Галина Романова - С первого взгляда
С ней ведь никогда нельзя быть ни в чем уверенным заранее. Очень… Очень интересный человечек.
Нашел он ее в той самой спальне, в которой не так давно его разбудил страшный крик и топот.
Влада сидела, неестественно выпрямившись, на краешке кровати – больше садиться было не на что. И, сцепив пальцы рук в замок не коленках, смотрела в одну точку. Точнее, куда-то в стену, на которой висело зеркало.
– Привет, – буркнул он, прикрывая за собой дверь. – А где все, не знаешь? Что-то прошелся по дому, везде пусто? Машин половины нет. Что, всех отпустили и они поспешили уехать?
– А тебя? – не шевельнувшись и не посмотрев в его сторону, спросила Влада. – А тебя отпустили?
Сейчас волосы ее были распущены по плечам, никакой глупой прически, напоминающей заячьи уши. Никакого макияжа. И в легком лиловом свитере и джинсах она даже показалась ему привлекательной.
Честно никакой неприязни в душе. Ничего, кроме легкой досады оттого, что он теперь вроде как ее должник.
– Меня отпустили, – вздохнул он и нехотя присел рядом с ней на кровати.
– Почему отпустили, сказали? – продолжала настырно допрашивать его она.
– Сказали, – поморщился Антон.
Понял, конечно, понял, куда она клонит, не дурак же совсем.
– И что скажешь? – Влада повернула к нему напряженное лицо, в котором он не нашел для себя ничего, способного вызвать обожание.
Обычное женское лицо: глаза, нос, рот. Все будто бы правильное, симметричное, не громоздкое, но…
Но не нравилась она ему, хоть тресни!
Алла вчера и изможденной выглядела, и сильно осунувшейся, а он все равно готов был пойти за ней на край света. И даже возмущаться начал, и весьма активно, когда она его вытолкнула из спальни.
– А что я должен сказать? – удивился Антон, подумал немного, нехотя обронил: – Ну, спасибо тебе большое.
– За что? – продолжала она настаивать на уточнениях.
– За то, что не дала мне умереть, что компрессы всю ночь на голову мне накладывала. Что не бросила одного и все такое. И…
– И все такое, – перебила она его с нажимом и кивнула. – На самом деле все было не так, Антоша.
– А как было?
Он насторожился. Это еще что за сюрприз?! Саша предупреждала его вчера, когда он еще был способен трезво мыслить и помнить что-то, что с Владой шутки плохи. Что нельзя ее обижать. Он вчера ее обидел. Сегодня она вдруг по воле непонятной прихоти взяла ему и помогла, сняв с него подозрения.
Но что-то тут было не так. Как-то смотрела она на него нехорошо. С особым каким-то значением, совершенно непонятным ему.
– А как было, Влада?
Он сделал над собой усилие и дотронулся до ее локтя. И она вдруг как-то вся обмякла, ослабла и начала заваливаться в его сторону. Положила голову ему на плечо. Что еще за новости?! Ее волосы тут же полезли ему в нос, начали щекотать щеку, он начал злиться и только хотел ее отодвинуть, как она произнесла слабым, срывающимся на тревожный шепот, голосом:
– Я соврала им, Антошенька. Соврала все от первого до последнего слова!
– То есть?! – Он опешил.
Как-то так уже уверовал в то, что он непричастен к смерти Аллы. Что ему не за что казнить себя.
Одно – чувствовать боль от страшной потери. Он уже знал, что это такое. Думал, что никогда уже это не повторится. Повторилось, и много страшнее. Но думать-то об этом пока было некогда.
Ведь совсем другое – чувствовать себя причастным к тому, что утрата эта совершилась.
Чувство вины от невозможности все вспомнить, липкий страх от осознания, что все это может лежать на твоей совести, пока не давали хода никаким другим мыслям.
Все другое – недоступное чужому глазу – должно было произойти потом.
Он уедет из этого дома, вернется к себе, запрет за собой дверь и уж там-то даст волю своему горю.
Так он думал, когда переступал порог гостиной, где его с нетерпением дожидались Леонид и Борис. Выходил оттуда с несколько иным настроением.
Он не виноват ни в чем? Кажется, да. И Влада вон свидетельствует. И сам, подумав, решил, что Алла не пустила бы его к себе в спальню.
И тут вдруг снова все меняется? Нет, он так не договаривался.
– О чем ты соврала, ну! – Он схватил ее за плечи и тряхнул. – Говори немедленно!
– Не кричи. – Ее губы, вполне обычные женские губы, в которых он никогда не находил никакой прелести, задрожали. – Я не была в твоей спальне. Не входила сюда ни вечером, ни ночью, ни утром. Но всем, всем я сказала, что ночевала у тебя. И все поверили!
– Всем-всем, это кому?
Снова страшно застучало в голове и обдало омерзительным липким потом.
