Алоиз Качановский - Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек
— Назвала ли она фамилию адвоката?
— Наверное, да, но я не расслышала. Знаю только, что она собиралась поговорить с адвокатом «по поводу лестницы». Она выразилась именно так или похоже. Очевидно, адвокат был там, так как она сразу же стала излагать суть своего дела.
— Прошу вас, повторите дословно все, что вы услышали. Хорошо?
— Я попробую. Сначала она сказала: «Эта лестница украдена», а я удивилась, как можно украсть лестницу?
— Повторяйте только то, что она говорила, а то, что вы думали, отложим на потом, — осторожно вставляю я.
— Она говорила: «У меня есть доказательство, я застраховалась на всякий случай, мой депозит хранится в вашей канцелярии, я заставлю их заплатить мне».
— Какой депозит?
— Она сказала, что несколько лет назад оставила на хранение у адвоката что-то, что стоит сейчас кучу денег. Говорила: «Господин адвокат при мне поместил мой депозит в несгораемый сейф, мне это необходимо получить, когда я могу зайти к вам?» Потом сказала еще, что она прямо с поезда и не хочет ждать до утра, потому что ей пришлось бы тратиться на гостиницу, так что лучше будет, если господин адвокат сразу отдаст ей это из сейфа. Потом сказала еще: «Ну ладно, час или два я могу подождать, есть еще ночной поезд. Тем временем я поужинаю, только не подведите меня! Я должна получить это сегодня же!» И все время повторяла, что это имеет огромную ценность. Потом еще говорила что-то о каком-то ключе, только этого я уже не поняла. Говорила: «А как я попаду туда?», а потом еще: «Ах, значит, я должна взять ключ из-под шланга». Из-под какого шланга — этого я не смогла понять. Может быть, плохо расслышала?
— Что она говорила еще?
— А больше ничего, повесила трубку. И как раз в эту минуту толстяк позвал меня в зал, потому что Антони исчез и некому было обслуживать гостей.
— Когда именно исчез Антони? Во время телефонной беседы дамы или до нее?
— Помню, я подавала ему заказанные блюда еще во время ее разговора. Когда именно он ушел, не знаю. Когда толстяк вызвал меня из кухни, я заметила, что белая куртка Антони висит в коридоре на вешалке. Значит, он переоделся перед выходом.
— В котором часу все это происходило? Когда точно эта дама говорила по телефону?
— Не помню, но наверное, это было до девяти, где-нибудь в половине девятого. Потому что в девять я уже подавала в зале.
— Вы ее в зале видели?
— Видела и даже подавала ей ужин.
— Разговаривали с нею о чем-нибудь?
— Нет, не разговаривала. Она, к слову, и не сидела долго. Даже не доела, расплатилась и вышла.
— И вы уже больше не видели ее?
— Нет, она не вернулась в бар. Да я и не думала о ней, только злилась на этого прохвоста Антони, пусть его Бог накажет за то, что он обидел меня.
«Уже наказал» — мог бы я уверить ее, но не произношу ни слова. Благодарю за информацию и выхожу. На улице ловлю такси и называю адрес.
5
Опольский сидит за столиком на террасе, склонившись над стаканом молока. Он так стар, что просто грустно смотреть на него. Правда, в зале суда он выглядит намного лучше. Здание суда намного старше его. И он одерживает победы, что там говорить! Но появляется там все реже и реже.
Обычно я всегда начинаю разговаривать с ним на высоких тонах, просто не хочется верить, что такой старый человек еще не глух. Но он не глух, слух его превосходен. После нескольких фраз я говорю уже нормальным голосом.
Пересказываю ему всю историю с самого начала и со всеми подробностями, Опольский слушает словно из вежливости, он совершенно не кажется мне потрясенным или хотя бы удивленным.
— Ну ладно, а зачем ты все это мне рассказываешь, — отзывается он наконец, когда я заканчиваю свой рассказ и зажигаю сигарету.
Голос у него слабый. Впрочем, он никогда не отличался громогласностью или эффектным красноречием. Его таланты относились совсем к иной области.
— Дело в том, что дама в черном могла звонить только вам и никому другому, — отзываюсь я. — Что ей было нужно?
— Она не звонила мне, — говорит Опольский.
— Кому же она звонила? — настаиваю я. — Все ведь совпадает: ключ под шлангом пожарного крана в нише, который вы прятали там еще во времена совместной работы с моим отцом, несгораемый сейф, и то, что она звонила из бара, расположенного в нашем доме… И этот депозит был явно положен еще до того, как практику в нашем бюро принял я. Тогда еще я был за границей.
— Не сдавала она мне никакого депозита, — говорит Опольский. — И звонить мне не могла тоже: дома у меня нет телефона.
