Эдуард Хруцкий - МЧК сообщает
- Это поступок.
- Подлинный патриот отечества всегда помогает ему в трудную минуту. Но тем не менее я позвонил в Гохран, вам выдадут, естественно на время, одну из вещей Васильева. Начинайте операцию и помните о людях.
В дверь постучали. Вошел Мартынов.
- Что?
- Все готово.
- Давайте рапорт.
Манцев сел за стол. Крепко потер ладонью лицо, отгоняя сон, хлебнул из стакана остывший чай. Поднял бумагу ближе к свету, начал читать. Чем больше читал, тем удивленнее становилось у него лицо.
- Вы, братцы, меня в острог хотите посадить? Сам думал или кто посоветовал?
- Вместе с Бахтиным.
- Ему простительно, он из старого сыска, а ты, Федор?
- Василий Николаевич, головой за все отвечаю.
- Ну ладно, - Манцев улыбнулся, подписал бумагу. - Сухари ты мне в домзак носить будешь.
- Обязательно.
Бахтин пришел на квартиру в два часа. Данилов посмотрел на него и понял - пора. На секунду сжалось сердце, только на секунду.
- Голубчик, Иван Александрович, и вы, Ниночка, - Бахтин достал папироску с длинным мундштуком и закурил. - Вы отправитесь сегодня в Столешников. На углу Петровки дом Бочкова знаете?
Иван кивнул головой.
- Там на первом этаже кафе. Место дрянное, грязное. Но вы сядете, спросите у полового чего-нибудь, а когда он подаст, скажите: "Хочу на лошадке покататься". Он вас проводит в игорную комнату. Там механические бега. Играйте, пейте шампанское и помните, что вы с Петроградской, налетчик, Студент. Как вас зовут?
- Олег Свидерский. Бывший студент Межевого института.
- И помните - в Питере вы взяли ломбард, людей убили. Вы налетчик нового типа. Холодный, расчетливый, интеллигентный.
Данилов отвернулся, а когда повернулся вновь - на Бахтина глядел уже совсем другой человек: холодный, нагловатый, уверенный в себе.
- Вот это другое дело. Теперь, - Бахтин достал саквояж, расстегнул, положил на стол две толстые пачки денег, золотые украшения.
- Берите деньги, надевайте украшения и с богом. Помните, Иван Александрович, там будут наши люди, если что - они помогут.
В кафе было накурено и холодно. На небольшой эстраде в углу играл на пианино тапер. Звук пианино был неестественно чужим в слоистом от дыма воздухе и гуле голосов.
Почти все столики были заняты, люди сидели прямо в пальто и шинелях, спорили, размахивали руками.
Данилов увидел столик в углу у окна и пропустил вперед Нину:
- Прошу.
Они уселись.
Пробегавший мимо официант в черном фраке, натянутом поверх ватной куртки, сразу же увидел дорогое пальто на молодом человеке и котиковую шубку на красивой молодой даме. И руку с массивным золотым перстнем увидел, лежавшую на грязной скатерти барски небрежно.
Официант на ходу затормозил, развернулся и к столику:
- Чего господам угодно?
- А что есть?
- Извините-с, время такое, могу-с подать кофе желудевый-с, пирожные на сахарине-с.
- Ликер?
- Время такое, господин.
- Послушайте, милейший, - Данилов достал толстую пачку кредиток, сунул ассигнацию в карман фрака, - а на лошадках у вас покататься можно?
Официант осклабился, оглянулся воровато:
- Отчего же-с. Таким господам... Прошу-с за мной.
Они прошли мимо стойки со скучающим буфетчиком, вошли в узкую дверь и очутились на лестничной клетке.
- Прошу-с.
Из темноты выросла здоровая мужская фигура.
- На лошадок-с, - тихо сказал официант.
- Валяй.
Они поднялись по ступенькам, остановились возле закрытой двери. Официант постучал. Дверь раскрылась, оттуда полился свет, раздались людские голоса, переборы гитары. Здесь был даже швейцар в ливрее.
Пальто и шубу принял бережно, словно они из стекла.
- Прошу-с, господа.
Одна из комнат - буфетная. Да, здесь не знают о нужде и голоде. В свете свечей переливаются разноцветные бутылки, лежат в вазах фрукты, шоколад, бутерброды.
- Ты выпьешь шампанского, дорогая? - спросил Данилов.
- Немного.
А буфетчик в черном фраке, белоснежной манишке, с бабочкой уже хлопнул пробкой.
Заискрилось, запенилось в бокалах вино.
К стойке подошел человек в щегольском пиджаке, с жемчужной булавкой в галстуке.
- Папиросы есть?
- Асмоловские.
- Дай, любезный, пару пачек.
Мельком посмотрел на него Данилов и узнал: видел этого человека в коридорах ЧК. И сразу ему стало спокойно:
- Мне тоже пачку.
Буфетчик протянул Данилову коробку:
- На лошадок-с не желаете взглянуть?
