Томас Энгер - Мнимая смерть
Она переворачивает лист бумаги и передает его сидящим на другом конце стола. Это две фотографии шеи жертвы. На них ясно видны две коричнево-красные отметины. Индрехауг берет листок и внимательно рассматривает.
— Это не обязательно следы пистолета. Они бывают разных видов, но электрошокер «СтанГан» — чудесное норвежское слово — используется для того, чтобы обездвижить жертву, не нанося ей вреда. Сделать ее послушной. Например, положить жертву в яму и завалить землей.
Сандланд смотрит на Мархони, ожидая ответа, но его до сих пор не вывел из себя ни один вопрос.
— Для человека, любимая которого недавно была жестоко убита, ты не особо взволнован или расстроен, — продолжает она. Это прозвучало как вопрос. Он вновь пожимает плечами.
— Ты что, не любил ее?
Он немного хмурится.
— Ты не любил ее?
Щеки слегка покраснели.
— Она что, приходила вчера вечером, чтобы расстаться с тобой? Ты поэтому ее убил?
Мархони злится.
— Она нашла себе другого? Ты ей надоел?
Он хочет встать. Индрехауг кладет руку ему на плечо.
— Господа полицейские…
— Так ты поэтому ее убил?
Мархони сверлит взглядом Сандланд, будто собирается наброситься на нее.
— Так ты на нее смотрел, когда раскроил ей череп камнем?
— Господа, достаточно!
— Не могли бы вы попросить вашего клиента ответить?
Брогеланд покашливает и делает знак рукой, чтобы она успокоилась. В комнате становится тихо. Брогеланд видит, как на шее Мархони пульсирует вена. Он решает, что надо ковать железо, пока горячо.
— Мархони, результаты предварительного обследования места преступления и тела жертвы показывают, что незадолго до смерти она занималась довольно жестким сексом. Ты что-нибудь знаешь об этом? Что ты можешь сказать?
Мархони по-прежнему не отрывает гневного взгляда от Сандланд, но вот он переводит его на Брогеланда. Но Мархони ничего не говорит.
— Хотя ты и не смотришь полицейские сериалы по телевизору, ты, конечно, знаешь, что семя — это лучшая улика, которую может оставить преступник? Для полиции, естественно. ДНК и все такое прочее? Ты ведь слышал об этом?
Ни слова в ответ. Вот ведь хладнокровный сукин сын, думает Брогеланд.
— Вчера вечером, в 21:17, ты получил SMS-сообщение от Хенриэтте Хагерюп.
Зрачки Мархони немного сужаются. Брогеланд это замечает.
— Ты помнишь, что в нем было?
Брогеланд видит, что Мархони задумался. Брогеланд бросает взгляд на лист бумаги, который ему пододвинула Сандланд. Он подносит кулак к лицу и еще раз откашливается.
— Прости. Это ничего не значит. ОН ничего не значит. Я люблю тебя. Мы можем поговорить об этом? Плиз?
Брогеланд поочередно смотрит на Мархони и Индрехауга, предоставляя им возможность осознать прочитанное, прежде чем продолжить.
— Хочешь, я прочитаю следующее сообщение, которое она тебе отправила?
Мархони смотрит на своего защитника. Впервые за время допроса на твердой маске появляются трещины.
— По предварительным данным, она была убита между полуночью и двумя часами прошлой ночи, возможно, спустя всего несколько часов после того, как она отправила тебе три SMS-сообщения. Если бы я был на твоем месте, то начал бы рассказывать, что между вами произошло вчера вечером.
Мархони не подает никаких признаков того, что хочет говорить. Брогеланд вздыхает и снова опускает глаза на свой лист бумаги:
— Я обещаю все исправить. Пожалуйста — дай мне еще один шанс!
Теперь Мархони отрицательно покачивает головой.
— Господа, я думаю…
— После второго сообщения ты ей перезвонил. Но она тебе не ответила. Разве не так?
Брогеланду начинает надоедать эта молчаливая свинья.
— Почему ты мне не отвечаешь? Плиз? Я больше никогда так не поступлю! Обещаю!
Мархони уставился в пол.
— А как она больше никогда не поступит, Мархони? Что она совершила такого ужасного, что ты не можешь поднять взгляд, посмотреть мне в глаза и обо всем рассказать?
Ничего нового.
— Кто этот «он»?
Мархони поднимает глаза, но не смотрит на Брогеланда.
— Кто этот «он», ничего для нее не значащий?
Рот Мархони на замке. Брогеланд вздыхает.
— Ну ладно. Это не мое решение, но ты сегодня наверняка будешь помещен в камеру предварительного заключения. Если бы я был адвокатом, то начал бы готовить своего клиента к тому, что ближайшие пятнадцать-двадцать лет он проведет за решеткой.
