Анна Данилова - Вспомни обо мне
– Но откуда ты все это знаешь?
– Она сама рассказала.
– Как это?
– На днях пришла с повинной. В принципе, мы уже все разгадали, оставалось только ее задержать, и тут Марку позвонили и сказали, что она хочет давать показания. Она вздорная, ужасно ревнивая женщина. Любительница выпить. У нее есть знакомый адвокат, вот она с ним и поговорила. Он посоветовал признаться, чтобы срок был поменьше.
– А что с Концевичем?
– Понимаешь… Эта Нелли Рыбакова, как и ее мать, пьет кофе с лимоном. Это необъяснимо, но это так. Я потом у нее спрашивала: нарочно она тогда, в кафе, куда мы пришли с Концевичем, заказала лимон? Оказалось, она не знала, что ее мать любила кофе с лимоном, просто сделала обычный заказ. Но Концевич, увидев это, принял Нелли (а в то время Веронику) за Веру и бросился к ней – просить прощения.
– А что с настоящей Вероникой Парусниковой?
– Она бросила своего дрессировщика, предварительно сделав его нищим, продав его змей. Хотя я до сих пор не могу понять, кому понадобилось этих змей покупать. Думаю, она их просто распустила. Так вот, есть такая информация, что она ударилась в религию, укатила не то в Канаду, не то в Австралию. Но это нас уже не касается.
– Так что с Анатолием? Он жив-здоров?
– Жив, да только не очень-то здоров. Но он еще не старый, подлечится, восстановится. Мне его почему-то совершенно не жалко.
– Мне тоже. А что Нольде? Я имею в виду отца?
– Он помогал сыну по мере своих возможностей, но с самого начала знал, что ничего хорошего из всего этого не выйдет. Что месть убивает душу. Он, может, и хороший доктор, да только не мужчина.
– Почему?
– А ты не понимаешь?
– Это сложный вопрос. Мало кто способен на такой поступок, который совершил его сын, откликнувшись на чужую беду. Этот Михаил Нольде сильно рисковал, когда согласился помочь Вере избавиться от тела.
– Согласна. Но он сделал это.
– Михаил Нольде женится на Нелли?
– Думаю, да.
– А его отец, после всего того, что произошло, как он будет относиться к Нелли?
– Он хороший отец, сына любит, а теперь полюбит и Нелли – у него нет другого выхода.
– А я думала, что Концевича хотят уморить, убить, чтобы завладеть его квартирой. Скажи, а Нелли ничего не будет за то, что она сделала по отношению к Концевичу?
– Нет. Тем более что и заявления от него никакого не поступало, и мы расследовали так, по дружески. А я-то и вовсе – из любопытства, ты знаешь. Другое дело – убийство Ларисы Боткиной.
– Знаешь, Рита, ты была права. Когда все знаешь и все разложено по полочкам, дело кажется таким простым. Я вот сказала тебе, что мне не жалко Концевича. С одной стороны, конечно, он во многом виноват, но, с другой… жалко. Я не удивлюсь, если в скором времени мы узнаем, что с ним случилось что-то непоправимое. Он сильно сдал в последнее время.
Маленькая Фабиола, на которую никто не обращал внимания, налепила между тем огромные, размером с ладонь взрослого человека, пельмени. Разложила их на столе и сказала, улыбаясь:
– Это папе.
…
Когда у ворот позвонили, обе женщины почему-то вздрогнули.
– Кто это? Марка нет. На улице уже вечер. Мира, пойдем вместе, а? Я сейчас возьму большой фонарь.
Под зонтом, за калиткой они увидели знакомый мужской силуэт.
– Рита, это я, Анатолий, – из сумерек выплыло бледное лицо. – Я буквально на минутку. Вот.
Он протянул ей небольшой бумажный пакет.
– Это вам с Марком. Путевки в Египет. Я все оплатил, вам надо будет только заполнить анкеты и связаться с оператором, телефоны на визитке. Ты же хотела в теплые страны. Знаю, как тебе надоел этот холод, да и отдохнуть вам нужно. Собственно говоря, я пришел сказать тебе спасибо.
– Входи, Толя, – Рита взяла его за руку. – Входи. Будем пельмени лепить. Заодно поговорим о Египте.