Алоиз Качановский - Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек
— Всегда одно и то же. Не так уж много раз. Если точно, то еще дважды. Но этого было вполне достаточно. Тем более, что я твердо уверен теперь, что это чудовище, этот урод уже от меня не отстанет. Как он может отстать от меня, если он находится в моей голове? Вижу я его обычно вечером, так как именно вечером бываю пьян в стельку. Еще раз я видел его перед домом, а вчера рядом с «Селектом».
— Как он выглядит? — спрашивает Опольский и запивает свой вопрос молоком.
— Я предпочел бы не описывать его. Выглядит он кошмарно. Он весь фиолетовый, лысый, покрытый голой морщинистой кожей. Морда, как у дьявола, с оскаленными белыми зубами. Ходит на четырех ногах и невероятно подвижен.
— А голос его ты слышал?
— Да, что-то вроде писка.
— Они всегда пищат, — констатирует Опольский и продолжает смаковать молоко. — Как это было там вчера перед «Селектом»?
— Я уже говорил вам, что выехали мы с Франком в страшном дожде. От Франка до «Селекта» довольно далеко. Франк живет за рекой. Я был уже изрядно пьян, мало что помню из этой поездки, тем белее почти ничего не было видно, все заслонял дождь. Франк остановил машину перед «Селектом», но, скорее всего, перед боковым входом, так как я не помню какого-нибудь освещения. Он пошел за водкой, а я остался в автомобиле, видел я только переднее стекло, работающие щетки за ним, струи дождя и кусочек асфальта. В какое-то мгновение на этом кусочке асфальта я увидел мое страшилище. Мерзкий призрак стоял и пялился прямо в фары автомобиля, то есть на меня. Не двигался. Я закрыл лицо руками, так как не хотел смотреть на него. Но я ощущал, что он все еще там, на дожде, на улице, стоит и смотрит на меня. Потом подошел Франк, сел в машину, и мы поехали. Помню, какую-то долю секунды я испытывал надежду, что автомобиль переедет эту гадину, стоявшую на дороге, что он разделается с ней. Но это был конечно бред, разве можно прикончить продукт галлюцинации.
— Существуют курсы лечения, помогающие отвыкнуть от алкоголизма, — цедит Опольский и допивает молоко. Подзывает кельнера, расплачивается.
— Что вы мне посоветуете? — спрашиваю я его.
— Советую отдать все дело в руки полиции. Ты должен был сделать это сразу. Роль адвоката начинается только тогда, когда появляется обвиняемый.
— Но ведь я сам могу стать этим обвиняемым.
— Можешь, но еще не стал. Есть шанс, что виновным посчитают кого-нибудь другого.
— Например вас, — говорю я.
— Будешь тогда защищать меня, причем бескорыстно в память покойного отца, — роняет Опольский и удаляется походкой ревматика в сторону улицы, я же возвращаюсь на стоянку такси и прошу отвезти меня на Солнечную, в Издательство детективной литературы.
6
Все Издательство помещается в трех комнатах на втором этаже довольно грязного дома. В первой комнате хозяйничает административный персонал, дальше комната редакторов, в эту минуту пустая, в самом конце — кабинет Густава.
За креслом Густава на стене красуется огромного размера смертельно бледная физиономия, сведенная демонической судорогой. Из уголка рта сочится алая струйка крови. Чуть ниже надпись «Ступени на гильотину», вверху шрифтом помельче «Стэн В.Мелтон». Все это — увеличенная обложка книги, принесшей славу «Синей библиотеке» и достигшей рекордного тиража. Фигура Густава, сидящего у письменного стола, резко контрастирует с этим шедевром книжной графики. В школе мы звали Густава Галушкой.
Густав как раз прощается с пожилой полной дамой. Мы остаемся одни.
— Агата Кристи? — спрашиваю я, кивая на дверь, за которой исчезла дама.
— Что-то в этом духе, — отзывается Густав. — Только, к сожалению, без литературного таланта. Бывают у нее неплохие идейки, но она растворяет их в море графоманства и при этом не соглашается на переделки. Трудная особа. Осчастливила нас уже восемью рукописями, в каждой что-то есть, но, увы, все это нужно переписывать заново, и еще неизвестно, выйдет ли из этого толк, даже если бы она согласилась. Благодарить за нее я должен Франка.
— Наверное, он помог ей поверить в ее гениальность, а потом сплавил тебе вместе со всей ее продукцией, — говорю я. — Франк чересчур жалостлив, он просто не в силах произнести: «Мадам, вы графоманка». Доброе сердце — это ужасное увечье в нашей жизни, как ты думаешь?
