Илья Деревянко - Кащеева могила
— Надо думать, как домой вернуться, — говорил тем временем шофер. Противно здесь!
— Какая разница! — устало отмахнулся Светлов. — Везде то же дерьмо. Тут, по крайней мере, сразу видно кто есть кто…
— Что ты сказал?! — зарычал со своего места Генка, услышавший последние слова. — Ты кого дерьмом обозвал?
Кривой не понял сути разговора, да она его, по правде сказать, и не интересовала. Нужен был повод подраться.
Он грозно поднялся со своего места. Публика в баре притихла. Витя, брезгливо сморщившись, шагнул навстречу. Кривой опешил. Он привык, что все его боятся, норовят убежать. Незнакомец молча глядел на Гену жестокими, тигриными глазами.
— Я сказал, что ты дерьмо! Дальше что? Второй глаз выбить?
— Да вы чего, ребята, вы чего, — забормотал перепуганный Гена. — Я пошутил только. Давайте выпьем вместе, а?
— В жопу себе залей! — резко ответил Светлов, возвращаясь на свое место.
— Вот пожалуйста! — криво улыбаясь, сказал он Коле. — Типичная шавка. Здоровая, наглая, но трусливая. Здесь, когда проспится да до Кащеевых богатств доберется, так и станет выглядеть. В другом месте будет человеком казаться. Но суть-то не меняется!
Посидев еще некоторое время, приятели вышли из бара. Они не заметили, как прошел день. Солнце клонилось к закату. Светлов отправился в гостиницу, заливать водкой тоску зеленую, а Коля принялся чинить автобус. Он мысленно дал себе слово, что ни часу лишнего не задержится в проклятом городе. О Кащеевом золоте шофер даже не думал, помнил за собой грехов множество. Одна служба в Афганистане чего стоит! Он заскрипел зубами, отгоняя непрошенные мысли, но не тут-то было!
Кто-то услужливо, как в кино, демонстрировал Коле картины прошлого. Вот он, двадцатилетний, безжалостный, перепахивает танком мятежный кишлак. Вот расстреливает в упор из автомата пленного партизана. Вот издевается над молодым солдатом. «Москвич хренов, — рычит Коля, методично ударяя парня кулаком в грудь, — отъелся на столичных харчах». Вот опять тот же «молодой» через несколько дней, с отрезанными ушами, выколотыми глазами: затравленный «дедами», он убежал из части и попал в плен к душманам. Вот еще многое и многое, о чем хочется забыть, да не получается!
Долго возился Коля с автобусом. Наконец понял, что теряет время даром. Эту развалюху давно в металлолом пора, к тому же сосредоточиться невозможно, душа болит!
Тогда он вылез из-под машины, отряхнулся и решительно зашагал прочь из Кащеева. Солнце полностью опустилось за горизонт. Обыватели захлопывали ставни, наглухо запирали двери.
На улицы выползала разнообразная нечисть.
В это самое время в кащеевском отделении милиции капитан Катов проводил общее собрание сотрудников. Они уже повылезали из гробов и, протирая заспанные рожи, преданно взирали на начальство.
— Оперативная обстановка в городе такова, — хрипел капитан, поминутно облизываясь, — граждане хитрые стали, на улицу ночью не высовываются, что крайне отрицательно сказывается на состоянии нашего трудового коллектива!
Вурдалаки скорбно понурились, понимающе качая головами.
— Водители-дальнобойщики появляются здесь редко, — продолжал Катов, пищи на всех не хватает!
Некоторые вампиры пустили слезу.
— Однако ситуация не представляется мне полностью безысходной. До сих пор мы контролировали главным образом подъездные пути к городу, но… — тут Катов сделал паузу и торжествующе улыбнулся, — но есть еще дорожки разные, тропинки, по которым машина не проедет, а пешеход пройдет! Есть мнение, что на них может очутиться случайный прохожий!
Вурдалаки восторженно зааплодировали, восхищаясь административным гением своего начальника.
— Короче, приказываю: перекрыть все, повторяю, все подступы к городу!
Натянув фуражки и выпустив когти, сотрудники кащеевского отделения милиции во всю прыть понеслись выполнять приказ.
Между тем Коля продолжал быстро идти по улице. В небе ярко светила луна. Ветер, гонявший по мостовой разную дрянь и объедки, пронизывал холодом до самых костей. Со свистом пронеслась в ступе Баба-Яга, работавшая директором кащеевской средней школы. Заметив позднего прохожего, она притормозила.
— Чу, чу, русским духом пахнет! — проскрипела ведьма.
— Пошла прочь, старая карга! — ответил Коля, и та сочла за лучшее ретироваться, горько сетуя на свои гнилые зубы. Давно пора сходить к дантисту!
