Властимил Шубрт - Конец королевы
Не закончила. Бросила короткий взгляд на Борека, а он еле заметно кивнул, слегка нахмурился и подвел итог:
— Ну, значит, до Сильвестра.
Дальше я уже не вслушивалась. Словно откуда-то издалека до меня донеслись слова Катаржины, что она поедет.
Она подчинялась ему так же, как и я. Ни словом не осмелилась возразить, хватило одной фразы, одного взгляда — и королева Ядрана, удивительная и завлекательная Катаржина превратилась в послушную девочку. Скажи он ей: «Иди на площадку и разденься!» — она пошла бы без единого звука.
Довольный Гонза пригласил ее на танец. Он выглядел сейчас как пятилетний мальчишка, который нашел под рождественской елкой велосипед. Меня пригласил Борек. Все три танца он таинственно ухмылялся. Произнес только пару слов: «Ну и дурак этот Гонза!»
Следующие два часа прошли как в кошмарном сне. Я беспрерывно повторяла про себя одну и ту же фразу, как ведьмино заклинание: «Борек и Катаржина — любовники». Но почему они это скрывают? Почему играют с нами в прятки? Какие у них для этого причины?
Вопросы, вопросы, целый ряд безответных вопросов… А неожиданности тем временем не кончались.
Мы пошли привести себя в порядок — Катаржина, Алена и я, — и, когда возвращались к своему столику, нас вдруг остановил какой-то человек и пригласил Катаржину на танец. Я даже не обратила внимания, что он обратился к ней по-немецки. Алена в общем-то хорошо разглядела его — от бриллиантовой заколки в галстуке до золотого перстня с печаткой. Она еще уверяла, что он обратился «Fräulein Katherine», но этому не очень поверили, потому что она была уже порядком навеселе. После первого танца тот человек пригласил Катаржину к бару, я видела ее отрицательный жест, потом она оставила его и вернулась к нашему столу. Мой партнер ревниво следил за происходящим и комментировал каждое движение Катаржины.
— Ишь ты, кабан, как напирает! Думает, если у него карман набит марками, так все может себе позволить… Эх, турнуть бы его отсюда, да и всех этих иностранцев! Очень может быть, что они тут во время войны разгуливали в эсэсовской форме, а мы перед ними расстилаемся…
И все такое прочее. А когда после второго танца Катаржина бросила немца и тот отправился к бару один, Гонза чуть не запел оду национальной гордости и чувству самоуважения Катаржины. Танцевальная серия еще не успела закончиться, как Катаржина исчезла, и Павел пояснил нам, что она и в самом деле удрала от слишком настырного иностранца.
— Он принял ее за тузексовую кралю, а вы же знаете Катаржину. Разозлилась и уехала домой. Не в общежитие, а в Костелец.
Гонза выругался. Борек промолчал, но по его глазам я поняла, что он смеется про себя. Я тоже молчала, мне было о чем подумать. Когда мы с Гонзой возвращались с площадки, я заметила, как Катаржина перекинулась парой слов с Бореком. Могу поклясться, что она что-то вынула из сумочки и подала ему. Потом мне стало дурно, и пришлось срочно выйти в туалет. Я умылась, натерла виски одеколоном, а потом встала перед зеркалом и вгляделась в свое лицо, такое простое, невзрачное. Мне захотелось разрыдаться, и я отвернулась от зеркала. За эти несколько минут немного пришла в себя, но голова еще слегка кружилась. Выйдя из туалета, я направилась по лестнице не вниз, а наверх, на второй этаж. Опомнилась уже наверху. Остановилась и недоуменно уставилась на длинный гостиничный коридор с нумерованными дверями, на темно-красный ковер и уютно освещенные уголки отдыха с клубными креслами и курительными столиками…
В тот момент, когда я поняла свою ошибку, я заметила, что в коридоре не одна. Чуть поодаль появился Катаржинин партнер. Он открыл дверь одного из номеров, но не вошел, а обернулся к ближайшему закоулку, махнул рукой, и я услышала короткое приглашение:
— Na bitte, keine Angst![11]
В голове мелькнула мысль, что господин иностранец быстро нашел себе замену. Вдруг из клубного кресла поднялась женская фигура в плаще с поднятым воротником и в несколько пружинистых, приглушенных ковром шагов проскользнула в номер. Тузексовка во всей своей красе. Немец зашел следом за ней, коротко щелкнул замок.
Я оторвалась от стены, сбежала на первый этаж, а оттуда в ресторан. Эпизод, невольным свидетелем которого я только что стала, выбил меня из колеи. До сих пор я только слышала и читала о продажной любви, а теперь увидела такую сделку собственными глазами. В профессиональном исполнении. Ни минуту не сомневалась, что «дама» наверху не была дебютанткой.
Помню еще, что, когда Гонза расплачивался по счету и выложил на стол зеленые сотенные бумажки, мне вдруг стало интересно, сколько может стоить такая «ночь любви» в роскошном отеле и с такой профессионалкой. Никакой конкретной цифры я представить себе не сумела, но одно поняла отчетливо: даже если всплакну в подушку, легче мне не станет.
