Стелла Трофимова - Стяжатели
— У тебя сегодня удачный день?
— Очень. Надень зеленое платье, Рыжик, хорошо? Почему ты смеешься?
— От счастья. Непременно надену.
— Отчего ты не спрашиваешь, куда мы пойдем?
— Не все ли равно. Ведь с тобой!
— До вечера, Рыжик.
— До вечера, Кирилл.
* * *Павлов уже неделю жил в Туле. С утра уходил из гостиницы, целые дни просиживал в пивных или в кино. По вечерам возвращался. Ложился на диван. Ждал телефонного звонка от Никодимова. Должен же он сообщить, когда можно, наконец, вернуться домой! Но звонка не было. Не было и письма. С каждым днем Павлов приходил все в большее отчаяние. Девятьсот девяносто рублей, которые передал ему Никодимов у разрушенного дома… — кстати, почему девятьсот девяносто? — ведь Никодимов сказал, что здесь тысяча… А, да это неважно! Вероятно, в последнюю минуту Исаева не додала десятку. Да, так из этих девятисот девяносто рублей девятьсот он отправил Марине Сокольской. Остальные оставил у себя — на что-то ведь надо жить в Туле! Интересно, отдала ли Клава фотоаппарат Никодимову? Да, наверно. Милая, славная, безропотная Клава, она всегда исполняет его просьбы. Господи, хоть бы скорее кончилось это вынужденное пребывание в Туле! А что, если?.. Мысль показалась страшной, и Павлов сразу постарался от нее отделаться. Самому явиться с повинной? Как бы не так! Но мысль не уходила. Тогда, — лишь бы избавиться от нее, — Павлов напился до потери сознания.
Очнулся в номере гостиницы. Так и не мог вспомнить, кто его сюда привез. Знал твердо одно — добраться сам он не мог. Его привезли, раздели, уложили в постель… Павлов вскочил. Раздели?! А деньги?! Не хватает ко всему еще остаться в чужом городе без денег… Но деньги оказались на месте, и он успокоился. Голова трещала невыносимо. Домой! К Клаве!.. Больше ом не в состоянии быть здесь один. Скорей! Скорее на вокзал…
Павлов вошел в квартиру, отперев дверь своим ключом. Клава вскрикнула от неожиданности, бросилась к нему:
— Жив… Слава богу! Я не знала, что подумать…
— Разве ты не получила мою телеграмму?
— Ничего я не получила, ничего…
— А фотоаппарат? Никодимов взял фотоаппарат?
— Никодимов арестован. К нам тоже приходили с обыском… Что вы с ним наделали, Митя?
— Мы сейчас же уедем. Собирайся! Где фотоаппарат?
— В шкафу…
Он бросился к шкафу, рванул дверцу. Вздохнул с облегчением, увидев фотоаппарат на месте. Хоть будет на что прожить первое время, пока он устроится на работу…
— Денег там уже нет, — сказала Клава. — Их взяли при обыске.
Павлов, сразу обессилев, сел. Клава подошла, обняла его голову, прижала к груди:
— Что это за деньги? Ты д о л ж е н сказать мне, Митя. Что это за деньги?
— Не сейчас… Я все скажу, Клава, только не сейчас. Уложи чемодан. Самое необходимое. Нам надо уехать немедленно.
— Ты хочешь бежать? — тихо спросила Клава.
— Называй это как угодно, только не теряй время!
Клава молча вышла из комнаты. Через минуту вернулась в шубке и платочке. Принесла его пальто, шарф, шапку.
— Одевайся, Митя.
— А вещи?
— Там они тебе не понадобятся.
— Где там? — резко сказал Павлов. — С ума сошла? Собирай вещи. Нам надо бежать. Б е ж а т ь. Понимаешь?
Клава с силой сжала его руку:
— Мы женаты пять лет, Митя. Из них четыре самые счастливые в моей жизни. И только этот последний, когда ты познакомился с Никодимовым, и вы начали выпивать, и у вас появились какие-то свои дела… я не знаю какие… мне было плохо. Мне было очень плохо, Митя, а ты даже не замечал. Но я люблю тебя. Я буду любить тебя всегда, хотя понимаю, что ты совершил что-то нехорошее. И все-таки я знаю, знаю, что не такой ты на самом деле. Не такой…
Боже мой, какая она маленькая и худенькая. Одни глаза и волосы остались от прежней Клавы. Светлые пушистые волосы и светлые прозрачные глаза. А он ничего не замечал. Все это время ничего не замечал… И шубка на ней совсем старенькая, вся вытерлась. У него было достаточно денег, чтобы купить новую… Но и этого он не сделал. Ах, Клава, Клава…
— Куда ты хочешь идти? — тихо спросил он. Понимал и все-таки спросил. Все-таки еще на что-то надеялся. Потому что, если Клава скажет, он пойдет. Теперь он знал, что пойдет. Если она скажет…
Она сказала. Он видел, что ей нелегко было это сказать. Но она сказала:
— В прокуратуру, Митя. — В передней раздался звонок. — Одевайся. Я открою.
