Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам
— Менуэты… — вздохнула я, вспоминая недавнюю грезу. — Знаешь, Николай, пригласи меня сегодня на менуэт.
— Извини, Ника… — Николай замялся.
— Ну вот! — возмутилась я. — Неужели со мной даже потанцевать нельзя?!
— Не в этом дело. Меня не будет на балу. Я вечером в город уезжаю. Нечего мне с моим рабоче-крестьянским происхождением на их игрища соваться. Вернусь, когда эти голубокровки разъедутся. Вот тогда и потанцуем. Хочешь?
— Хочу! — Голова моя решительно дернулась, и я еще раз украдкой оглядела переваривающего мой ответ Чинарова. А он ничего. Особенно если его побрить. Сразу лет на десять помолодеет. Господи, что я делаю? Зачем?
— Значит, договорились! — Николай радостно осклабился, как будто вместо танца я пообещала ему тысячу и одну незабываемую ночь. Ладно, посмотрим.
Но смотреть нам пришлось в первую очередь за вошедшими в раж пацанами, затеявшими эротические игры в водной среде. От визга девчонок, с которых они попытались сорвать купальники, заложило даже мои привычные к Элиным воплям уши.
После того как Николай навел порядок с помощью совсем непедагогических методов, (которыми, правда, не брезговал сам Макаренко), мы в сопровождении орущей и ноющей ватаги проследовали в большой зал дома-музея. Как оказалось совсем не пустой. Виктор Зацепин и незнакомая сухопарая женщина поджидали нас, нетерпеливо прохаживаясь вдоль увешанных портретами стен.
— Это — Гюрза, — страшным шепотом просветил меня Пашка, медленно смещаясь за мою спину. — Она нас танцам учит. Строит как духов. Не любит она меня. Я ей один раз в танцевальные туфли кнопки насыпал.
— Убила бы, — чуть слышно проворчала я.
— Вот она и убьет, — обреченно донеслось из-за спины. — Прямо сейчас.
«Гюрза» и впрямь приближалась к нам скользящим шагом, демонстрируя железобетонное выражение на узком вытянутом лице.
— Павел Панфилов, — с придыханием произнесла учительница танцев, — ваше отвратительное поведение перешло всякие границы. На сегодняшний бал вы не допускаетесь. Ваш отец будет весьма огорчен, но я не могу поступить иначе. Вам необходимо преподать урок.
Пока я размышляла над тем, где она научилась так высокопарно изъясняться, мой подопечный покинул безопасное убежище и, нахально вскинув голову, шагнул навстречу «Гюрзе».
— Очень мне ваш бал нужен. Скучища и фигня! Вы все в игры играетесь. Хуже маленьких.
— Павел! — оказывается и лощеный Зацепин может быть до отвратности резок. Что-то треснуло в его голосе, как расколовшая скорлупа, и мне на секунду показалось, что он способен при всех ударить белобрысого мальчишку. Наотмашь. До крови.
Наверное, у меня сработал рефлекс. Пашка в один миг был отброшен за спину, а я качнулась вперед и только колоссальным усилием воли сумела остановить изготовившееся к броску тело.
— Простите, Виктор Игоревич, — пробормотала я, смутившись, — не слишком ли суровое наказание для моего подопечного? Ведь он к этому балу так долго готовился…
— Ни фига этот бал мне не нужен, — поспешил встрять неугомонный Пашка, за что и был мною болезненно одернут.
— Вот видите, Ника Валерьевна, — густые брови Виктора Зацепина скорбно поднялись, — он так ничего и не понял. И не поймет, пока не набьет достаточно шишек. Пусть будет так, Павел. Бал тебе не нужен. И ты не нужен на балу. Все просто замечательно. Проведешь сегодняшний вечер в гордом одиночестве.
— И совсем не в одиночестве, — белобрысые волосы мальчишки упрямо встопорщились, даже длинные прядки на затылке. — Я с Никой Валерьевной его проведу.
Прозвучавшая двусмысленная фраза развеселила стоящего в сторонке Николая. Ему пришлось отвернуться, чтобы скрыть широкую ухмылку, — одной бороды для этого было уже недостаточно.
Вот так и получилось, что, когда гости и пресса поодиночке и группами блуждали между белыми колоннами музея, мы с Пашкой Панфиловым сидели в бывшем чулане, перегороженном ширмой с изображением трех надутых павлинов. Он на скрипящей раскладушке, а я на столетней кровати с поющими «Марсельезу» пружинами.
— И что мы теперь будем делать? — проворчала я, неодобрительно поглядывая на идеологического противника старинных танцев. — Помирать со скуки? Даже с Николаем Сергеевичем вашим не поболтаешь — сбежал.
— И правильно. — хмурый Пашка, демонстративно улегся на раскладушку. — Давайте спать, раз делать все равно нечего.
