Валерий Еремеев - Черный ангел
— А если он не захочет говорить? — опять беспокоится губастый.
— Тогда бейте, пока не захочет. Куда он денется, — пожимает плечами Краснов и поворачивается, чтобы уйти.
Перспектива, все равно, не ахти какая. Два месяца ходить в гипсе и питаться только жидкой манной кашкой через трубочку, спасибо большое. Все это я уже проходил. Удовольствие так себе. Может сказать, что меня наняла супруга Краснова, которой захотелось узнать, чем занимается ее муж по ночам? Вот если он окажется холост — получится лажа.
Выйти ему не удается. Путь ему перегораживает тот самый дневной легионер из «Цитадели-Б».
— Борис Григорьевич, менты!
— Менты?! В доме?!
— Пока нет, но территория уже оцеплена «ОМОНом». В камеры хорошо видно.
— Вот, зараза! Игорь, иди, предупреди всех гостей.
Губастый дергается к двери, но Краснов его останавливает.
— Отставить, я сам, снимите с этого урода веревку и верните его вещи. — Он поворачивается в мою сторону. — Ну, смотри, дружок, если эти менты — твоя работа, я в долгу не останусь.
2
— Итак, значит, вы Лысков Сергей Николаевич, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, сотрудник детективного агентства «Зета +», — такими словами комментирует мои письменные показания Владимир Валентинович Дунайский, следователь из Москвы. — И расследуете обстоятельства гибели вашего сотрудника, потому и следили за домом, принадлежащим общественной организации «Орден Священного Грааля»?
Дунайский еще достаточно молод, скорее всего, ему нет и тридцати, но на верхушке его овальной головы уже во всей своей красе сверкает лысина. Я заметил, что его брюки уже давно соскучились по утюгу, а воротник белой рубахи приобрел цвет неба в солнечном месяце ноябре. Впрочем, что с него взять, командировочный, он и в Африке командировочный, мама или жена далеко, смотреть за бедолагой некому. В столичную высококомпетентную комиссию он, скорее всего, попал в качестве рабочей лошадки для черновой работы: сходить, позвать, принести, позвонить, написать, отпечатать, зарегистрировать, чай заварить, за кофе сбегать. Надо ж кому-то и этим заниматься, в то время как более опытные товарищи головами работают. Вот и сейчас ему достался я, с которым вроде бы все ясно (а если не все, то почти все); остальные же его коллеги занялись другими гостями, задержанными в особняке.
— Угу, — говорю я, стараясь экономнее расходовать энергию и слова, ибо время позднее, я устал, сильно болит живот и кто его знает, когда я отсюда выберусь.
Когда я говорю, что про меня вроде все ясно, то имею в виду, что правоохранители прекрасно понимали, что к постоянным гостям Краснова я отношения не имел. Например, на вопрос Великого магистра, колотившим прикладами в двери омоновцам, какого им всем надо, ему ответили, что есть данные, что в доме происходят противоправные деяния, ставящие под угрозу здоровье и жизнь человека. Это они меня имели в виду, сердешные.
После, когда ментов пришлось впустить внутрь, старший офицер на возражение, что их действия незаконны, сказал, что есть «свидетели», которые видели, как несколько людей насильно волокли в дом человека.
Краснову пришлось предъявлять меня.
— Вот этот человек, против которого применялись якобы «противоправные» действия. Как видите, он жив и здоров. Ничего плохого ему не делали, — заявил он.
— Это спорный вопрос, — поправил я Великого магистра.
— Кто вы такой? — спрашивают меня.
— Независимый журналист. Хотел сделать репортаж про этих людей, так они на меня набросились.
— Этот человек следил за мной и моим домом, — снова объясняет Краснов. — Естественно, что я дал распоряжение своей службе безопасности выяснить, кто он. Что в этом странного? Это может быть преступник, киллер, которого подослали убить меня мои враги. Я думаю, что вам стоит им заняться.
— У вас много врагов?
— У человека моего масштаба не может не быть врагов. Скрытых врагов, разумеется. Я напишу заявление и попрошу вас дать правовую оценку действиям этого человека.
— Обязательно напишите, — успокоил его офицер. — А теперь позвольте нам осмотреть дом.
— Как осмотреть? Зачем осмотреть? — не на шутку встревожился Борис Грирьевич.
— На том основании, что мы не уверены, что это именно тот человек, которого насильно привели в дом ваши люди. Он вполне может быть с вами заодно.