Он мог, да? Он мог это сделать?! Не может быть! Ну не может же быть такое!!!
– Всем! – повторила Влада и вдруг дотронулась до его щеки. – Рогулиным, Логиновым, Снегиревым, следователям. Все поверили.
– Почему?
Нежное движение ее пальцев по его щеке бесило так, что еще минута, и он точно взорвется. И наорет на эту дуру, решившую обмануть следствие и всех его друзей.
А ему что, от этого лучше, что ли?! Обманывала бы тогда и его, все равно он ничего не помнил. Зачем, зачем она ему призналась в том, что соврала?!
– Все поверили, потому что никто не видел тебя после того, как Ваня оттащил тебя и уложил на кровать.
– А тебя?
– И меня не видели. Я заперлась у себя в спальне и проплакала всю ночь.
– А что так?
Зачем спросил? Зачем? Ему же плевать было на ее слезы, на ее горе. У него своего теперь невпроворот.
– Мне было больно от того, как ты с ней… Это выглядело очень вульгарно и…
– Может, это ты ее и убила? – Неожиданная, конечно, мысль, но она тоже имела право на существование. И он озвучил ее сегодня не раз. – А что? Алла всегда была тебе как гвоздь в одном месте. Ты всегда ей завидовала и…
– Ты повторяешься, Антон. – Она словно заиндевела, побелев до синевы, губы едва шевелились. – Я все это слышала уже вчера. Я не убивала Аллу.
– А кто ее убил? Кто? – И еще одна мысль пришла тут же ему в болевшую нещадно голову. – Слушай, ты же сказала, что не спала всю ночь. Ну там что-то такое, ревела или что-то там…
– И?!
– Ты должна была слышать, кто входил к ней в спальню! Ваши двери рядом, Влада! Ты не могла не слышать!
– Может быть, – левый край ее рта многозначительно дернулся. – А может, и нет. Но сейчас дело не в этом, Антоша.
– А в чем?
– В том, что я ради твоего спасения соврала следователям. – Она посмотрела ему в глаза с неприятным вызовом. – И ты теперь мне должен.
– И что я должен? Кажется, я уже поблагодарил тебя.
Прозвучало слишком небрежно. Нельзя было так с ней. Надо было, надо было сделать над собой усилие и хотя бы улыбнуться с признательностью.
– Это слишком мало, мой милый.
Ее пальцы вновь потянулись к его щеке, он отпрянул. И вот после этого ее голос и манеры стали много жестче и много неприятнее.
– Пока все проходило в форме беседы. Протокола никто не вел. Я специально уточнила. – Она собственнически уложила ему на затылок пятерню, сжала и потянула его голову на себя, продолжая говорить: – Я спасла тебя, сотворив тебе стопроцентное алиби. Теперь ты вне подозрений, дорогой. Но ничто не мешает мне поменять мои показания уже под протокол. Расплачусь, скажу, что была не в себе. Что испугалась за тебя. Им уже доложили, что я всю жизнь бегаю за тобой, как кошка. Так что мои действия находят объяснения. Ты понял меня?
– Что я должен понять?
Он будто одеревенел и от слов ее, и от прикосновений. И еще глаза…
Глаза вгрызались в его душу, потрошили ее, рассматривали и знали все, что там в ней творилось.
Да, он трусил! Отчаянно мелко трусил. Ненавидел себя за слабость, но поделать ничего не мог.
– Я повторяю, Антоша. – Влада неприятно улыбнулась, пододвигаясь к нему ближе. – Я соврала ради тебя, ради нас двоих. Но если нас двоих не состоится, то я с легкостью изменю свои показания, и ты сядешь в тюрьму. Надолго!
– Нас двоих? Не состоится? Ты что имеешь в виду?!
Грязная мелкая шантажистка! Сейчас он презирал ее с такой силой, как не презирал никогда прежде. Она предлагает ему сделку! В обмен на свою ложь она требует от него взаимности! Понял он не сразу, но понял.
Она что, очумела совсем, да?! Считает его способным на подобное?!
– Ты должен на мне жениться, милый, – продолжила она совершенно без тени стыда.
– Что я должен?
Он попытался отпрянуть, но ее руки вдруг оказались очень сильными и жесткими. Они держали его за плечи, не позволяя шевельнуться. Глаза, всегда казавшиеся ему бесцветными, потемнели, смотрели требовательно.
Влада ждала ответа. И она была почти уверена в словах, которых прождала слишком много лет.
– Я должен на тебе жениться в обмен на твою ложь, правильно я тебя понимаю?
– Правильно, но не совсем. – Она кивнула, едва шевельнув блеклыми губами. – Имеется кое-какое уточнение.
– Какое?
– Я даю тебе сроку…
Он все еще пытался выиграть время. Все еще надеялся выбраться из страшной ловушки, которую ему устроила эта женщина.
