Валерий Макеев - Тайный монах
Из-за тревожных мыслей и воспоминаний о Джеке во всё чаще появлялись страхи и тревоги.
Еще пару лет назад Макс, прячась от житейских невзгод, находил подпитку жизненной энергии в ней. Нет, Ира никогда не станет и не могла стать его любовницей, потому что была и осталась первой и кристально чистой любовью. Через несколько лет после разрыва Иры с Джеком они встретились. Макс стыдился своей измены семье, стыдился вновь возникшего раздвоения тепла между домом семьи и домом Иришки. Но всё-таки он испытывал неуёмное энергетическое притяжение. Уходя от неё, он бубнел про себя, что это «в последний раз», и всё же возвращался к ней снова и снова. После гибели Джека всё изменилось. Он более не мог переступить порог её дома, где для него незримо теперь всегда присутствовал его друг — его половинка. Жизненная энергия, лишившись привычной подпитки, покидала Макса.
Для Юльки Макс не был её половинкой — он был для неё всем. Но наступившая длительная депрессия Макса побудила в ней, всегда тихой и по-домашнему умиротворённой, кипучую энергию борьбы за своего мужа, за саму себя, за свою горячо любимую семью. И эти могучие силы, казалось, хрупкой и уязвимой маленькой женщины, оторвали Макса из угнетающего его мира и вознесли поближе к солнцу — на вершину красавицы Демерджи.
* * *Ещё пятнадцать минут назад свинцовые облака, прятавшие чёрную красавицу Демерджи от суетливых сторонних глаз, совершенно невероятным образом отступили. В пору было ахнуть. Перед туристами раскрылся во всём величии природный архитектурный ансамбль.
— Представьте себе, что эти горы появились миллионы лет назад в результате сложных вулканических процессов, — сказал проводник Валентин, пытаясь придать некую научную весомость своим словам.
— А ведь кто знает, быть может, относительно Вечности жизнь этих гор может быть соизмеримой с жизнью человека, — еретически размышлял Макс, — с позиций вечности всё, что происходит на Земле, пожалуй, должно считаться целесообразным и единственно правильным. С позиции гор даже вековые набеги турок, представшие перед их взором, вполне вероятно, казались им невинной суетой сует. А что уж говорить о наших житейских проблемах, которые порой забирают у нас сон, аппетит, порождают страхи и болезни.
Быть может, по-настоящему живыми и есть только эти величественные горы, это медленно катающее свои волны море, этот глубокий лазурный небосвод. А мы — это плод их игры или воображения. И по замыслу руководящего всем этим Режиссёра, мы просто «должны прожить свою жизнь», пройти через все испытания, кажущиеся нам значимыми, чтобы попросту оправдать право быть соизмеримыми с этими горами в глазах Вечности.
Максу отнюдь не казалось, что он сходит с ума. Хотя теперь он, не замечая многих окружающих его суетливых мелочей, почему-то совершенно не слышал захлёбывающегося спича несмолкающего Валентина. Очевидно, пребывая в состоянии транса, он вдруг стал видеть нечто значимое и важное. Впервые в своей жизни Макс физически увидел и непонятным ему образом ощутил себя находящимся между необычайно огромным бледно-холодным кругом Луны, и дышащим огненным жаром ярко красным, заходящим с другой стороны чёрного массива, Солнцем. Словно устилая белоснежные перины, в пожелании горам «спокойной ночи», прорвавшись между горами и морем, как бы утверждая новую линию горизонта, совсем рядом, внизу, уютно расположились белоснежные кучерявые облака.
Макс вдруг ощутил себя этой невесть откуда взявшейся чайкой, которая, одиноко крича, словно чему-то радуясь, ворвалась в этот мир, паря в нём легко и свободно…
— А вы почему не с лавандой? — непозволительно нарушила его душевный полёт миловидная девушка с отражающей жизненную радость улыбкой.
— Как вас зовут? — как бы заново учась говорить, совершенно невпопад, но умудрившись не обидеть, произнёс Макс.
— Инна, — очевидно, довольная, что разговор поддержан, представилась блондинка.
«А она чем-то напоминает Нину с Памира. Быть может, именем, быть может, горами», — с огромным трудом возвращаясь к реальности, ухватил блуждающую мысль Макс.
Наверное, Режиссёр Вечности, создавая человеческую жизнь, создал для мужчин единый источник исцеления и источник всех бед — женщину.
Три дня до самого отъезда Инночки из санатория они выходили из номера только на плановые обеды, а затем снова и снова… Макс исцелял тело, истерзанное созданными им самим жизненными проблемами и неурядицами.