Павлов надел пальто, шапку. Услышал, как хлопнула дверь. И горестный возглас Клавы:
— Опоздали…
В комнату вошел Дегтярев, оперуполномоченные, понятые.
— Вы арестованы, Павлов.
Павлов растерянно оглянулся на Клаву. Она стояла неподвижно. Как в столбняке.
— Вот и все, — сказал он. — Прощай, Клава.
С решимостью, которой он никогда не ожидал, Клава подошла к Дегтяреву. Голос ее звенел, но взгляд был открытый и ясный:
— Мы… Митя и я, мы уже оделись, чтобы идти к вам. Клянусь, я говорю правду!
* * *На допросе Павлов чистосердечно сознался в четырех эпизодах. Назвал фамилии людей, их должности, сумму, которую получил. В этих эпизодах участвовал и Никодимов. Брал ли Никодимов взятки помимо него, Павлов не знал. Думает, что брал. Его собственное грехопадение, — он так и выразился «грехопадение», — произошло в прошлом году, вскоре после знакомства с Никодимовым. Никодимов подыскивал «клиентов» среди очередников района. Довольно долго изучал свою «клиентуру», вымогая взятки обычно у тех, кого можно заподозрить в нечестном приобретении денег. «Такие не побегут жаловаться в прокуратуру, — говорил ему Никодимов. — Они ее за версту обходить будут!»
«Показания Павлова о себе и Никодимове соответствуют объективным данным, которыми мы располагаем», — думает Дегтярев.
— Какое отношение эти очередники имели к стройтресту?
— Сначала никакого. Но, получив взятку, мы принимали их на работу и затем предоставляли квартиры.
— Чтобы принять на работу, нужно распоряжение начальства.
— Да, приказы подписывал управляющий… Но я иногда кое-кого рекомендовал. Понятно, не на руководящие должности. А в отношении рядовых работников товарищ Бережнов со мной считался… Тем более после того, как я стал председателем постройкома, — с горькой усмешкой добавил Павлов. — Да и прежде, пожалуй, когда я работал в отделе кадров.
— Бережнов вас давно знает?
— Еще с войны. Мой отец был его адъютантом.
— А Мещерский?
— Два года. С тех пор как я поступил в трест.
— Вы утверждаете, что первый год взяток не брали?
— Я правду говорю, гражданин следователь.
— А затем получили преступным путем в общей сложности семьсот рублей?
— Да.
— Пятьсот семьдесят рублей лежали в вашем фотоаппарате. Сорок рублей изъяли у вас при аресте. На что потратили остальные?
— Пятьдесят у меня ушли в Туле… Сам не понимаю, почему так много. До этого приходилось угощать Никодимова. Иногда в ресторане, иногда дома.
— На сорок рублей особенно не разгуляешься. А по нашим сведениям вы не реже двух раз в месяц бывали с Никодимовым в ресторане. Может быть, платил он?
— Он никогда не платил. Никодимов очень жаден… Обычно мы ходили в ресторан в дни моей зарплаты. Поверьте, эти посещения не доставляли мне удовольствия. Но я не решался ему отказать.
— Почему?
Павлов не ответил. «Возможно, «главный» требовал, чтобы Павлов обхаживал Никодимова? К этому вопросу мы еще вернемся», — подумал Дегтярев и спросил:
— Итак, вы брали взятки, прятали деньги, почти ни на что их не расходовали. Для чего вы их копили?
— Я не мог тратить эти деньги! Мне было противно дотрагиваться до них! — крикнул Павлов. — Я знаю, вы мне не поверите… — Совсем тихо спросил: — Видели, в какой шубке ходит Клава? Я имел возможность купить новую. Самую лучшую. Деньги ведь были… Клаве мог сказать, что выиграл, она бы поверила… — Он повторил. — Мне было противно до них дотрагиваться!
— Зачем же вы брали взятки?
На этот вопрос опять не последовало ответа.
— Какие у вас отношения с начальством? — спросил Дегтярев, начиная кое-что понимать.
— Бережнов всегда ко мне хорошо относился.
— В прошлом году вы получили три выговора в приказах. Последний со строгим предупреждением. Вряд ли это свидетельствует о хорошем отношении начальства.
— Приказы подписывал Мещерский. — Какая-то тень пробежала по его лицу, заставила Кирилла насторожиться. — С Мещерским у меня были плохие отношения.
— Были? — переспросил Дегтярев. — А сейчас?
Павлов ниже опустил голову. Ничего не ответил.
— Вы говорили, что кроме Исаевой взяли еще у Астафьева и Зискинда по три тысячи и у Власова пять тысяч. В общей сложности эти люди дали вам и Никодимову двенадцать тысяч рублей?
— Да.
— Из них вы лично получили семьсот рублей?
