Сергей Высоцкий - Анонимный заказчик
Увидев Бугаева, она сказала, разводя веснушчатыми руками:
— Кому моя тетрадка понадобилась?
— Может быть, в другое место засунули? — спросил Аникин.
— Здесь она у меня, голубушка, лежала. С кухни никогда ее и не выносила.
— Ладно, не в книге дело, — сказал Бугаев, — вы ведь и без книги своих жильцов, наверное, помните?
— Помню, — кивнула Блошкина. — Чего мне их не запомнить.
— Назовите, — попросил Бугаев и подумал с досадой: «Всего-то и дел — на одну минуту, а завязли на целый час!»
— Валя Терехова на втором этаже в кабинете живет. Продавщица наша, из гастронома.
Аникин утвердительно кивнул:
— Знаем такую.
— Тоська… — Блошкина сморщилась, напрягая память, и повторила: — Тоська, забыла фамилию… Ездит из города. В мансарде живет. И Дмитрий Николаевич, пенсионер. Дачник. Живет только летом.
— Сколько ему лет? — спросил Бугаев.
— Вроде меня, сморчок. — Блошкина кивнула на окно. Бугаев и Аникин увидели в саду благообразного старика с белой головой, сидевшего на скамеечке с книгой в руках.
— А может быть, кто-то в последние дни к вам в гости приезжал? Или к вашим жильцам? — поинтересовался Аникин. — Мужчина какой-нибудь?
— Нет, милый, мужчина в гости не приезжал. Тоську ее ухажер тоже позабыл. Две недели как нету.
— Понятно, — сказал Бугаев, теряя сразу всякий интерес и к Блошкиной, и к ее жильцам, и к нескладному старому дому.
— Кто же мою книгу украл? — спросила Блошкина и с надеждой посмотрела на Аникина. — Вы милиция. Поискали бы.
— Некогда, некогда, Зинаида Васильевна, — отмахнулся Аникин, устремляясь вслед за Бугаевым к дверям.
— Некогда! — сердито бросила Блошкина. — Я сейчас заявление напишу и принесу к вам в отделение. Будешь искать как миленький.
Идя по шаткому коридору, Бугаев вдруг подумал о том, что не догадался выяснить у старухи еще одну деталь, и круто развернулся, чуть не сбив семенящую следом Блошкину.
— Бабуся, а никто не съехал от вас в последние дни?
— Господи, твоя воля! — испуганно отшатнулась Блошкина. — С ног ведь, леший, собьешь!
— Ну, так как? Никто не съезжал? — повторил Бугаев.
— Шил один бука два месяца. И съехал как нелюдь, даже не попрощался.
— Когда съехал?
— Когда, когда… Третьего дня съехал. — Старушка засомневалась. — Или четвертого?
— Днем съехал? — спросил Семен, уже предчувствуя ответ.
— Ночью ему приспичило. Ушел и записки даже не оставил.
— Не прихрамывал?
Старуха пожала плечами:
— А кто его знает? Я не присматривалась. — Она задумалась. Потом сказала: — Может, и припадал на одну ногу. А может быть, мозоль натер новыми ботинками. Он, помню, коробку «скороходовскую» выбрасывал.
— Ну и ладно, — сказал Бугаев, успокаиваясь. Он был готов теперь простить Блошкиной все ее представление, потерянную домовую книгу и непрописанных жильцов. — Сядем теперь рядком да поговорим ладком. А то остановились посреди коридора, доски здесь гнилые, того и гляди, рухнем. Ведь рухнем, Зинаида Васильевна?
— Можем, — Блошкина еще не могла понять, почему это у чернявого милиционера так резко переменилось настроение. — Пойдем опять на веранду, что ли? — поинтересовалась она.
— Зачем на веранду? — весело сказал Бугаев. — Пойдем в ту комнату, где ваш беглец жил. Там вы еще никого не поселили?
— Нет. Не поселили. Вот тут его комната, рядом с кухней.
Бугаев обернулся. Оказалось, что Аникин стоит как раз перед обитой черным дерматином дверью сбежавшего жильца.
— Там не закрыто, — сказала старуха.
Аникин толкнул дверь и пропустил в комнату Бугаева. Следом вошла Блошкина и остановилась у порога как вкопанная.
— Ой! — прошептала она испуганно. — Обокрали! — И схватилась за сердце, готовясь снова упасть в обморок.
— Не надо, Зинаида Васильевна, — проникновенно сказал Бугаев. — Не надо, миленькая. Не падайте. Давайте посидим. — Он взял Блошкину за локоток и усадил на тревожно скрипнувшую, незастеленную кровать. А сам сел на табуретку и огляделся. Комната была небольшая. Кровать, громоздкий, красного дерева платяной шкаф с раскрытыми дверцами, две табуретки, небольшое зеркало.
— Что же у вас украли? — спросил Аникин.
— Как что? — старуха обвела комнату взглядом. Остановилась на шкафу с раскрытыми дверцами. — Из шифоньера все вынуто. И чемодана Николая Алексеевича нет. Да, и еще… — она опять огляделась. — Ничего здесь нет. А раньше было.
