Светлана Алешина - Бесплатный сыр – в мышеловке
За дверью обнаружилась просторная комната с двумя огромными окнами, не обремененными шторами. Вместо мебели стояли два мольберта, два стула, крошечный круглый столик на одной ножке и море картин на подрамниках, взглянув на которые я сразу забыла об отвращении, порожденном непотребным коридором.
Не могу сказать, что передо мной находились шедевры, достойные мировых галерей, но одну из них, с осенним пейзажем, я бы с удовольствием повесила у себя дома. Картины Марии Васильевны производили мажорное впечатление, настолько они были напитаны праздничным, солнечным настроением художницы. Чувствовалось, что такие полотна мог писать только счастливый человек.
— Вам нравится? — спросила женщина.
— Да, — искренне ответила я, и мое мнение поддержали коллеги, сгрудившиеся за спиной.
— А там работы моего мужа, — гордо сказала художница, указывая на противоположную стену, где располагались эскизы всяческих сказочных существ, по большей части дружелюбные и веселые. — Он занимается в основном иллюстрированием детских книг.
— А где сам автор? — поинтересовалась Галина Сергеевна.
— Коля сейчас придет, он за продуктами пошел на рынок. Это ничего?
— Конечно, ничего, — успокоила я хозяйку мастерской. — Мария Васильевна, давайте пока с вами быстренько просмотрим списочек вопросов. Нам нужно будет отснять сюжет минут на пять…
В середине моего объяснения вернулся Николай Петрович, муж нашей художницы, оказавшийся милейшим человеком, вполне под стать героям своих картин: эдакий кучерявый колобок, живчик.
— Машенька, ты себе не представляешь, что сейчас было! — заявил он с порога, экспрессивно размахивая руками.
— Успокойся, Коля, у нас гости, — призвала его к порядку супруга.
— Миль пардон, — поклонился он всем нам, развернувшись на сто восемьдесят градусов. — Но это невозможно не рассказать! Позвольте, я не отниму у вас много времени, — и он просительно сложил пухлые ручки перед грудью.
Я кивнула, так как почувствовала, что нам в любом случае придется выслушать то, что так взбудоражило Николая Петровича.
— Представь себе, Машенька, — начал он. — Я купил все, что ты просила, и уже собирался возвращаться домой, как вдруг увидел эту кошмарную рыночную телегу, полную чего бы ты думала? Орхидей! — Не может быть! — воскликнула Мария Васильевна.
— Представь себе, Машенька, может. Они были упакованы в такие милые коробочки и затянуты в пластик по двенадцать штук. Я сначала решил, что цветы искусственные, но потом меня взяло сомнение, так как искусственные цветы не стали бы разгружать с таким бережением. Представительный мужчина, командовавший грузчиками, все время на них покрикивал, чтобы они были осторожны. Я подошел к этому мужчине, чтобы развеять свои сомнения. Он мне ответил, что да, орхидеи живые, их специально доставили к праздникам. Ну, конечно же, мне сразу захотелось купить для тебя такой цветок. Я поинтересовался ценой, а этот мерзкий тип оглядел меня с ног до головы и сказал, что мне, по его мнению, лучше выбрать для своей дамы гвоздику. Я оскорбился, но виду не подал, а с достоинством ответил, что моя дама заслуживает самых лучших цветов, благо умеет их ценить, а мне для нее ничего не жалко. Этот тип хмыкнул, но все-таки ответил, что орхидея стоит триста пятьдесят рублей. Ха! Он думал меня этим напугать, не на того напал!..
В этом месте я едва сдержалась, сообразив, что мой муж вряд ли заплатил за цветок меньше, а Николай Петрович продолжал:
— Я отсчитал деньги, протянул их типу и попросил разрешения выбрать орхидею. Он скривился, как от оскомины, но разрешил. И тут я увидел на самом дне телеги упаковку с совершенно восхитительными цветами: нежно кремовые лепестки с золотистыми прожилками! Фантастика! — Художник словно в экстазе прикрыл глаза. — Естественно, я попросил именно такую орхидею. А тип замотал головой и сказал, чтобы я выбрал что-нибудь другое, пока он добрый. Ну подумай, Машенька, как я мог согласиться на вульгарный красный или фиолетовый, когда видел такое изысканное чудо? Естественно, я настаивал на своем выборе. А этот хам, этот гнусный мизерабль, сунул мне деньги обратно, непристойно выругался, велев мне убираться, пока не дали по шее! И что мне оставалось делать?
— Коленька, не огорчайся, — обняла его Мария Васильевна. — Ну не мог же ты в самом деле драться? Тебе это не пристало.
— Ты так думаешь?
— Уверена!