В соседней комнате, огромной, без мебели, толпился народ. Кого здесь только не было: завсегдатаи скачек в модных, не потерявших лоска костюмах, дельцы, напуганные временем, шустрые карманники с Сенного рынка, спокойные налетчики.
Были здесь двое из банды Собана. Пришли рискнуть да погулять малость.
Данилов протолкнулся к огромному столу. Вот оно "пти шво" механические бега.
Крупье с истасканно-наглым лицом, с пробором, делящим редкие прилизанные волосы на две части, выкрикнул:
- Ставок больше нет! - нажал рычаг, и побежали четыре лошадки вдоль стола. Круг, еще, финиш.
- Первым пришел рысак под номером три. Получите ваш выигрыш, господин. - Крупье лопаткой подвинул груду денег к человеку в сером костюме.
- Позвольте, - Данилов протолкнулся к столу, бросил пачку денег. - На все.
- Ваш номер, сударь? Сколько ударов будете делать?
- Двойка. Играю дважды.
- Делайте ставки, господа, банк богатый.
Посыпались на стол деньги.
- Третий.
- Третий.
- Второй.
- Двойка.
- Игра сделана, ставок больше нет.
Крупье вновь пустил лошадок.
Круг. Еще один. На последнем вырвалась вперед черная лошадка с единицей, написанной на крупе.
- Выиграло заведение, - крупье сгреб ставки в ящик. - Желаете еще? он посмотрел на Данилова, улыбаясь нагловато-вежливо.
Данилов стянул с пальца перстень.
- Примете?
Из-за спины крупье возник человек, стремительно глянул на перстень, что-то шепнул крупье.
- Примем.
Крупье положил перстень рядом с пачкой денег.
А люди делали ставки, кидали деньги, дышали тяжело и азартно.
- Ваш номер, не спите, юноша! - усмехнулся крупье.
- Двойка.
- Вы фаталист. Ставок больше нет.
Лошади побежали, а серая с двойкой, так приглянувшаяся Данилову, словно услышав и поняв его, бойко взяла с места. И первой прибежала к финишу. Крупье лопаточкой подвинул Ивану перстень и кучу денег.
- Больше не будете играть?
- Нет.
- Заведение желает вам приятно провести время.
Никогда Данилов за свои восемнадцать не держал в руках столько денег.
Да что там не держал. Не видел просто. Он и вынес их в буфетную комом.
- Олежка! - воскликнула Нина. - Золотце! Как я рада.
Данилов бросил деньги на стол, начал складывать.
К Нине подошел вертлявый черный парень в коричневой пиджачной паре:
- Так как же, барышня, не желаете испытать...
Данилов взял его за лацканы:
- Жить не надоело?
- Пусти! - рванулся вертлявый, но рука, державшая его, была не по годам сильной, затрещал пиджак.
Подскочил буфетчик:
- У нас так не принято, господин. У нас тихо все должно быть.
Данилов оттолкнул вертлявого:
- Сделай так, чтобы я тебя искал.
Давясь матерщиной, отошел вертлявый. Сел за столик к своему дружку.
- Ты видишь, Туз, что он со мной делает?
- А ты к чужим марухам не лезь.
Туз ел и пил. Жадно, много, не обращая ни на кого внимания.
- Олежек, - капризно протянула Нина, - возьми ликеру и шоколад домой.
Данилов бросил деньги на стойку:
- Три бутылки "бенедиктина" и две коробки шоколада.
Буфетчик с поклоном начал упаковывать заказанное. Протянул сверток.
- Прошу-с. Ждем-с. Дорогой гость.
Данилов и Нина вышли в прихожую.
А вертлявый вскочил, вбежал в соседнюю комнату, пробрался к крупье.
- Кто это был, Кот? Что за фраер?
- Какой?
- А тот, что банк рванул.
- Из Питера, Сеня, налетчик. Студент кличка. Он на Лиговке ломбард грохнул, трех красноперых замочил.
- У-у, - с ненавистью протянул Сеня, - понаехало залетных. Московским уже авторитета нет.
В комнате у стола сидели четверо, в кожаных тужурках, в фуражках со звездами.
Собан развалился на диване. Сидел тяжелый, сытый, в расстегнутой жилетке. Большое его гладко выбритое по-актерски лицо светилось покоем и добротой.
- Сегодня вечером приедете, - точно и резко, словно командуя перед строем, говорил Копытин. Он стоял спиной к окну, прямой и строгий, как на плацу. - Приезжаете, говорите, что из ЧК, - продолжал он, - берете драгоценности.
- Хозяев глушить? - спросил Семен.
- Нет. Только попугать. Пусть по городу слух пойдет, что ЧК грабит.
Собан захохотал. Встал, большой, плотный, сытый:
- До ночи здесь сидеть будете, наши там смотрят на всякий случай.
Часы в кабинете Манцева пробили пять раз.
Василий Николаевич поднял голову от бумаг, покосился на телефон. Молчит. Он опять углубился в бумаги.
В дверь постучали.