— А чьи вещи? — поинтересовался Семен.
— Его вещи, но… — Она не нашлась, что сказать, и растерянно посмотрела на Аникина.
Бугаев подумал: «Ты небось надеялась, что жилец неожиданно съехал, а вещи тебе достанутся».
— Значит, пропавшие вещи принадлежали вашему жильцу Николаю Алексеевичу… Как его фамилия?
— Не помню. У меня на фамилии память плохая, — сказала Блошкина. — А вещи его пропали. Мои вот остались, — она потрогала постель, на которой сидела.
— А может быть, он сам эти вещи забрал? — спросил Бугаев.
— Тайком? — догадалась старуха. — Так чего ему таиться? Плату он мне на месяц вперед отдал?! Да вещи еще вчера вечером были на месте…
Бугаев прошелся по комнате, заглянул в открытый шкаф. Всюду было пусто. Только обрывки газет, куски проволоки… «Фантастика, — подумал Семен. — Если это тот самый дядя, то, значит, он остался жив. Но почему тайком?»
Следующие два часа, проведенные в доме Блошкиной, словесный портрет постояльца, нарисованный Зинаидой Васильевной, а главное, упоминание ею о маленьком потертом чемоданчике с инструментами, в который она однажды из любопытства заглянула, с неоспоримостью свидетельствовали о том, что бабкин постоялец Николай Алексеевич и сбитый на шоссе мужчина — одно и то же лицо.
Блошкина больше не падала в обморок, не хваталась за сердце, не капала себе капли. Почувствовав, что дело серьезное и от нее многое зависит, Зинаида Васильевна старалась рассказать все, что знала.
Николай Алексеевич появился у нее в доме в июне. В какой день, Блошкина точно не помнила. Показал он ей свой паспорт, и Блошкина занесла в свою домовую книгу все данные из этого паспорта.
— А как же? — сказала она. — Вдруг у него и денег нет? Поживет неделю, и ищи ветра в поле. Такие у меня тоже бывали, а по паспорту человека разыскать можно, да и сам он знает, что оприходован.
Блошкина так и сказала: «оприходован». Но вспомнить, что за данные о Николае Алексеевиче она вписала в книгу, старуха не смогла. И фамилию не вспомнила. Постоялец рассказал ей, что работал на Севере, теперь решил обосноваться в Ленинградской области, поближе к городу. «Куплю домик, привезу семью», — говорил он. Человек он спокойный, пил в меру. Раза два-три отсутствовал по неделе. Приезжали к нему и знакомые. Но только мужчины. Женщин в дом не водил, но однажды Блошкина видела Николая Алексеевича выходящим из ресторана «Олень» с молодой девицей. Зинаида Васильевна девицу эту знала, потому что каждый месяц получала из ее рук в сберкассе пенсию.
Бугаев поинтересовался друзьями постояльца.
— Серьезные люди, — сказала Блошкина. — Только помоложе, чем Николай Алексеевич. И знаете… — Она помолчала, словно пыталась поточнее воскресить их в своей памяти. — Другого круга люди. Николай-то Алексеевич — простой мужик. Да и сероват. А эти — нет! И одеты модно.
«Бабка-то умненькая, — думал Бугаев, приглядываясь к Блошкиной. — Разговорилась — теперь и на профессоршу похожа. А ведь как опростилась со своим хозяйством. Прямо шут гороховый».
Криминалист, вызванный майором из управления, взял, где только было можно, отпечатки пальцев, а сам Бугаев, увидев у Блошкиной в углу на веранде большую сетку с пустыми бутылками, поинтересовался, нет ли там принадлежащих Николаю Алексеевичу.
Оказалось, что три большие бутылки из-под портвейна старуха взяла из его комнаты.
Водку же пила Тоська со своим кавалером и тихая Варя Терехова, продавщица из гастронома. Нужные бутылки были осторожно изъяты из сетки и бережно упакованы.
Пока Бугаев занимался всеми этими делами, участковый вышел в сад и подсел к старичку пенсионеру Дмитрию Николаевичу, читавшему потрепанную книгу. Но ничего путного из этой беседы не получилось. Дмитрий Николаевич недавно пережил инфаркт, говорил с трудом, с большими паузами и почему-то с неохотой. Про хромого бабкиного жильца Дмитрий Николаевич сказал только: «А-а! Этот ворюга… Я с ним и словом не перемолвился».
На вопрос Аникина, почему он считает Николая Алексеевича ворюгой, старик только плечами пожал и долго сидел молча. А когда Аникин уже встал со скамейки, собираясь распрощаться, старик вдруг выпалил:
— Да это с первого взгляда видно. Как Зинаида Васильевна таких типов к себе пускает?
Уже на следующее утро из дактилоскопического хранилища сообщили, что среди многих других «пальчиков», обнаруженных на бутылках и принадлежащих неизвестным лицам, есть отпечатки пальцев Льва Александровича Котлукова, по кличке Бур, много раз судимого за ограбления и в июне нынешнего года вышедшего из колонии и находящегося на административном поселении в Архангельской области.
