Властимил Шубрт - Конец королевы
— Чего ты лезешь со своими дурацкими вопросами? — набросилась на меня Катаржина. — И какого черта я, дура, все тебе — рассказала?
Она так распсиховалась, что я промолчала и оставила ее в покое. А она мне была нужна, очень нужна, потому что неприятности теперь начались у меня. С того вечера, когда мы поссорились из-за Катиного блокнота, Борек явно охладел ко мне, даже стал меня избегать.
«Что я, вор?» — вспоминала я его рассерженный голос, побагровевшее лицо с горящими глазами и то, как сразу же после этого он свалил меня на постель, прямо швырнул туда, ни свет не погасил, ни дверь не запер, хотя по коридору слонялось полно народу и в любую минуту кто-то мог заглянуть в комнату.
Борек ни на что не обращал внимания, ему на все было наплевать, он ничего не хотел откладывать. На мне была узкая юбка, но, к счастью, она лопнула по шву, а не то он бы определенно изодрал ее в клочья, а если бы я сопротивлялась, он бы меня изнасиловал. Но я не сопротивлялась, только подумала, что, наверное, так любили варвары, страстно, грубо, но при этом чудесно. Внутри у меня словно вулкан закипел, каждое его движение вызывало боль, но одновременно и наслаждение, огромное, нескончаемое, невыразимое, и я тоже ни на что не обращала внимания; черт с ней, горящей лампой, и незапертой комнатой. Если бы сейчас распахнулась дверь и к нам ворвались комендант общежития и целый студсовет, я бы только крикнула Бореку: «Давай еще, давай еще! Чихали мы на них! Люби меня еще! Люби, люби, люби…»
В женский блок я возвращалась уже на рассвете. В коридорах было темно и спокойно, и я не столько шла, сколько тащилась, колени у меня подгибались, на лестнице, хочешь не хочешь, пришлось держаться за перила, и вся я была изломанная, больная и, несмотря на это, счастливая… Ах ты, мой милый, самый дорогой, самый любимый!
Это было в понедельник, 23 октября, вскоре после моих именин. А потом — ничего. Два раза мы сходили вместе в кино, один раз — на ужин, четыре раза он садился со мной на занятиях, трижды, когда Катаржина уходила к тете, я приглашала его к себе, но он так и не пришел. Мало-помалу я убеждалась, что это конец, что та замечательная, незабываемая ночь была в то же время и последней.
А потом Гонза выиграл в спортлото третий приз и только чуть-чуть не дотянул до второго. Невезение прямо-таки фатальное, как он сообщал направо и налево, потому что именно ему, по общему мнению, больше всего пригодились бы эти двадцать пять или сколько там тысяч. И все ему поддакивали, кроме Катаржины. Чем настойчивее он ухаживал за ней, тем большее вызывал у нее отвращение. И все же он решил, что свой проклятый выигрыш сложит к ее ногам, а говоря проще, прокутит его вместе с нею. Пригласил ее в «Дельту». Она категорически отказалась, но Гонза не отступился, пригласил еще раз, и Катаржина неожиданно сдалась. С условием, что он позовет всю компанию. Так он и сделал.
Наверное, я радовалась больше, чем Гонза. Целый вечер с Бореком или хотя бы вблизи от него — чего мне желать лучшего? Однако, когда слишком сильно ждешь чего-то хорошего, обязательно что-нибудь помешает. У меня так всегда бывает.
С удовольствием бы вычеркнула из своей жизни тот вечер, когда мы отправились в «Дельту». Если бы его не было, если бы, как в фантастической книжке, после четверга сразу наступила суббота, не глядел бы сейчас на меня Гонза такими страдальческими глазами и не стояла бы перед ним проблема отыскать убийцу Катаржины. Именно тот вечер в «Дельте» все и решил, я в этом совершенно уверена.
Для меня вся эта «драма» началась уже после обеда. В столовой Борек сообщил, что я должна законспектировать для него под копирку лекции. Сам он не сможет, к нему в Прагу приезжает дядя, и он обязательно должен его встретить. Писать конспект под копирку — обычное дело, но меня уже попросила об этом Катаржина. Она уходила к тете. Тетя и дядя, Борек и Катаржина — что это, случайность? У меня невольно возникли подозрения.