По стенам домов скользили подозрительные тени. Откуда-то несло трупным запахом и нечистотами. Из-за угла выглянула крыса — Нелипович. Он следил за Колей, собираясь донести потом в «соответствующие органы».
— Пшел! — заметив оборотня, пнул его ботинком в морду шофер.
Постепенно дома редели. Начались окраины Кащеева.
— Эй, привет! — услышал Коля и, обернувшись, увидел рэкетира-оборотня. Тот ухмылялся, обнажая острые белые клыки.
— Как там Витька? — спросил Круглов. (Работягу волк есть не собирался. Они не вкусные.)
— Водку пьет.
— Понятно, он всегда был слаб на это дело. Я тебе вот что скажу, мужик, ты зря ночью уходить собрался, не мог дня дождаться? Менты наши уже на охоту вышли.
— Не мог! — лаконично отрезал Коля.
— Понимаю. Что ж, тогда слушай сюда. По главной дороге не ходи. Постарайся выбраться незаметно. Авось пронесет! — Волк широко зевнул. Ладно, покедова, пойду прилягу, а то я сегодня коммерсантов объелся!
Сверкнув зелеными глазами, оборотень исчез.
Следуя мудрому совету Круглова, Коля свернул прочь с центральной улицы, разыскивая какую-нибудь глухую незаметную тропку. Однако ни он, ни Женька-волк недооценили предусмотрительности капитана Катова.
Тропинку, к которой направлялся Коля, давно стерегли сержант Залепукин и старшина Абакумов. Мотоцикл с коляской они оставили у обочины, а сами внимательно, хотя, впрочем, без особой надежды, вглядывались в темноту.
— Вот всегда так, на самое бесперспективное место поставили, — ныл Залепукин, которому вчера почти не досталось крови. — Опять Катов всю добычу себе захапает!
— Но-но, поаккуратнее! — строго осадил его старшина, хотя втайне тоже негодовал на жадного начальника. Сам, паскуда, от крови лопается, а им обпивки достаются. Вот служи с таким после этого! Тем не менее нельзя позволять подчиненному язык распускать. К тому же вдруг он стукач? Донесет капитану, и прощай дальнейшая карьера. А то еще гроб персональный отберут. Дрыхни потом в подвале на сыром полу!
— Пить хочу! — продолжал хныкать сержант.
Неожиданно оба замерли: вдали послышались чьи-то торопливые шаги.
— Человек, — прошептал Абакумов. — Нюхом чую!
Вурдалаки сладострастно облизнулись.
Коля слишком поздно заметил две фигуры в милицейской форме.
— Стойте, гражданин! — прогремел старшина. — Вы арестованы!
Залепукин подленько захихикал.
При виде вампиров Коля не растерялся. Сказалась афганская выучка. Подобрав с земли кол, он продолжал спокойно идти вперед. На его счастье, кол оказался осиновым. Почуяв запах смерти, Залепукин с Абакумовым попятились.
— Ага, боитесь, гады! — обрадовался Коля.
Вурдалаки трусливо сиганули в разные стороны. Воспользовавшись моментом, Коля запрыгнул на мотоцикл и дал газу.
Опомнившиеся вампиры рванули следом.
Он несся во весь опор по пустынной, ухабистой дороге. В ушах свистел ветер. Мелькали тени сгорбленных пожухлых деревьев. Они казались живыми и тянули к парню сухие, сучковатые лапы, норовя стащить с седла. В дикой пляске лунных лучей мерзко кривлялись какие-то призраки. Позади злобно завывала нечисть. Сейчас за Колей гналось уже все отделение вурдалаков. К ним присоединились зомби, шакалы из мэрии. Не бывать такому, чтоб человек ушел из Кащеева живым!
Коля не помнил, сколько длилась погоня, казалось, целую вечность. Он ни о чем не думал в это время, только бормотал про себя: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!»
Вдруг мотоцикл, чихнув мотором, заглох. Кончился бензин. Коля соскочил на землю и бросился бежать. Отчаяние захлестывало его с головой. «Никогда не теряй надежды! Не сдавайся!» — неожиданно прозвучал в голове чей-то посторонний голос. Голос был твердый, резкий, но вместе с тем на удивление благозвучный.
Задыхающийся парень прибавил ходу. И тут… Впереди показалось полуразрушенное здание, в котором Коля узнал церковь. Недолго думая, он забежал внутрь. В свое время церковь была сильно изуродована большевиками-атеистами и прочей сволочью. Содрали иконы, разломали алтарь. Дедушка товарища Рожкова, пламенный ленинец, расстрелянный в тридцать седьмом, лично нагадил на пол из революционных побуждений. Даже фрески на стенах кому-то понадобилось испохабить, покорябать. Но как ни странно, лик Христа-Спасителя остался в неприкосновенности. Сейчас от него исходил какой-то странный, теплый свет.