— Тогда ладно, хотя мне очень хотелось, чтобы ты полюбовалась этим цветком.
— Ничего, переживу.
— Странная история, — усмехнулась Галина Сергеевна. — Обычно сейчас продают все, а если отказывают, то вежливо, с объяснением причин.
Я почувствовала, что импульсивный Николай Петрович готов поддержать тему, поэтому вмешалась:
— Да, история странная, но мы здесь, господа, по несколько другому поводу…
— О-о! Простите великодушно, — снова сложил ручки художник. — Я очень увлекающийся человек. Итак, мы с супругой полностью в вашем распоряжении.
За час мы управились. Мария Васильевна и ее муж дружно подтвердили перед камерой свою любовь друг к другу, к выбранной профессии, ко всей семье Перовых в целом и Людмиле Ивановне в частности. А также заверили всех телезрителей в своем счастье, беспрерывном и не омрачаемом никакими превратностями судьбы. Искренность их сомнению не подлежала, а засим мы могли спокойно откланяться, получив на прощание уверения в том, что в четверг художники непременно будут на семейном ужине у родителей.
— Что теперь? — спросила я у Галины Сергеевны, когда мы оказались снова в машине.
— Ничего, — оптимистично ответила она. — Едем на телецентр, просмотрим то, что успели наснимать за сегодня.
— А успеем?
— А куда мы денемся? Сама придумала, сама и расхлебывай.
— О нет! — простонала я.
— О да! — в тон мне отозвалась Галина Сергеевна. — Терпи казак, а то мамой будешь.
Я мудро решила не отвечать. Шутливое коверканье известной поговорки породило в моей голове целую цепочку ассоциаций: мама — беременность — муж — любит — балует — подарки — цветы — орхидея — кремовая орхидея — Николай Петрович…
— Странно, — я сама не заметила, как заговорила вслух.
— Что странно? — тут же откликнулась Галина Сергеевна.
— Да вот вспомнила рассказ нашего неудачливого любителя экзотических цветов, — ответила я. — А мне Володя в воскресенье подарил орхидею, и именно кремовую с золотистыми прожилками, как раз такую, как описывал художник.
— А еще говоришь, что у тебя муж мало зарабатывает, — тут же придралась к моим словам наш главный режиссер. — Не ценишь ты его.
— Ценю, и даже очень. Но дело-то не в этом! Володе орхидею продали без всяких проблем, а Николаю Петровичу чуть шею не намылили.
— Действительно, странно, — протянула Галина Сергеевна. — Хотя, может быть, продавец узнал твоего мужа?
— Как это? — не поняла я.
— Ну, узнал мужа известной телеведущей и решил сделать тебе приятное, — пояснила она.
— Да бросьте вы, Галина Сергеевна, — отмахнулась я. — Володю по телевизору не показывают, как его могли узнать?
— Не скажи, — улыбнулась моя непосредственная начальница. — Тайные поклонники и не на такое способны.
— Глупости все это, — сухо оборвала я неприятную мне тему тайных поклонников. — Лучше скажите, что у нас на завтра намечено.
— Ничего существенного: хронометраж отснятого материала и вечерние съемки.
— Хоть это радует.
Когда мы выбрались из машины у дверей телецентра, почти молчавшая целый день Лера обратилась ко мне:
— Ирина, можно вас на секундочку?
— Конечно, — притормозила я, — а в чем дело?
— Понимаете… — девушке явно было трудно говорить. — Я плохо поняла, что вчера произошло в нашем кабинете, но Павлик после того разговора сам не свой…
— Тебе не нужно за него волноваться, все это в прошлом, — мягко сказала я.
— А вы знаете, что случилось? — глаза Леры загорелись огнем любопытства.
— Знаю, но распространяться об этом не собираюсь, потому что это неэтично. Если Павел захочет тебе что-то рассказать, то сделает это сам. — Заметив, что наша помощница угрюмо насупилась, я заглянула ей в глаза и добавила: — Поверь мне, к тебе это все не имеет никакого отношения, а Павлу следует хорошенько подумать над ошибками прошлого.
— Ой, — воскликнула Лера, — а ведь Анна тогда ему что-то подобное говорила!
— Да, и не стала договаривать, ведь так?
— Так, — вынужденно призналась девушка.
— Вот и не вмешивайся.
Дискутировать дальше я не испытывала ни малейшего желания, понимая, что Лера попытается всеми правдами и неправдами выудить у меня хоть крупицы информации, чтобы потом самой связать их в целостную картину. Видимо, наша Валерия относилась к Павлику гораздо серьезнее, чем признавалась даже самой себе. Впрочем, меня ее проблемы не касаются, мне работать надо.
