Анна Данилова - Вспомни обо мне
– Конечно, всякое может быть, но я никогда не слышала, чтобы Ларочка жаловалась на здоровье.
– Сейчас позвоню в милицию. А вдруг она жива? – вдруг встрепенулся Концевич. – Вы точно можете сказать, что она мертва?
– Конечно… Если не верите, вызовите «Скорую», там – профессионалы, они вам скажут, – поджав губы, обиженно проговорила соседка.
– У меня уже было так… – устремив взгляд остекленевших глаз в пространство, проговорил Концевич. – Все думали, будто бы моя жена умерла, она и в гробу лежала, как мертвая, а потом оказалось, что она жива…
– Господи, – женщина прикрыла рот рукой, – да что вы такое говорите?
– Говорю то, что есть! – вскричал Концевич. – Она жива, понимаете?! Моя жена жива, а Лара – умерла… Как это понимать? Неужели она вернулась, чтобы убить ее? Убить свою соперницу?! Но ведь Лара никогда не была ее соперницей, она появилась в моей жизни уже после ее смерти!
Он говорил, громко, бессвязно бормоча что-то о смерти и воскрешении, пока не заметил, что рядом с ним никого нет. А буквально через полчаса квартира наполнилась людьми в форме…
К счастью, до приезда милиции он успел позвонить Марку:
– Марк, записывай адрес… Моя…
Он не сразу сообразил, как именно представить Марку Лару: приятельница, подружка, знакомая, возлюбленная, любовница?…
Не мог же он сказать: моя любовница умерла. Это звучало бы по меньшей мере цинично. По отношению к Ларе.
– Лара… Женщина, с которой я встречался последнее время, Лара, она умерла… Лежит на полу… Думаю, что соседка уже вызвала милицию… А еще она, верно, подумала, что я спятил, потому что я начал распространяться о том, что моя жена была живая, когда ее хоронили… Не знаю, что на меня нашло… Но ты и меня пойми – сначала возвращается Вера, потом уходит Лара…
Марк оборвал его, сказав, что сейчас приедет.
Следом за представителями закона в квартире вновь появилась соседка. На этот раз на ней вместо домашней одежды было черное платье. Она сильно напудрилась. Вот только глаза по-прежнему были красными и влажными. Она, рассказывая о том, как они обнаружили труп Лары, постоянно облизывала языком и без того тонкие, бесцветные губы.
– Этот человек… Вот этот. Они, можно сказать, жили вместе. Вернее, Ларочка часто жила у него. Она рассказывала мне. Это хороший человек, очень хороший. Он был щедр к Ларочке. Я вспомнила, его зовут Анатолий.
Концевич вдруг понял, что соседка спряталась здесь, в квартире, где теперь обитал дух покойной, от своих, собственных страхов, от своей беды, о которой он, Концевич, возможно, никогда не узнает. Беда, обрушившаяся на него, оказалась спасением для женщины, возможно, тоже потерявшей кого-то из близких.
Его о чем-то спрашивали. Он отвечал. Говорил, что ночью его здесь не было. Соседка подтвердила, что его не было, но что кто-то был, только не он, не Анатолий.
– Откуда вам известно, что это был не он?
– Знаю, и все. Он не мог… Лара его ждала, музыку грустную ставила, но он так и не пришел. А пришел кто-то другой. Я не могу это объяснить. Она открыла дверь, кто-то вошел, музыка стихла. Они разговаривали. Нет, мужской голос или женский, я сказать не могу – предупреждаю сразу. Но это не он. Думаете, я его выгораживаю? Нет, просто знаю, что он не хотел Ларочке зла. Он ее любил. Ведь так?
И она бросила на него взгляд, в котором он прочел: ну же, защищайтесь!
– Где вы были ночью? – спросили его.
– В ресторане.
– Что, до самого утра?
– Да.
– У нас нет таких ресторанов.
И тут кто-то вместо него ответил:
– Есть! Он был со мной в «Серебряном гусе».
Это пришел Марк. И Концевич заплакал.
15
Три года тому назад. 2005 год.
Она поняла, что это конец. Дверь лифта закрылась, и они остались в кабине вдвоем – она и этот псих, Алексей. И это был вполне реальный человек, опасный настолько, что Вера мысленно начала уже прощаться с жизнью. Но в том, что с ней произошло, она винила не столько этого ненормального с горящим взглядом и раскрасневшимся лицом, сколько своего мужа – Анатолия Концевича, человека, не поверившего ей. Он оказался больше преступником, чем Алексей.
– Как ты мог, говоря, что любишь, так напугать меня? – спросила она бесчувственными губами. – Ты зачем зашел в лифт? Ты прятался, поджидал меня где-то на лестнице, чтобы, когда я войду в лифт, ворваться следом. Тем более ты знаешь, что я беременна.
Она тянула время в надежде, что кто-нибудь, пока они будут подниматься, войдет в лифт. А вдруг?..
– Ты не дала мне ответа. Ты поговорила со своим мужем? Ты сказала ему, что хочешь жить со мной?