4
Я внимательно посмотрел на Зузану. Она просто ела меня глазами, словно мои слова могли быть окончательными не подлежащим обжалованию приговором кому-то из нас.
— Зачем так вот сразу думать о самом худшем? А что, если это несчастный случай или самоубийство? — поддержала Зузану Алена.
— Нет, — возразил я. — Если бы она лежала на животе и нож был под нею, тогда еще допустимо. А так… нет! Очень жаль, но убийца сидит среди нас.
Алена хотела еще что-то сказать, но только тяжело вздохнула и опустила глаза на скатерть, где нервно сплетал и расплетал пальцы Борек. Туда же сосредоточенно смотрела и Зузана.
Я повернулся к Мирке.
— Катерина совсем раздета. Ты можешь сказать, в чем она спала?
— Если тебя это интересует, на ночь она надевала сиреневую пижаму… Она иногда ходила в ней на завтрак.
— Верно, — вспомнил я и тут же сообразил, где видел эту пижаму. Она лежала рядом с постелью, ближе к ногам. Когда Павел взял лампу, чтобы унести ее, я определенно разглядел пижаму.
Немного поколебавшись — очень уж не хотелось возвращаться в комнату, где лежала убитая, — я все-таки пересилил себя, подошел к двери, приоткрыл ее и остановился на пороге.
— Пижама лежит у постели, — сказал я. — Когда к ней зашел убийца, она как раз хотела ее надеть. Но не успела. Значит, ее убили перед сном.
После этих моих слов наступила долгая пауза. Разглядывая присутствующих, я представил себе, что это я случайно застал Катаржину совершенно раздетой. Что бы она сделала? Наверняка поспешила бы чем-нибудь прикрыться. Скорее всего, бросилась бы в постель и укрылась одеялом. Между тем постель была аккуратно застлана. Катаржина продолжала одеваться ко сну. Значит, убила ее женщина. Мирка, Зузана или Алена.
Зузану я исключил сразу же. Представить, что она убила, было просто невозможно. Тихая, пассивная Зузана абсолютно не подходила для этой роли. Мирка была со мной, а у Алены не было повода для убийства. Но… в самом ли деле не было?
Перед глазами снова встало ужасное зрелище нагой Катаржины с ножом в груди, потом мелькнуло еще несколько эпизодов: короткий разговор Павла и Катаржины перед ее уходом из «Дельты», явное раздражение Алены в обращении с Павлом уже здесь, в избе, и еще одно, казалось бы, невинное происшествие во время вечеринки. Случилось оно после полуночи. Зузана отправилась куда-то на двор, Борек с Аленой пошли за нею, а мы с Миркой и Павел с Катаржиной танцевали. Кто-то еще раньше погасил все свечи, в кухне было совсем темно. Я страшно завидовал Павлу, который держал в руках Кат, к тому же полуодетую и, впервые на моей памяти, немного навеселе. Поэтому, целуя в темноте Мирку, я мучился, представляя, что там вытворяют Павел с Катаржиной. Потом кто-то зашел в кухню, щелкнула зажигалка, Павел и Кат отпрянули друг от друга, и я разглядел в слабом, колеблющемся свете пронзительный взгляд Алены. Я вновь совершенно отчетливо увидел эту картину, но постарался отогнать ее, оставил пока мотив убийства в покое и решил заняться восстановлением по времени событий этой трагической ночи. У кого из нас, собственно говоря, есть алиби?
Около часа ночи наша вечеринка закончилась, все девчонки отправились в коридор к умывальнику. Потом ушел Павел, а следом за ним и Борек. Я остался на кухне. Павел не вернулся, зато появилась Мирка, а после нее прошла в свою комнату Катаржина. Чуть погодя заглянул и Борек. Покурил с нами пару минут и исчез. Скорее всего, в уборную. Когда туда отправился я, то заметил его в сугробах. А когда возвращался обратно, натолкнулся на Мирку. Ее я не только заметил, но стал обнимать и целовать. Она отбивалась, крича со смехом, что, мол, где это видано, где это слыхано: соблазнять честную девушку в такой буран. Я наконец крепко схватил ее в объятия, снежинки таяли на наших губах, и, прежде чем декабрьский холод загнал нас в избу, кухня добрых минут пять стояла пустая. Кто угодно мог там пройти, заглянуть в комнату Катаржины, ударить ее ножом и тем же путем незаметно ускользнуть. Борек и Зузана, Павел и Алена. В конце концов, пока я стучал зубами в уборной, и та же Мирка. Впрочем, ее я из списка возможных преступников вычеркнул. Убить, а потом заняться любовью, изобразить любовную страсть, а потом снова вернуться к уже холодной жертве, изображая панический испуг… Нет, Мирка не была такой опытной и вместе с тем хитрой актрисой. Конечно, поводов для убийства у нее могло быть сколько угодно, мы ведь ее совсем не знали, но само по себе это ни о чем не говорило, а главное, ничего не доказывало.