— В семь часов? Нет уж. Есть идея получше. Давай, уедем в город.
Мне до сих пор неясно, что заставило меня произнести эти слова. Неземная тоска в глазах юного бунтаря, поблескивающая всякий раз, когда мимо нашего окна проходили приглашенные на бал гости? Или переполнявшая меня лихорадочная энергия, настойчиво требующая выхода? А может быть, невнятный шепот внутреннего голоса, разобрать который я не могла при всем желании? Тем не менее слово было произнесено, и мой подопечный едва не развалил раскладушку, подпрыгнув от радости.
Предупреждать Зацепина о нашем отбытии я не стала. После той странной вспышки я к нему теперь долго не смогу подойти. Стыдно. Это надо же было так отреагировать на самый обыкновенный окрик! Причем заслуженный моим подопечным на все сто. Кажется, мне пора лечиться. А поскольку лучшим лекарством от расшалившихся нервов для меня с легкой руки Павла Челнокова стала стрельба по мишеням, то поездка в город окажется как нельзя кстати. Должно же там быть что-нибудь вроде тира?
— Страйк-клуб у нас есть, — гордо заявил Пашка, слегка озадаченный моим вопросом. — Я даже один раз там с папой играл.
— Понравилось?
— А то! — он расплылся в улыбке. — Жаль только, мы тогда проиграли.
— Теперь выиграем, — самоуверенно заявила я.
Поскольку старший Панфилов все еще не прибыл, пришлось ограничиться запиской, оставленной на подоконнике. Это было глупо. Это было рискованно. Это было против всех писаных и неписаных правил. И все-таки… И все-таки я в сопровождении моего подопечного, сменившего русскую рубаху на итальянские джинсы, продиралась сквозь кусты к памятному шлагбауму. И даже не удивилась, что нам повезло: белая «Нива», доставившая на бал очередного гостя уже разворачивалась на небольшой поляне, чтобы вернуться в город. Водитель с радостью согласился подбросить нас до страйк-клуба, куда сам иногда захаживал с двумя погодками-сыновьями.
Так и вышло, что я с десятилетним оболтусом Пашкой Панфиловым оказалась в темном зигзагообразном помещении, эффектно подсвеченном ультрафиолетовыми лампами. Алые лазерные проблески нашего оружия метались вслед за одетыми в специальные доспехи фигурами из команды противника. А я под радостные Пашкины вопли скакала из стороны в сторону, перекатывалась по полу и палила во все стороны а ля Жан Клод Ван Дамм.
Не знаю, получил ли Алексей Панфилов инфаркт, обнаружив наше отсутствие, но мне после такой боевой терапии действительно полегчало. Чему немало способствовал восхищенный взгляд моего подопечного, которого я удостоилась после того, как хозяин клуба, молодой крепкий парень, вглядевшись в распечатку, изумленно покачал головой:
— Сколько здесь работаю, а такого еще не видел. Ни одного попадания! Этого не может быть. В вас стреляли одновременно семь человек. Все они были завсегдатаями нашего клуба, и, что удивительно, почти трезвые. Неужели, оборудование погорело?
Он еще долго сетовал на то, что покупка новой экипировки разорит его окончательно, и пытался заполучить номер моего «мобильника», который я, немного поразмыслив, ему продиктовала. Зачем обижать хорошего человека, тем более что он решил угостить нас за счет заведения двумя молочными коктейлями и шоколадным мороженным? Правда, чтобы продиктовать номер, мне пришлось достать сотовый из сумочки и впервые за сутки включить, дабы узнать собственный номер. Никогда не запоминаю федеральные номера!
Неожиданно я почувствовала вибрацию и поняла, кто звонит еще до того, как кафе клуба огласили начальные такты темы Дарта Вейдера из «Звездных войн». Решение пришло мгновенно. Если Павел Челноков решил все-таки меня найти — он найдет. И то удивительно, что бывший омоновец ждал так долго. Но лучше, чтобы это «долго», превратилось в «навсегда». А для этого его нужно сбить со следа.
— Ответь, — я протянула телефон растерявшемуся Пашке. — Я не хочу говорить с этим человеком. Не хочу, чтобы он знал, где я нахожусь. Скажешь, что телефон этот купил у какой-то чокнутой тетки на Киевском вокзале. За пятьсот рублей. Давай, жми на кнопку.
Враз посерьезневший Пашка, не сводя с меня глаз, решительно вдавил кнопку и ломким голосом пискнул:
— Алло.
Я не слышала, что сказал мальчишке его старший тезка, но лицо Пашки вытянулось и слегка позеленело. Он ответил, как я просила, и поспешно прервал разговор. Слишком поспешно.
— Спасибо, — как можно теплее поблагодарила я, выключая мобильник. — Грубый дядя сильно ругался?