— Нет, Франк уже не работал в Издательстве, когда эта дама открыла в себе творческую жилку, — разрушает мои логические построения Густав. — Но в том, что он наделал нам хлопот, ты прав. Она первый свой шедевр принесла не нам, а на киностудию, так как была уверена, что написала гениальный сценарий. И там попала как раз на милейшего Франка, перебравшегося на студию от нас. Он объяснил ей, что ее вещь не годится для кино, но может" послужить прекрасной основой для повести. И куда же он послал ее? Прямо ко мне! С сопроводительным письмом, в котором горячо расхваливал литературный талант дамы. Но удивительно, что она свято поверила в свое призвание и доводит меня уже пару лет претензиями, так как мы решительно не желаем издавать ее суперопусы. Выпьешь? — переходит Густав к делу.
Не отказываюсь, и Густав вынимает из левой тумбы стола бутылку и картонный стаканчик. Наливает мне, осушаю одним глотком, наливает себе и следует моему примеру.
— Нашел для тебя алиби, — говорю я. — Идея пришла мне во время разговора с Опольским.
— Он еще жив? — удивляется Густав.
— Жив и становится все более неприятным. Слушай, что я придумал. Ты подстраиваешь убийство тетки при помощи газа, как я и предлагал раньше. Алиби готовишь себе загодя. Слушай внимательно, это алиби невероятно хитрое. Сразу же после ужина с теткой встречаешься в кабаке с приятелем и начинаете пить. В полночь выходите из кабака, так как его закрывают. Приятель уже под хорошим газом и мечтает о продолжении пьянки. Ты ведешь его в квартиру твоего знакомого, по имени, допустим, Билл. Этот Билл выехал на пару дней и оставил тебе ключи от дома и разрешение на пользование содержимым его бара. Жилище Билла находится далеко от кабака и еще дальше от квартиры тетки. Везешь туда приятеля на своей машине. Или, по крайней мере, убеждаешь его в том, что везешь его именно туда. А на самом деле везешь его в совершенно другое место. Приятель твой ничего не сечет, так как набрался до бровей, и ночь ко всему дождливая и темная. Думает, что вы приехали на улицу Подснежников, а на самом деле вы на улице Победы, пару шагов от жилища тетки. Ведешь его наверх, вроде бы в квартиру Билла, а на самом деле в совершенно другое помещение и хлещете там водку. В какой-то момент делаешь вид, что тебе нужно в ванную, потихоньку выбираешься из квартиры, летишь к тетке, отворачиваешь газ у нее на кухне и пулей возвращаешься назад. Все вместе занимает не более пяти минут. Приятель убежден, что ты ни на миг не покидал квартиру Билла, и с чистой совестью подтвердит твое алиби.
— Притянуто за уши, — заявляет Густав. — Допустим даже, что я найду какого-то Билла, проживающего в отдаленном от тетки месте, причем этот Билл согласится оставить мне свои ключи и выпивку. Допустим далее, что перед встречей с теткой я заеду к этому самому Биллу и привезу куда-то из его квартиры бутылки с выпивкой. Допустим также, что после того, как расстанусь со своим свидетелем-пьяницей, я отвезу пустые бутылки обратно на квартиру Билла и насыплю там в пепельницы кучу окурков, чтобы Билл, возвратившись, был убежден, что в его жилище совершалась оргия, и мог бы подтвердить наши показания. В порядке, это читатель еще сможет проглотить! Но я никогда не сумею убедить его, что мог распоряжаться в эту ночь сразу двумя пустыми квартирами, вдобавок так подходяще для твоего плана расположенными.
— Естественно, у тебя были именно две квартиры, — настаиваю я. — Одна Билла, другая — твоя собственная. Задумав преступление, ты еще пару лет назад снял квартиру поблизости от тетки. Ничего проще. И именно в твоей собственной квартире происходит ночная попойка. Гениально, как?
— Не совсем, — не соглашается Густав. — Полиция попросит этого ночного приятеля описать квартиру, в которой мы пили. Даже предполагая, что он до этого не был ни разу ни у меня, ни у Билла, и то, что он был пьян в стельку, мы не можем быть уверенными, что он не припомнит какую-нибудь деталь интерьера, ну например, голубые шторы, и это заставит полицию предположить, что пили мы вовсе не в квартире Билла. Что ты поделаешь с такой ситуацией? Ты не сумеешь убедить читателя, что я оборудовал свою квартиру точь в точь на манер квартиры Билла. Это было бы крайне сложно, да и полиция сразу же обратила бы внимание на такое сходство.
— Я предвидел это, — с гордостью заявляю я. — В тот момент, когда ты введешь приятеля в свою квартиру (а вроде бы в квартиру Билла), ты вдруг обнаружишь, что пробки перегорели. Будете выпивать при свечке, приятель не заметит ничего кроме части стола, бутылок и рюмок, которые будут скрашивать вам ночь. В темноте все квартиры похожи одна на другую.
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
