Наталья Борохова - Визитная карточка хищницы
С этими словами девушка сняла с руки изумрудную змейку и швырнула ее на стол. Затем, сделав неловкое движение, она будто бы нечаянно задела бокал Макса, стоящий на краешке стола. Красная влага заструилась на белоснежные брюки бывшего возлюбленного.
Лиза всплеснула руками:
– Сколько раз я тебе говорила: в критические дни пользуйся «Олвейс»! Надеюсь, я не испортила вам вечера. Не надо меня провожать. Счастливо оставаться! – Она кокетливо помахала рукой растерянному Максу. – Удачи, крошка! – попрощалась она с пустоголовой блондинкой, которая, тараща на нее васильковые глаза, пыталась оценить ситуацию.
Уже в теплом салоне машины Лиза дала волю чувствам. «Папка, папочка! Как же ты был прав… Папочка, где ты? Мне так плохо без тебя», – плакала она, размазывая по лицу слезы.
Скучающий гаишник, поигрывая полосатым жезлом, хотел было остановить красный «Пежо», но, увидев за рулем зареванное девчоночье лицо, передумал.
Котеночкин искоса наблюдал за Елизаветой. Та казалась последнее время какой-то странной. Бледная, поникшая, не то больная, не то замотанная делами, она приходила ровно к девяти часам утра, молча садилась за стол и погружалась в работу. О ее присутствии свидетельствовали лишь редкие горестные вздохи да еще, пожалуй, поскрипывание ручки по бумаге. Вот и сегодня, просматривая видеоматериалы, запечатлевшие захват Суворовым здания городской администрации, чокнутая девица смотрела не на экран, а будто бы сквозь него.
«Что до меня, – размечтался Котеночкин, – я бы ни одну бабу не подпустил близко к юридической деятельности. Котлеты жарить – пожалуйста, детишек воспитывать – да ради бога! А то сидит тут такая фифа с маникюром и воображает из себя невесть что. А сама как пить дать только о замужестве и думает… Эта дурочка и не подозревает, что именно с этой самой кассеты все и началось. Я вычислил слабое звено в организации Суворова. А теперь я знаю предателя в лицо…»
Видеоматериал был выше всяких похвал. Большинство из тех, кто на настоящий момент был арестован, принимали участие в захвате здания администрации.
Вот Суворов… Взволнованный, с лихорадочным блеском в глазах, он тем не менее пытается совладать с собой. На публике держится превосходно: открыт, общителен, по-мальчишески привлекателен.
Но заключение комплексной психолого-психиатрической экспертизы было предельно ясным: «У Суворова А.П. выявлены такие индивидуально-психологические особенности, как активность позиции, выраженная тенденция к доминированию, высокий уровень притязаний, развитое чувство соперничества, агрессивное реагирование при противодействии окружающих». И еще одно важное замечание: «…стремление к преодолению любых препятствий, стоящих на пути к реализации своих намерений».
В справедливости этого заключения Котеночкин убедился на собственном опыте, да и не только он один. Арестованный Суворов вел себя крайне нахально, на замечания не реагировал, пытался «качать права». Нанятые им за бешеные деньги московские адвокаты брали приступом областную прокуратуру и следственный изолятор, где находился их подопечный. На следователей хлынул ливень телефонных звонков из самых разных инстанций с требованием прекратить беспредел и освободить из-под стражи жертву государственного произвола. Требующих было много: лидер одной известной политической партии, руководители высшего и среднего звена, звезды шоу-бизнеса, коллективы детских садов, больниц. Пришло даже послание, подписанное американскими журналистами. Некая Дейна Эванс, расфуфыренная эксцентричная особа, почтила своим присутствием областную прокуратуру. Отказать ей в приеме было бы неприлично, и бедняги-следователи, собрав скудный школьный запас английских выражений, попытались ей объяснить, что Суворов – это «рашн мафия». Начальник следственного отдела старался больше других: он закатывал глаза, изображал «пиф-паф». Неизвестно, что поняла американская журналистка, но она явно была недовольна. Скорчив выразительную мину, что означало, по-видимому, «фи!», она удалилась, покачивая крутыми бедрами. Следователи остались в недоумении: чего ждать – международного скандала или даже появления самого американского президента?