Для проформы я спросила Борека, где и когда он встречается с дядей. Он ответил, что в полтретьего на Главном вокзале, а потом они еще посидят где-нибудь в кафе. Я сказала, пусть не волнуется, конспект для него я сделаю. А у меня волнения были еще впереди. Беда в том, что в два я должна была сходить к парикмахеру, а лекции начинались в три. К счастью, мне удалось вырваться на час раньше, и без четверти два я уже сидела под сушильным колпаком, держа на коленях немецкую грамматику, но никак не могла сосредоточиться и с трудом соображала, что читаю. Поэтому я захлопнула книгу и сквозь приоткрытую занавеску загляделась на уличную толпу. В воздухе уже кружились первые снежинки, ветер играл с ними, унося их то вверх, то вниз, а потом они ложились на мостовую, где сразу же таяли и превращались в жидкую, грязную кашицу. Я всерьез загрустила, представляя Борека ветром, а себя снежинкой, пусть не такой хрупкой, но такой же брошенной и ненужной, и чуть не ударилась в слезы. Чтобы отвлечься, я стала разглядывать прохожих, в них ничего грустного не было. Вдруг среди незнакомых лиц появилась фигура в элегантном сиреневом плаще, ослепительно белых сапожках и модной шляпке над водопадом золотых волос — Катаржина. Я увидела ее совсем близко, она миновала парикмахерскую, круто свернула направо, перешла через дорогу и свернула в поперечную улицу. Наше «свидание» не удивило меня: Катина тетя жила где-то здесь, на Малой Стране, но тут мое внимание привлек еще один прохожий. Теперь уже о случайности говорить не приходилось, подозрения мои явно подтверждались, тетенька с дяденькой определенно имели связь. Прохожий, который свернул за тот же угол, что и моя подруга, как раз сейчас должен был ожидать поезда на Главном вокзале на другом берегу Влтавы.
У меня хватило сил саркастически улыбнуться. Вслед за парижским художником наступила очередь Борека.
И тут я так вздрогнула, что ударилась лицом о сушилку. Какая же я дура! Да никакой не Виктор, а Борек, Борек был тогда ночью у Катаржины. Потому-то она и утащила меня в туалетную, потому-то и заслонила дверь, потому-то и наплела мне басен о первом прегрешении против шестой заповеди. Просто она разыграла со мной комедию, которую я простодушно приняла за чистую монету. Нет, ночному гостю Катаржины вовсе не надо было подкупать вахтера или прыгать через окно, он спокойно прогулялся по коридору через два соседних блока, и все дела! Пока Катаржина валяла передо мною дурака в туалетной, ему вполне хватило для этого времени.
О Господи, как же я могла быть такой глупой и доверчивой?..
Катаржина вернулась в общежитие около семи. На мой вопрос не видела ли она Борека, ответила, что нет. А почему я спрашиваю? Ах, вот что, из-за лекций. «Ну, сейчас ему не до науки, Зузика, — улыбнулась она. — Он же идет с нами в „Дельту“… Или нет?»
— Идет, конечно, — кивнула я. — Почему же нет?
— Вот еще забота! И чего Гонзе приспичило разыгрывать миллионера? Идиот!..
— Ну отчего же? Ради тебя он готов на все… И не он один.
— Перестань, Зузика, а то сейчас получишь! — пригрозила она беззаботно и весело. — Лучше помоги выбрать наряд. Что нашему Гонзику понравится?..
Она вынула из шкафа короткое светло-голубое платье.
— Ну, знаешь, — заметила я, — ты ему скорее без платья понравилась бы…
— Да, да, конечно, — вздохнула она. — Зузанка встала сегодня с левой ноги. Ты что, поругалась с Бореком?
«Комедиантка!» — чуть не сорвалось у меня с языка, но вслух я произнесла:
— Нет, мы с Бореком никогда не ругаемся.
Весь вечер Борек сидел рядом со мной и всем своим видом давал понять, что я его не интересую. Тем не менее развлекались мы от души. Я имею в виду всех остальных, у меня настроение было мерзкое. Гонза требовал одну бутылку за другой, а я отважно пила. Сказочное лекарство от воспоминаний. Пусть Борек меня не замечает и, очевидно, больше никогда замечать не будет, пусть все идет не так, как я ожидала, — не беда. Ведь я уже после обеда получила ясное представление, к чему дело клонится.
Часов около десяти Гонза вдруг завел разговор о хате в горах и о том, что мы могли бы отправиться туда на Рождество. Мы немного попрепирались на этот счет, обсудили со всех сторон, и в конце концов оказалось, что никто не возражает. Одна Катаржина молчала. Гонза сначала не хотел ее спрашивать напрямик, ходил вокруг да около, но потом решился и сообщил, что туда едет прямой автобус через Костелец, где она может к нам присоединиться. Катаржина ничего на замечание Гонзы не ответила, сделала вид, что не расслышала. Тогда вмешался Борек.
— Надеюсь, ты тоже поедешь, Катаржина? — спросил он ее, но прозвучало это как приказ.
Я ожидала, что Катаржина осадит Борека, но она только деланно улыбнулась, нерешительно пожала плечами и робко призналась, что совсем не умеет ходить на лыжах, а кроме того, десятого у нас экзамен по немецкому. Тут все заговорили разом, уговаривая ее, присоединилась к этому хору и я, но сама не сводила глаз с Борека, следя, когда и что он скажет. Катаржина почти оправдывалась, что на Сильвестра ей надо быть дома, а на пару дней…
