Норб Воннегут - Хищники с Уолл-стрит
– А что, заметно?
– Ага.
– Только что звонили из «Нью-Йорк пост». Собирают материал для статьи о Чарли Келемене.
– И что ты им сказал?
– Ничего. Я просто нажал на кнопку, перебросив их на наш PR-отдел.
– Отличный ответ, – одобрил он. – Но ты же знаешь, что звонки прессы – лишь вопрос времени.
– Ага, мне ли не знать.
– Ты уже говорил с полицией? – не унимался Халек.
– В среду ночью мне позвонил детектив по имени Майкл Фитцсиммонс. Я оставил ему сообщение вчера поздно вечером.
– Рад видеть, что ты умеешь быстро реагировать, – шутливо упрекнул он.
– Полиция Нью-Йорка. – Я помолчал. – Мужик на сто миллионов долларов. – Я помолчал. – Потом звонишь ты.
Ну, графиком, расписанным до секунды, это не назовешь. Времени позвонить Фитцсиммонсу было выше крыши. Реальность: после похорон я был не в состоянии толковать о Чарли с кем бы то ни было.
– Готов спорить, у полиции Нью-Йорка для тебя заготовлен список вопросов в милю длиной.
– А чего говорить? Гвоздем программы был Чарли. Тот, кто привязал тележку к его ноге, – псих гребаный.
– Может, ты знаешь этого психа гребаного.
– Сомневаюсь. Друзья Чарли обожали.
– А кто-то – нет.
– Скажи мне, что думаешь о рынке, – сказал я, переключаясь в рабочий режим, чтобы избежать непоколебимой логики Клиффа.
– Цены на нефть пугают хедж-фонды, – ответил он. – Хеджи убеждены, что Доу откорректируется на десять процентов, и просят мой отдел пнуть короткие позиции.
Под «пнуть» Халек подразумевал «увеличить». Команда «Д» может измыслить продукт, который упадет на 20 процентов, если рынок упадет на 10. «Шорты» будут в восторге, потому что сделают деньги на падающих рынках.
– Отличная инфа, Клифф. – Его проницательность всегда помогает мне на телефоне. – Мои ребята выстроятся за облигациями в очередь.
– А, подстраховка…
* * *Такой вещи, как «индустрия ценных бумаг», не существует. Термин амбивалентен, с акцентом на «амба». Есть только гонка, потоки денег и неистовство дерущихся, отвлекающие от воспоминаний 18-месячной давности.
Уолл-стрит – сплошная нервотрепка. Мои современники боятся всего. Мы боимся лишиться клиентов. Такое случается то и дело. Мы боимся, что другие располагают более качественной информацией. Кто-то хочет продать то, что мы хотим купить. Мы боимся Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям и прочих регуляторов, управляющих нами. Мы боимся рисков. Но бегать посреди табуна мы боимся еще больше, так что идем на риски. Мы боимся, что наши ставки будут выглядеть глупо и говорящие головы выставят наши промашки напоказ за считаные секунды. Может, суть Уолл-стрит и в «чистогане» – лучшее слово для обозначения денег, какое я слышал. Может, дело в эго, гормонах и триумфе, когда делаешь крупную ставку и оказываешься прав. Но на самом деле теми, кто мы есть, нас делает страх. Я тревожусь о своих клиентах и возношу молитвы, чтобы они ни за что не поддались нашему шизоидному умонастроению.
Страх – это одно. Жадность – это другое. У каждого есть своя повестка дня. Исключений нет.
* * *Пэтти Гершон остановилась у моего стола около 10 утра. Когда она назвала меня по имени, я понял, что у нее что-то на уме.
– Гроув, – сказал она, – я пришла попросить прощения.
Хлоя, как чертик из табакерки, выглянула из-за своего терминала, чтобы поглядеть на нас. Энни, широко распахнув свои сине-зеленые глаза от недоверия, подозрительно воззрилась на Пэтти.
– За что? – осведомился я.
– За эти шутки насчет наживки. Я просто жопа. Чарли Келемен был твоим другом.
– Откуда ты знаешь?
– Курц мне сказал. Гроув, я искренне раскаиваюсь.
– Выбрось из головы, Пэтти. Нет ущерба – нет и ляпсуса.
– Южный джентльмен во всем, – произнесла она.
Мы оба улыбнулись. Угрызения совести в ее карих глазах уступили место веселью, и воцарилось перемирие.
Может, «леди Золотая Рыбка» – это уж чересчур.
– Что тебе нравится в этих рынках? – поинтересовалась Пэтти, меняя тему.
– Облигации.
– А кроме облигаций?
– БРИК, – ответил я, используя бытующую на Уолл-стрит аббревиатуру для быстрорастущих экономик Бразилии, России, Индии и Китая.
– А мне нравится «Джек Ойл», – парировала она, горя желанием внести и свой вклад. Эта компания продает высокотехнологичные буровые головки нефтяникам вроде «Эксон» и торгуется под тикером «JACK».
