Эрл Гарднер - Суд последней надежды
Растерянный и смущенный мальчик, тем не менее, отрицательно покачал головой. Он не может утверждать, что видел убийцу в лицо, поскольку этого не было.
В конце беседы помощник прокурора предупредил мальчика, что он не должен сообщать матери об их разговоре. И поэтому из школы мальчик вернулся домой настолько встревоженным и обеспокоенным, что даже не мог есть.
Мать стала спрашивать его, что случилось, но, помня предупреждение, он не захотел ей ничего рассказывать. Но встревожившись и чувствуя, что над сыном нависла какая-то серьезная опасность, она насела на него, пока он не сдался и, заливаясь слезами, не рассказал ей, что произошло.
Мать оказалась прямой и честной женщиной.
Взяв сына за руку, она прямиком направилась в офис прокурора, где шли последние приготовления к битве в зале суда, которая должна была развернуться на следующий день.
— Чего вы хотели от моего сына? — с возмущением спросила она.
Ничего нет удивительного, что прокуратура решила обращаться с ней очень осторожно. Ничего нет удивительного, что ее не просили в зале суда опознать Кларенса Богги. Задай они ей такие вопросы, она сказала бы, что, по ее мнению, Кларенс Богги — не тот человек, которого она видела, что у него другая комплекция, другая походка и что она уверена во встрече с настоящим убийцей, который бродил вокруг в то время, когда Кларенс Богги уже сидел в тюрьме. Рассказала бы она и то, что полиция отказалась приехать по ее звонку.
Необходимо напомнить, что к моменту начала нашего расследования со дня убийства Петерсена прошло пятнадцать лет. И мы уже не могли поговорить с этим мальчиком, потому что он вырос, стал молодым человеком, пошел на войну и отдал жизнь за свою страну.
С другой стороны, помощник прокурора, который так старательно обходил острые углы, сам был обвинен в преступлении и попал в тюрьму.
Так что в наших руках была версия, которую мы не могли проверить. Мать, естественно, не слышала разговора сына с помощником прокурора. Она знала только то, что ей рассказал сын, после чего она выразила в прокуратуре свое возмущение. Это была грязная и подлая история. Помощник прокурора пытался обмануть правосудие, убеждая мальчика, который только входил в жизнь, совершить бесчестный поступок, о низости которого он сам был прекрасно осведомлен, он пытался обречь человека на смерть, убеждая двенадцатилетнего мальчика: «Я официальное лицо. И я не стал бы просить тебя делать что-то противозаконное».
Таково было положение дел, когда мы приступили к расследованию дела Богги, первого дела Суда Последней Надежды, которое должно было доказать, оправдаются ли наши надежды и замыслы, хотя мы понимали, что столкнемся с плотно запертыми дверями, за которыми кроются темные и мрачные помещения.
Когда мы со Стигером обсуждали манеру подачи материала о деятельности следственного комитета Суда Последней Надежды, мы согласились, что не можем ждать, пока в расследовании будет поставлена последняя точка, и лишь потом рассказывать о нем читателям.
Мы чувствовали, что должны вести читателя за собой. Мы хотели, чтобы он ощутил интерес к делу восстановления справедливости. Мы хотели, чтобы читатель проникся вниманием к данному делу, и поэтому мы должны втягивать его в ход расследования.
Было решено, что мы проведем краткое предварительное расследование, после чего начнем работать непосредственно над делом, не предвосхищая выводов, виновен ли осужденный или нет, а просто исходя из того, что это дело нуждается в расследовании, в ходе которого читатели «Аргоси» будут, образно говоря, из-за плеча наблюдать за нашей работой.
Мы должны будем постоянно помнить, что Суд Последней Надежды — не журнал и не следствие в привычном понимании слова, а общество, непосредственно читатели журнала. И группа расследователей не представляет собой ничего иного, как просто группу расследователей.
По этой причине, вылетая в Вашингтон, я взял с собой портативную машинку и каждый день печатал на ней, подводя итог тому, что было сделано. Каждый вечер мы тщательно изучали протокол заседания по делу Богги, анализируя свидетельства и показания. Поскольку протокол состоял из нескольких томов, расписание было довольно напряженным. Днем мы беседовали со свидетелями. Вечером изучали записи и протокол, анализируя суть свидетельств. Рано утром я составлял отчет для журнала, и когда в нем скопилось достаточно материалов для первой публикации по делу Богги, Шиндлер вернулся в Нью-Йорк, а я отправился на свое ранчо в Калифорнии, взяв с собой протокол.