Немало хлопот доставил и ближайший помощник Александра – Зверев. Отличаясь недюжинной физической силой, свирепостью дикого кабана, он конфликтовал со всеми и с каждым, на контакт со следствием не шел. Чтобы нейтрализовать влияние Суворова, Зверева поместили в другой следственный изолятор в селе Калач. Но и оттуда периодически приходили жалобы: неподчинение, ссоры, драки и прочее.
Более разумно держался Олег Марьин. Он воспринял свой арест как ситуацию, которую при любых условиях необходимо пережить. Поскольку он в отличие от многих других приближенных Суворову лиц обладал высокоразвитым мышлением, житейской изворотливостью и практической жилкой, иметь с ним дело было занятием менее опасным и обременительным, хотя и не более полезным, чем с остальными. Он не поносил следователей и оперсостав, мило улыбался, давал какие-то показания, но толку от всего этого было чуть. Он хитро вводил всех в заблуждение, и подкопаться к его словам было крайне сложно.
То, что на обвиняемых оказывался жестокий прессинг, причем дело не ограничивалось только психологическим воздействием, было Котеночкину известно. Он не порицал насилия, поскольку считал это необходимым злом. Но было очевидно, что арестованные боятся больше возмездия Суворова, чем тумаков оперативных работников. Некий Гурвич, оказавшийся не в меру откровенным, был поощрен следствием изменением ему меры пресечения на залог. Но воспользоваться желанной свободой он смог весьма ограниченно. Погуляв пару недель по улицам родного города, он был обнаружен в сточной канаве с пулевыми ранениями в голову.
Положение было более чем серьезным. Несмотря на зеленый свет, данный из Москвы, следователи столкнулись со значительными сложностями. Все инкриминируемые Суворову преступления были в свое время заблокированы неустановлением лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности. Со дня совершения многих деяний прошли годы, и установить все детали происшедшего было задачей невыполнимой… Часть подозреваемых, успевших вовремя сориентироваться, ушла в бега. Часть суворовского окружения, не установленная следствием и замаскированная под обычных горожан, объявила партизанскую войну. Свидетели, напуганные до невозможности, в прокуратуру шли неохотно, откровенно пренебрегая повестками и телефонными приглашениями. На допросах лепетали что-то невразумительное, краснели, бледнели, использовали любую возможность, чтобы освободиться от дотошного внимания правоохранительных органов. Сроки следствия и сроки содержания под стражей продлевались без проблем, но реальных достижений было маловато. Отсутствовала четкая стратегия расследования, схема действий. Нужна была информация. И эту информацию должен был дать кто-то из близких Суворову лиц.
Просматривая видеоматериал еще тогда, несколько месяцев назад, Котеночкин напряженно размышлял. Должно же быть в окружении Суворова слабое звено – тот, кто даст полный расклад интересующих следствие сведений. Кто им окажется: Зверев, Марьин, Василевский, а может, кто-то еще? Возможно… возможно.
Он гонял кассету вперед и назад и наконец нажал паузу. Вот трибуна перед зданием администрации, а на ней стоят близкие Суворову лица. Сам Александр Петрович толкает речь, они внимают. Следователь напрягся… Вот оно! Ладони Котеночкина стали влажными. Он знает, откуда следует начать!
Помнится, через несколько дней Котеночкин положил на стол перед начальником следственного отдела заполненный бланк протокола допроса.
– Что это? – спросил озадаченный Кромин.
– А вы почитайте, почитайте… – сладким голосом пропел Котеночкин.
Кромин начал читать без особого интереса, но вскоре его брови поползли куда-то вверх, глаза приняли форму блюдец.
– Да это же бомба! – воскликнул он. – Господи, как тебе это удалось?
Котеночкин скромно потупился. Действительно, собранные им сведения по силе своего воздействия могли повлечь за собой взрыв, ураган, смерч. Все, что угодно! Это был полный расклад криминальной деятельности Суворова и его людей, включающий список конкретных преступлений, совершенных силами его организации. Тут же были проставлены даты, исполнители, возможная доказательственная база. Особенно впечатляло детальное описание иерархии преступного сообщества – от самых «низов» до лиц близкого Суворову круга. В протоколе содержался поименный состав экономического и политического блоков, а также бригады «фашиков». Допрашиваемый дал полное представление следствию об источниках финансирования общей кассы, о движении денежных средств, о лицах, ответственных за «общак». Словом, значение этого документа для следствия было революционным.