– Хорошая компания, – клюнул я на эту наживку.
Подсекая, чтобы всадить крючок поглубже, она ответила:
– А я слышала, ты обслуживаешь Попрыгунчика Джей-Джея.
Джозеф Джаворски (правда, на его родном языке это звучит «Йозеф Яворский») – CEO «Джек Ойл» – мой крупнейший клиент. Попрыгунчиком Джей-Джеем он стал во время первоначального публичного предложения акций. Когда один из рыночных асов «Фиделити»{35} закемарил во время презентации роудшоу, Яворский запрыгнул на конференц-стол и сплясал ирландскую джигу, чтобы пробудить убаюканного инвестора. И очень скоро в финансовых кругах распространилось прозвище Попрыгунчик Джей-Джей.
Предложение Джей-Джея превзошло самые смелые ожидания, в том числе его собственные. Он уже диверсифицировал половину своих позиций в «Джеке» и все еще владел 2,3 миллиона акций, стоящих 190 миллионов долларов при цене 83 доллара за штуку. Недурно для польского эмигранта.
– Кто тебе сказал, что Джаворски – клиент? – Я тотчас заподозрил Курца, нашего босса, ПМС нашего отдела.
– Джей-Джей.
Закашлявшись, я чуть не отхаркал собственную печенку.
– Мы познакомились на вечеринке в выходные, – пояснила Пэтти. Наклонилась ближе, еще ближе, настолько близко, что можно было застегивать пуговицы на общие петли, настолько близко, что блеснула рукоделием своего пластического хирурга. – Мы с ним очень поладили.
– Ну и как там Джей-Джей? – спросил я, старательно разыгрывая невозмутимость, но ощутил, как сердце забилось чаще.
– Держу пари, я могу тебе с ним помочь.
Ну вот, схватка начинается. Леди Золотая Рыбка уже разевает роток на долю в улове моего крупнейшего клиента.
– У нас хорошие деловые отношения, – сказал я, пытаясь развеять ее интерес, – но я подумаю об этом. – Важно было позволить ей сохранить лицо. Воевать с Пэтти проку мне совершенно никакого.
– Ты знаешь, где меня найти, О’Рурк, – по пути обратно в Эстрогеновый переулок беззаботно проронила она.
Когда Пэтти покинула пределы слышимости, я позвонил Джей-Джею, чтобы оценить масштабы ущерба. У нас с Попрыгунчиком Джей-Джеем прекрасное взаимопонимание, но в некоторых базовых вопросах инвестиционных стратегий, вроде необходимости подстраховать его портфель, мы расходимся. Он считает, что говорить об облигациях хуже, чем отскребать дохлых мух с липкой бумаги. Не исключено, что Пэтти опоганила мои рыночные рекомендации. Не исключено также, что мне нужна очередная аксиома.
Четвертая. Все топ-продюсеры – параноики. Иначе мы ни за что не стали бы топ-продюсерами.
– Алле, – ответил Попрыгунчик Джей-Джей после первого же гудка. Верный признак, что что-то не так. Джей-Джей никогда не снимает трубку сам. Все звонки проходят через его виртуозную секретаря-референта Джинджер. А модуляции самого Яворского обычно звенят мощью, этаким акустическим коктейлем сарказма и сохранившихся следов польского акцента. Вот представьте себе Джека Николсона из Варшавы{36}.
Но не сегодня. Это «алле» прозвучало как-то вяло. Зондировать на предмет Пэтти сейчас не время.
– Что стряслось? – спросил я.
– Jestem udupiony, – ответил он.
– Что это значит?
– В переводе с польского – я в жопе.
– Скверно.
– Ты знаешь Джинджер, верно?
– Конечно. Ее разве забудешь?
Его личный референт была эталоном корпоративной производительности. А еще притягивала взоры всех мужиков, находившихся в радиусе 15 футов от нее. Джей-Джей однажды из-за нее устроил специальное собрание, пригласив только мужчин, на котором велел работникам своего офиса прекратить пожирать глазами ее «cycki», что по-польски значит «сиськи».
– Джинджер вчера уволилась, – сообщил он.
– Ты шутишь! – Даже не представляю, как Джей-Джей справится без нее. – И в чем дело?
– В выходные мы перешли на новую телефонную систему.
И куда это ведет?
– Ну и? – вслух спросил я.
– Голосовая почта рыгнула.
– Чего-чего она?
– Рыгнула. У Джинджер была интрижка с женатым типом из нашего офиса, – пояснил он.
– И как ты об этом узнал?
– В среду вечером этот тип оставил ей пятнадцатиминутную голосовую почту. Очевидно, они только-только порвали между собой. Он просил Джинджер взять его обратно.
– По-прежнему не понимаю, откуда ты об этом узнал.
– Наша ультрасовременная телефонная система форварднула его послание в голосовую почту всех до единого.
– Вот дерьмо! – воскликнул я. – И все это слышали?