— Я не убивал ее.
Он произносит это очень тихим голосом, но Брогеланд уже встал со стула. Он наклоняется и нажимает на кнопку.
— Допрос закончен. Время — 15:21.
Глава 14
Пошел моросящий дождь. Хеннингу нравится дождь. Ему нравится промокнуть насквозь, нравится запрокинуть голову, закрыть глаза и чувствовать, как капли падают на лицо. А ведь многие портят хороший дождь, открывая зонты.
Но сейчас дождь как раз кстати. Прекрасная возможность для всех собравшихся показать, что в их горе им нет дела до воды, ведь, может быть, как раз в этот момент по их лицам скользит объектив камеры, и их покажут по телевизору в вечерних новостях, тесно прижавшихся друг к другу под капающими с неба слезами, словно сам Господь оплакивает одного из своих детей.
Хеннинг щелкает фотоаппаратом. Его «Кэнон» делает по три снимка в секунду. Он уже представляет себе фоторепортаж, который позже можно будет разместить в газете. Но он разглядывает не плачущих. Он ищет тех, кто стоит и тихо размышляет.
Он подходит ближе к юноше с короткой стрижкой и отсутствием намека на растительность на лице, у которого брюки фирмы «Бьерн Борг» свисают намного ниже попы. У него берет интервью парень, который, насколько Хеннинг помнит, работает в газете «ВГ». Петтер Стангхелле. «ВГ» обожает плакс.
Рыдающий юноша рассказывает о Хенриэтте Хагерюп, о том, какой она была способной, какого таланта лишилась кинематографическая Норвегия, и вся его речь сопровождается рыданиями, шмыганьем носом и завываниями. Хеннинг проходит мимо них, стараясь держаться как можно дальше от объективов камер, и изучает окружающую его истерию.
И вот тогда он замечает ее. Он быстро делает снимок. Она стоит у дерева, хотя несколько минут назад ее здесь не было, читает послания, периодически опуская глаза вниз, почти незаметно покачивает головой, после чего снова поднимает взгляд. «Кэнон» работает. Но Хеннинг сомневается, что будет использовать хоть одну из сделанных фотографий.
У девушки темные волосы средней длины. Хеннинг снова щелкает. Он не может до конца понять выражение ее лица. Она просто стоит, будто находится в своем собственном мире. Но что-то не так с глазами. Он подходит ближе, еще ближе, встает практически рядом с ней. Он делает вид, что тоже разглядывает послания, содержащие так много поддельной скорби, что еще чуть-чуть — и будет перебор.
— Грустно, — произносит Хеннинг так, чтобы она расслышала. Это можно рассматривать как приглашение к беседе. Девушка не отвечает. Он приближается к ней еще на один шаг, но она и этого не замечает. Он долго стоит рядом с ней. Волосы его намокли. Хеннинг закрывает фотоаппарат, чтобы тот тоже не промок.
— Ты хорошо ее знала? — спрашивает он, впервые обращаясь к ней напрямую. Он видит, что она едва заметно кивает.
— Училась с ней в одной группе?
Девушка поднимает на него глаза. Он ждет, когда она, увидев его лицо, сделает шаг назад, но этого не происходит. Она просто отвечает:
— Да.
Он ждет некоторое время. Видит, что девушка не готова к разговору. Но она не плачет.
— Ты Анетте? — спрашивает Хеннинг. Она пугается.
— Я вас з-знаю?
— Нет.
Он ждет еще немного, чтобы дать ей несколько секунд на обдумывание сложившейся ситуации. Он хочет не отпугнуть ее, а заинтересовать. Хеннинг замечает, что девушка его разглядывает.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
В голосе звучит тревога. Он поворачивается к ней. Только теперь Хеннинг предстает перед ней весь, со всеми шрамами. Но кажется, что она ничего этого не видит. Он решает выложить все карты на стол, прежде чем в ней укоренится страх.
— Меня зовут Хеннинг Юль.
В ее лице ничего не меняется.
— Я работаю в «123новости».
Маска любопытства исчезает с ее лица, причем довольно быстро.
— Можно задать тебе несколько вопросов? Никакого копания, любопытства, бесчувственности. Просто несколько вопросов о Хенриэтте?
Апатичный взгляд, которым она рассматривала догорающие свечи, исчез.
— Откуда вы знаете, кто я? — повторяет она, складывая руки на груди.
— Я догадался.
Она смотрит на него, начиная испытывать раздражение.
— Значит, вы догадались, что из сотни людей, стоящих здесь, именно я — Анетте?
— Да.