— Но это не так. Я его сегодня в первый раз вижу. Скажите им, — обратился он ко мне, — что это правда.
— А толку? Они все равно мне не поверят, — покачал головой я.
Офицер сделал знак подчиненным приступить к проверке, а сам снова обратился с вопросом к Краснову.
— Скажите, а в списке ваших недругов, случайно не значился такой Перминов Александр Петрович, бывший прокурор области? Тот, которого убили два дня назад.
Услыхав фамилию убиенного прокурора, Краснов как-то сразу побледнел и пошел мелкой дрожью, словом не на шутку наложил в штаны, вследствие чего враз растерял свой самоуверенный вид и из Великого магистра превратился в обычного маленького напуганного человечка.
— Так, вот из-за чего вся эта каша, — озадачено и, вместе с тем, испуганно произнес он. — Вы здесь потому, что полагаете?.. Но почему именно я?.. Какое я имею к этому отношение?
Глядя на Краснова, трудно было сказать, притворяется он или на самом деле шокирован, что его связали с убийством прокурора. Между тем, подбежал помощник старшего офицера и что-то прошептал последнему на ухо.
— Ого, — только и сказал тот, многозначительно посмотрев на Краснова, а потом быстро начал распоряжаться: — Никого из комнат не выпускайте. Пусть пока сидят и ждут. И вызови автобус, а то на всех нам места не хватит. Этих, — он показывает рукой на стоящих рядом охранников Красного, — оправляйте в контору прямо сейчас. Скажи Петрову, пусть распорядится.
— И его тоже? — лейтенант, кивнул на меня.
— Ага, и его. Там разберутся, что к чему.
— Мне тоже собираться? — спрашивает Краснов.
— Вы пока останетесь, но, не переживайте, дойдет и до вас черед.
— А чего мне переживать, это вы переживайте, — огрызается Борис Григорьевич. — За это самоуправство вам придется отвечать.
Он и в самом деле очень быстро справился с собой и теперь, наморщив лоб, соображает, что ему делать в такой ситуации. Быть может, и подсказал бы ему, но я и сам не знаю, что такого было обнаружено, что офицер только сказал «ого» и распорядился убрать меня с поля зрения.
Нами (то есть, мною, губастым, его двумя помощниками, охранником из «Цитадели-Б» и еще двумя неизвестными мне господами) набивают воронок и отправляют по назначению.
По дороге Колобок, который неожиданно для меня оказывается большим оптимистом, пытался веселить публику старыми анекдотами, борода которых растет со времен первой мировой войны, но единственный человек у кого они вызывали смех — это он сам. Причем смеялся он так, как может смеяться человек с совершенно чистой совестью и, слушая его, не поверишь даже, что он предлагал сделать из меня факел. Остальные попутчики были мрачнее ночи; им не до смеха. Мне тоже, особенно, если учитывать то, что кулак этого весельчака перевернул все мои кишки.
Потом, мне пришлось еще с час пропариться закрытым в «обезьяннике», вместе с теми же губошлепами и колобками, и только тогда я был затребован следователем Дунайским, которого исходя из его пожеванного лица и красных непромытых зенок только что оторвали от подушки. Хорошо, что еще столичным следопытам поставлена задача по горячим следам, в предельно сжатые сроки размотать убийство Перминова, а то пришлось бы до утра сидеть. Вот и стараются. Найдут, не найдут, но зато всегда оправдание будет: делали все возможное, на пределе человеческих возможностей, работали утром, днем, вечером и ночью.
3
— А почему вы решили связать клуб рыцарей-любителей и убийство, можно узнать? — таков следующий вопрос Дунайского.
— Спросить можно. А можно и прочитать. Я же все подробно написал.
— И все-таки?
— Наверное, из тех самых соображений, что и ваши люди решили оцепить особняк Краснова. Это говорит о том, что мои мысли совпали с вашими и мы вышли на один и тот же след.
Дунайский еще раз вчитывается в бумаги, на что у него уходит минут десять, в течение которых я успеваю задремать на стуле.
— Сергей Николаевич, а Сергей Николаевич! — возвращает меня к реальности Владимир Валентинович и когда ему это удается, спрашивает: — У вас еще есть какие-либо факты или собственные выводы, относительно убийства Перминова и Никитюка? Меня интересует любая мелочь, которая могла бы нам помочь.
— Нет, все, что у меня было, я изложил на бумаге. Клиента у меня нет, как нет никаких оснований что-либо скрывать от следствия. Было бы что добавить, я бы это сделал.