Возникла довольно любопытная ситуация. Власти в Вашингтоне внезапно поняли, что о деле, которое рассматривалось в их штате, будет широко известно, но они, в сущности, ничего не знали о нем.
Генеральный прокурор штата Вашингтон позвонил мне и осведомился, не могу ли переслать им протокол дела. Я сказал ему, что не вижу в этом необходимости, но с удовольствием предоставлю возможность на своем ранчо ознакомиться с ним любому, кого он сочтет возможным выделить для этой цели.
Таким образом, на моем ранчо несколько дней провел за изучением протокола и всех данных Эд Лэхен, специальный помощник генерального прокурора, прилетевший из Вашингтона.
В конце своего пребывания Лэхен согласился, что данных явно было недостаточно для вынесения приговора.
С результатами расследования Эд Лэхен вернулся в Вашингтон для доклада прокурору.
Раймонд Шиндлер и я присоединились в Вашингтоне к Гарри Стигеру. Предприняв тут дополнительное расследование, мы выяснили, что владелец лавочки подержанных вещей, в которой Богги, по его словам, купил плащ, по-прежнему занимается своим делом в Портленде.
Вылетев в Портленд, мы нашли этого человека и спросили его, помнит ли он тот случай, когда под носом у него купили плащ, пока он раздумывал, стоит ли его приобретать.
Владелец лавочки отлично помнил тот случай. Он по-прежнему искренне возмущался, вспоминая, как Богги вмешался в сделку. Он воспринимал Богги как покупателя. Он должен был держаться в стороне и не лезть в чужие деловые взаимоотношения.
Он помнил, как в магазин вошел человек с плащом, из карманов которого торчали домашние туфли, но ему не понравился внешний вид посетителя. Плащ ему показался «горячим». Он не мог восстановить ход своих мыслей, ибо они представляли собой естественную реакцию человека, имеющего дела с массой людей, среди которых нередко попадались и темные личности. Он решил, что вошедший — жулик, и ему не захотелось иметь с ним дело. Но пока он обдумывал ситуацию, вылез Богги, предложил доллар и приобрел плащ.
Человек этот, выступивший свидетелем на процессе Богги, почувствовал, что делаются явные попытки запугать его.
Большая часть владельцев таких заведений не может существовать, если не поддерживает дружеских отношений с полицией. Ему стали намекать или, по крайней мере, ему казалось, что намекают, что с его стороны крайне неразумно выступать свидетелем в пользу Богги. Тем не менее, выйдя на свидетельское место, он рассказал все, что знал.
Прокурор попытался вызвать сомнение в его показаниях, утверждая, что через два года после сделки свидетель не может опознать плащ.
Конечно, он не мог.
Он запомнил только естественное чувство возмущения, охватившее его, когда Богги перехватил плащ, о котором шла речь.
Стигер, Шиндлер и я возвратились в Вашингтон. Нам предстояла встреча со Смитом Троем, генеральным прокурором.
Я думаю, что Смит Трой был одним из самых дальновидных генеральных прокуроров, которых мне доводилось встречать. Он выложил все карты на стол и изложил все сомнения, как они ему представлялись. В качестве окружного прокурора он завоевал репутацию очень способного расследователя. Он эффективно работал в этой должности, пользовался всеобщей известностью и симпатиями и решил, что если Кларенс Богги был неправильно осужден, то вина за это ложится на его службу, которая должна взять на себя ответственность за организацию нового расследования; оно должно быть проведено со всей тщательностью и с абсолютной беспристрастностью.
Когда Смит Трой был готов представить сообщение губернатору штата Монраду Ц.Уоллгрену, Раймонд Шиндлер, Гарри Стигер, Том Смит как начальник тюрьмы и я решили позвонить губернатору. Он пригласил нас к себе в личную резиденцию на коктейль, а позже на ужин. Мы провели с ним весь вечер.
С самого начала к нам должен был присоединиться Эд Лэхен, но его самолет из Спокана задержался из-за плохой погоды, и он явился только поздно вечером. Он со Смитом Троем выложили губернатору все факты по делу Богги, как они им представлялись, и сказали, что они готовы дать им совершенно определенную оценку.
Все это произвело на губернатора очень сильное впечатление. Он сказал, что ни в коем случае не хочет держать в тюрьме невиновного человека, но что он хотел бы получить от Смита Троя и Эда Лэхена письменный доклад.
