось, что, если даже на минутку отлучится, окончательно предаст сестру и тогда произойдет нечто совсем непоправимое.
И все же она уснула. Сидя на полу, в прихожей. Звонок застал ее врасплох — со сна она всегда соображала плохо.
— Аня?
— Инга!
Она забыла, о чем должна ее спросить. Было что-то такое важное… но никак не вспомнить что. Киллер… Да, но это потом.
— Анечка! — Голос Инги был встревоженный и какой-то виноватый. — Ты должна ко мне приехать.
Ах да! Адрес! Адрес должна была узнать она в первую очередь.
— Инга, постой, ты мне все объяснишь, но сначала…
— Записывай адрес, — перебила ее сестра, видимо мыслящая с ней в унисон. — У тебя есть на чем записать?
На тумбочке возле телефона всегда лежала ручка и несколько листков из блокнота, но сейчас все, как назло, куда-то подевалось. Подхватив телефон, Анна пошла с ним в комнату, умоляя сестру подождать, не отключаться. Но ручка и там никак не отыскивалась. В конце концов на глаза ей попался огрызок воскового мелка (в блюдце под цветочным горшком, непонятно как он туда попал). Прямо на подоконнике Анна записала адрес.
— Постарайся подъехать к пяти. У меня намечается… — Инга запнулась и совсем уж расстроенно закончила: — Небольшое торжество. В честь дня рождения ребенка.
— Ребенка? Какого ребенка?
— Моего ребенка, — очень тихо проговорила Инга.
— У тебя ребенок? Боже мой! Я ничего не знала! Мальчик? Девочка?
— Да, ребенок. Шесть месяцев.
— Ах, Инга! Поздравляю! Но как?… Почему ты мне не сказала, что беременна? Я бы тогда никуда не уехала. Инга!..
— Так вот, ровно в пять. И… — Инга судорожно вздохнула, — не забудь, о чем я тебе говорила утром. Деньги… ты должна обязательно ему заплатить. Скорее всего, он тоже придет на день рождения. И… надеюсь, до встречи, сестренка.
— Я обязательно приеду, обязательно! — прокричала в трубку Анна, но Инга уже отключилась.
Непонятно зачем, словно фиксируя время звонка, Анна посмотрела на часы: половина второго. Постояла посреди комнаты с телефоном в руках, не зная, что предпринять дальше. Опустилась на стул и тут же вскочила — сидеть было невыносимо. Впрочем, стоять без движения тоже. Нужно срочно что-то делать, куда-то идти. Только никак не сообразить, что и куда. Билет! Ей нужно идти за билетом. У Инги она должна оказаться в пять, значит, выезжать необходимо на шестичасовом, утреннем, пассажирском. Да, ей нужно собраться и идти за билетом.
Анна вытащила из кладовки большую дорожную сумку и принялась складывать в нее вещи. Занималась она этим долго и тщательно, но, когда все было уложено, вдруг сообразила, что ничего ей не нужно, только документы и деньги — вещи она собирала, только чтобы не сидеть так, двигаться, двигаться. И когда она это осознала, вдруг поняла, что беда непоправима, что помочь сестре ничем не сможет, потому что в принципе помочь ей уже нельзя. Конечно, она поедет, но…
Поезд опаздывал. Это был проходящий. Подошел к платформе только в половине седьмого. Всю дорогу, почти девять часов, Анна ужасно нервничала, что не успеет попасть к сестре вовремя, хоть и чувствовала: это уже не имеет значения. Кружилась голова от волнения и голода (со вчерашнего утра она ничего не ела). Мужчина, сидящий напротив, пытался развлечь ее разговором, но она совершенно не понимала, о чем он ей рассказывает. В вагоне было душно.
— Люблю иметь дело со взяточниками, — говорил мужчина серьезно и даже почему-то хвастливо. — Милейшие люди. Помню, однажды мне пришлось переходить казахскую границу, пешком, представляете?
Анна сочувственно кивнула и сделала заинтересованное лицо, поощряя к продолжению — ей было неудобно заставить его замолчать. Украдкой посмотрела на часы: половина двенадцатого, еще ехать и ехать. Он между тем заливался соловьем, не замечая, что Анна его просто не слышит. Она вдруг впала в какое-то странное состояние — нечто вроде оцепенения, когда сознание сохранено, но совершенно не мучает. По столу ползла муха, звенели стаканы, слегка подпрыгивал кончик обертки от печенья… Протянуть руку и взять — он, ее назойливый рассказчик, наверное, не обидится. Отломить кусочек печенья, положить в рот — она ведь просто умирает от голода! — и тогда все придет в норму, тогда… Никакое печенье ей не поможет, Инге не поможет. Ведь если дело дошло до киллера…
— Понимаете, она наняла киллера, — пожаловалась Анна непонятно кому.