– Ты давишь на меня…
Он навис над ней, она сжалась и хотела зажмуриться, как произошло невероятное: лифт встал, дверь открылась, и в кабину вошел мужчина, сосед, она видела его раньше.
– Вообще-то я наверх, но нажал сразу на две кнопки, – немного смущаясь, проговорил мужчина и повернулся к ним спиной, лицом к двери, словно давая понять, что он извиняется за то, что стал, возможно, свидетелем разговора.
И тут на глазах Веры Алексей достал что-то из кармана, резко повернулся и сделал сильное движение на выдохе, после чего мужчина стал валиться на пол.
Вера почувствовала тошноту, ее замутило так, что голова ее закружилась, но она все еще продолжала стоять и смотреть на мужчину к углу кабины. Потом медленно перевела взгляд вниз и увидела в руке Алексея нож. Окровавленный нож.
– Что ты сделал? – спросила она, все еще не веря в то, что только что произошло у нее на глазах.
– Я убил его, – вытирая свободной рукой катящийся по лицу пот, ответил Алексей. – Зарезал. Не видно, что ли? И так же я поступлю с твоим мужем, если он не отпустит тебя или, что уж совсем плохо, расскажет о нас с тобой в милиции.
– Ты сумасшедший?
– В какой-то степени да. Я сошел с ума, когда увидел тебя. Теперь ты веришь, что я люблю тебя и что я не шучу?
– А меня… меня ты тоже убьешь, если я не соглашусь жить с тобой?
– Нет, что ты такое говоришь? Как же я могу убить, если я люблю тебя?! Ты не должна меня бояться. И то, что я на твоих глазах убил этого мужика, вовсе не означает, что я так же поступлю с тобой. Поговори с мужем, я найду тебя, ты должна быть готова. Собери все необходимые вещи, скажешь мне, когда я могу за тобой приехать. И прошу тебя, давай обойдемся без милиции. Это может очень плохо закончиться.
Он схватил ее за плечи, поцеловал куда-то в ухо, дверь лифта открылась, Веры выбежала, перепрыгнув через ногу распростертого на полу мужчины, Алексей следом. Она услышала только, как он скатился с лестницы, перила дрожали, и еще какое-то время было слышно, как он спускается, сотрясая, как ей показалось, весь подъезд Лифт закрылся и начал спускаться вниз.
Она достала ключи и дрожащими руками принялась открывать двери…
– Верочка, это ты?
Он, оказывается, был дома! Сказал, что задержится на работе, что не сможет ее встретить, а сам – дома!!!
Когда она увидела его, спокойного, жующего, пахнущего чесноком, отвратительного, она приблизилась к нему, слабея на глазах, и с размаху ударила по лицу… У Концевича округлились глаза.
– Я… Я ненавижу тебя, ты слышишь? И я сегодня же, сегодня уйду от тебя! Мерзавец.
Она выплевывала слова, как комки яда, и с каждым произнесенным словом чувствовала, что слабеет…
– Там… в лифте… Маньяк, он напал…
В глазах ее потемнело, и она потеряла сознание.
16
– Толя, постарайся взять себя в руки и успокоиться…
Марк допрашивал его в кухне, они все еще находились в квартире Ларисы, и Концевича не покидало чувство нереальности происходящего. Неужели он никогда больше не увидит Ларису живой, и она не улыбнется ему, не обнимет, не поцелует, не скажет ему о любви? Понятно, что она лгала, но делала это так восхитительно, что хотелось верить, будто он любим, будто после смерти Веры появилась женщина, способная привязаться к нему.
– Марк, как я могу успокоиться, если в моей жизни происходят вещи, из ряда вон выходящие. Лариса. Да она лапочка… Она маленькая и глупая девочка, которая так скрашивала мою жизнь в последнее время. Конечно, я понимал, что она не любила меня, что встречалась со мной из-за денег, но я-то надеялся, что когда-нибудь она полюбит меня за доброе отношение к ней, за ту нежность, которую я испытывал. Она была красива, необыкновенно красива, и я знал, что когда нахожусь рядом с ней, все мужчины мне завидуют. Она принадлежала к той редкой породе женщин, которых всегда хочется раздеть и уложить, ты понимаешь меня? Она была очень сексуальна, она привораживала к себе, сама того, быть может, не желая. Да, у нее в крови было кокетство и желание нравиться. Она любила наряжаться, как и все женщины, любила сорить деньгами, но при этом была, как это ни странно, вполне организованным человеком и всегда точно знала, чего хочет. В отличие, скажем, от меня. К тому же она очень любила жизнь. Ее редко можно было увидеть расстроенной, плачущей. Даже если ее кто и обижал, она, мысленно расставаясь с этим человеком и никогда больше не впуская его в свою душу, быстро находила утешение в чем-то другом. Слезы ее были, можно сказать, детскими, она быстро успокаивалась, как ребенок, которому подарили новую игрушку. Ты пойми, что для меня, человека мрачного, скучного, пребывающего в основном в сумеречном состоянии, заиметь пусть даже и в качестве любовницы такую светлую и веселую девушку, какой была Ларочка, – подарок! Ты это хотел узнать – какой была Лара и что она значила для меня?