— В таком случае, кому же она могла звонить? Кто мог назначить ей встречу в нашей канцелярии, а потом впустить ее в мою квартиру? Кто мог все это устроить кроме вас или меня?
— Не я. Предполагаю, что это мог сделать ты, — отзывается Опольский.
— А я предполагаю, что вы. Это было так: дама в черном оставила у вас на хранение нечто, а потом выехала за границу, скорее всего, во Францию. Вы рассчитывали на то, что она не вернется, и использовали это нечто, оставленное ею, в корыстных целях. Этот депозит представлял собою некую денежную ценность, дама в черном подчеркивала это в телефонном разговоре. Совсем недавно, судя по тому же разговору, дама узнала, что была обманута, и этот обман имел прямую связь с ее депозитом. Она села в поезд, приехала сюда и прямо с вокзала пришла в нашу канцелярию. Никого там не застала. Потом спустилась в бар и позвонила вам, требуя возвращения депозита. Поскольку вы эту вещь промотали, вы никак не могли возвратить ее владелице. Вы велели ей подняться в канцелярию, открыть себе дверь ключом из тайника и ожидать вашего прихода. После чего пришли и застрелили ее из револьвера. Вы отлично помнили, где он лежит, так как еще мой отец держал его в том же ящике стола.
— А какое участие принимал во всем этом Щербатый Нусьо?
— С ним все просто. Он крутился у телефона во время разговора дамы в черном с вами. Окошко, в котором он получал блюда для зала, рядом с аппаратом. Все подслушал. Деньги ему нужны были позарез. Земля уже горела у него под ногами, нужно было бежать, а это дело дорогостоящее. Услышал, что в нашем сейфе находится нечто ценное. Прикинул, что успеет подняться к нам наверх и облегчить сейф еще до того, как черная доест ужин. Пошел на наш этаж, вынул ключ из-под гидранта, открыл дверь, вошел в кабинет и начал подбираться к содержимому сейфа. Но черная поспешила, она нервничала, не стала доедать ужин и поднялась наверх раньше, чем рассчитывал Нусьо. Застала его врасплох. Нусьо спрятался за портьерой и сидел там спокойно. Потом пришли вы, состоялся, вероятнее всего, короткий разговор, во время которого вы достали револьвер из ящика и застрелили даму. Но с первого выстрела вы не попали в цель, пуля пробила портьеру и досталась Нусьо. Только со второго выстрела вы убили и черную.
— А потом притащил ее наверх в твою квартиру? Зачем это было мне нужно?
— Может быть, вы хотели направить подозрение на меня.
— Каким способом я попал в твою квартиру?
— Вы отлично знали, что ключ от канцелярии подходит и к моей квартире, вы когда-то снимали ее вместе с отцом, и она перешла ко мне вместе с канцелярией. После того, как вы перенесли труп в квартиру, вы вернули ключ под гидрант и преспокойненько отправились домой.
— И что тебя удерживает от того, чтобы все это пересказать полиции?
— Я бы предпочел, чтобы вы сделали это сами. Не очень-то приятно обвинять в убийстве приятеля собственного отца.
— Мы не были приятелями, мы лишь вели сообща канцелярию. Твой отец был специалистом по гражданским делам, я — по уголовным, это было очень выгодное содружество, и мы пользовались отличнейшей репутацией.
— Которая перешла ко мне по наследству вместе с канцелярией. К сожалению, мне не под силу с достоинством продолжать вашу традицию, просто, видимо, я из другого теста.
— Ты дилетант, и в этом твоя трагедия. Образование ты получил, и все-таки ты лишь любитель и никогда не совершишь ничего стоящего.
— Почему же? И у меня были свои маленькие успехи.
— Я не утверждаю, что ты бездарен. Но удачи таланта без высокой профессиональности — всегда случайны.
— Какой же это был депозит? — спрашиваю я.
— Не имею представления. Очевидно, это была клиентка твоего отца, я лично ничего не слышал ни о каком депозите. Возможно, он и сейчас преспокойно лежит себе в сейфе. Не могу понять, как ты до сих пор не проверил этого.
— По самой простой причине, я не знаю, как открывается сейф. Никогда не испытывал необходимости в нем и не предполагал, что отец мог держать в нем что-либо, что могло бы пригодиться мне. А если бы я захотел отворить его, мне пришлось бы взламывать дверцу, так как я совершенно не знаком с комбинацией цифр, открывающей замок. А вот вы, я надеюсь, знаете эту комбинацию. Так сообщите ее мне.
— Я тоже не знаю ее, — заявляет Опольский. — Сейф приобрел и пользовался им твой отец. Кстати, пользовался крайне редко. Сейф служил больше в качестве декорации, для пробуждения в клиентах уважения к нашему заведению. Поэтому я никогда не интересовался тем, как сейф открывается.
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