— Да что вы! — оглушительно захохотал мужчина. — Никакого не киллера. Грохнул выстрел, а оказалось, просто лопнула шина. Но в первый-то момент я не понял, испугался насмерть, бросился навзничь в канаву. Там вообще было жутко: идешь в неизвестность, солнце палит нещадно, жара страшенная, а по обеим сторонам болота. Представляете, болота! Казалось, откуда бы там взяться болотам, если такая жара? А вот поди ж ты. Конечно, был только май…
— Извините, — перебила его Анна, — можно я возьму немного печенья?
— Конечно, берите! — Он придвинул к ней пачку. — И водички, водички.
— Спасибо.
— Нейтральная полоса! — Мужчина снова захохотал. — Уж чего-чего, а цветов там точно никаких нет! Жуткая помойка! А машины все идут, идут, а я пешком. Там километра три, не меньше — шесть в два конца. По такой-то жаре. Но казахи оказались милейшие люди. Раньше-то я не выносил узкоглазых…
— Да замолчите! — не выдержала Анна. — Как вам не стыдно!
— Пардон! — Он почему-то совсем не обиделся. — Я просто хотел сказать… Да, да, конечно, это нехорошо… Так вот.
Рассказ его длился и длился, и не было видно конца. И дороге не было видно конца. И жара мучила, как на казахской границе, если идти пешком. И конечно, Инге не помочь, ведь речь идет уже о киллере. Что она имела в виду, когда говорила: надеюсь, увидимся? Таким ни на что не надеющимся голосом говорила. И еще говорила… Ах да! У нее же ребенок! Что будет с ним, если с Ингой что-то случится… или уже случилось? О ребенке она позаботится, вне всяких сомнений. Заберет его к себе. Шесть месяцев. Сегодня ему исполняется шесть месяцев, поэтому и нужно прибыть ровно в пять… Кто это — мальчик или девочка? И… отец. Инга ничего не говорила о муже или о человеке, который… Не вышло бы проблем с отцом ребенка. Вдруг он не захочет ей его отдать? Набегут родственники, бабушки всякие… Киллер, возможно, тоже будет среди гостей. Зачем Инга устраивает праздник, если попала в такую трудную ситуацию? Нельзя было уезжать, оставлять ее одну. Вот она — главная ошибка. И как же она не поняла тогда, что Инга беременна? И почему Инга ей ничего не сказала?
Нет, вряд ли там есть отец: Инга не оказалась бы в таком положении, если бы рядом с ней был мужчина, любой, какой ни на есть. Значит, с усыновлением проблем не возникнет. Хорошо бы девочка. Маленькая, хорошенькая, как Инга. Они будут нянчить ее по очереди — девчонки помогут, девчонки ужасно обрадуются, все они несемейные — и очень, очень любить. Да и мальчика тоже будут очень любить… Племянник, племянница — ее собственный сын или дочь. Только бы с Ингой ничего не случилось!
— О чем вы задумались? — вкрадчиво — а думал, что ласково, дружелюбно, — спросил мужчина. В нос ударил невозможный запах табака — выходил покурить в тамбур, а она и не заметила, что его вдруг не стало.
— Да так, ни о чем.
— Не хотите говорить? Ладно, пытать не буду. — Он засмеялся, толчками выдыхая на нее запах табачного дыма. — Каждый имеет право на секреты.
— Голова болит, — стала оправдываться Анна и вдруг почувствовала, что голова в самом деле болит.
— Голова болит? — озабоченно переспросил мужчина, тронул ее лоб ладонью. — Температуры нет. Да здесь очень душно — вероятно, от этого. Ничего, скоро приедем, на свежем воздухе все пройдет.
Поезд опаздывал все больше и больше. Пропускали все встречные, подолгу стояли на незапланированных станциях. В результате вместо половины четвертого прибыли почти в пять. На привокзальной площади Анна купила букет лилий и взяла такси.
* * *Ах, ну конечно, это просто шутка! Или сон, дурной, нескончаемый — такое бывает: идешь, идешь по темному лабиринту — и не можешь проснуться. После таких снов болит голова, вот как сейчас… Так у нее давно ничего не болело, а тут болит и болит. Ну что ж, нужно просто повернуть назад, снова взять такси, доехать, домчаться до вокзала и сесть в тот же поезд. Потому что… Потому что то, что с ней происходит, не может быть правдой. Этот мрачный необитаемый дом… Не может Инга здесь жить! Этот дом мертвый, в таких местах не водятся люди — живые люди, не призраки.