«Нельзя, мил человек, так издеваться над своим телом, иначе в определённый момент оно сможет частично отказаться качественно обслуживать, скажем, систему пищеварения, или же нервную систему. А то и, увы, да-да — полностью отказаться вас обслуживать», — поучал Макса доктор с аккуратно уложенной бородкой и интеллигентно шикарными усиками.
Три дня Макс давал насладиться телу. Рассудок, безусловно, отдыхал. Рецепт данного исцеления лечащие доктора санаториев, очевидно, считая несовместимым с публичной моралью, почему-то не включали в назначаемые процедуры. Но, наверняка, будучи изначально по своей природе мужчинами и женщинами, догадывались, что секрет происходящих в их лечебно-оздоровительных заведениях исцелений — комплексный.
После трёхдневного комплекса, подарившего ему синяки на коленках и ощущение изнеможенного ноющего пресса, Макс отправил домой Инночку, забыв (а скорее, и не желая) обменяться с ней адресами. Сладостно измученный, он снова почувствовал себя способным жить.
Количество отдыхающих в курортном санатории «Берег» с каждым днём уменьшалось. Возможно, на то были и объективные причины. Никогда не приезжавшим на южный берег Крыма в декабре очень сложно было бы объяснить, что же можно делать у моря на порой пронизываемом леденящими ветрами побережье. Были и субъективные причины. Приближались милые сердцу каждого новогодние праздники. В столовой санатория, то ли не желая усложнять работу персонала при обслуживании одиноко скучающих отдыхающих за столиками, то ли от желания удерживать тёплую коллективную атмосферу, стали уплотнять столики, увеличивая количество обедающих за каждым столом до шести.
«Не моё это число», — зло промелькнула мысль в голове Макса, которой он сам на мгновенье иронично улыбнулся, поражаясь своей суеверности в мелочах.
— Меня зовут Тамара Сергеевна, а это Лидочка, — сразу взяв в свои руки бразды правления церемонией знакомства, напевала уверенная в себе дама, не вызывающая у Макса сейчас никаких отрицательных эмоций, а лишь слегка промелькнувшее ощущение: «Кажется, я где-то её раньше видел».
— А вас как величать? — очередь представиться дошла до Макса.
— Макс… Максим, — сказал, сбиваясь, как на школьном уроке.
— Очень мило, Макс, Максим, — натянула умилённо радостную улыбку Тамара Сергеевна, и к Максу более настойчиво постучала мысль: «Да где же я её видел?».
Особо думать за обедом ни Максу, ни познакомившимся за столиком отдыхающим не пришлось. По принятому в санатории обычаю и рекомендациям профессионалов-врачей к обеду подали по полстакана крымского портвейна. И чокнувшись «за знакомство», управляемая Тамарой Сергеевной компания не умолкала.
— А что если вечерком нам собраться в баре у самого моря. Там отличное разливное крымское вино, — допивая компот из сухофруктов, предложила хозяйка стола.
— А не замёрзнем? — то ли для поддержки разговора, то ли искренне интересуясь, пробасил круглолицый мужик — председатель колхоза, сидящий возле Макса.
— Нет, этот бар летом открытый, зимой — закрытый. Вино — в баре, а совсем рядом, но за окном, — ласковый шум моря, романтично созерцающие вас звёзды, — продолжала навевать Тамара Сергеевна, пробуждая непреодолимое желание у каждого из присутствующих.
Вчерашний председатель колхоза был мужиком тихим. Выпив пару глубоких бокалов вина, он ощутил ещё более глубокую потребность в родной горилке. Поэтому встретив друга, тихо — без драки и погрома питейного оборудования, покинул бар. Уже через минуту, удивляя море и звёзды степным колоритом, дополняя музыку ночного прибоя, зазвучало чарующее двухголосье:
«Цвіте терен, цвіте терен…».
— В стране должен быть порядок, — в баре, как и было должно, к этому моменту уже шёл деловой разговор. И Тамара Сергеевна, приподняв руку, казалось, должна была грохнуть мощным кулаком по хлипкому китайскому столику.
Она не была той женщиной руководителем, которыми принято было восхищаться, произнося возвышенные тосты на фуршетах после совещаний, конференций, круглых столов и семинаров, проводимых органами государственной власти различных уровней. Но давали о себе знать двадцать пять лет супружеской жизни с Иваном Никаноровичем — заместителем председателя райисполкома одного из райцентров, близко расположенного к столице. И порой она примеряла на себя тональность и импульсивность ведения разговоров, оглашения пламенных речей, которые были свойственны мужу. И хотя Тамаре Сергеевне очень редко, по случаю, приходилось видеть его в деле, она, словно невидимо присутствуя каждый раз на таких мероприятиях, остро чувствовала его мысли и переживания. И поэтому она, совершенно естественным образом, неосознанно подражая ему, ежечасно переживала за державу, и всегда думала о том, как жизнь всех в государстве сделать лучше.
