Аркадий Вайнер - Умножающий печаль
– Понятно, – засмеялся я. – Одним словом, ваш основной конкурент и враг. Зачем ему Кот?
– Не «ваш», а «наш»! Наш враг! – напомнил напористо Кузьмич и взял со стола потрепанную папку. – Это копия лагерного дела Бойко. Опустим детали… По донесениям лагерной агентуры, Бойко неоднократно грозился убить Серебровского, как только окажется на свободе. Я думаю, что в устах Бойко это не пустые угрозы. Наверняка Гвоздев потратил сумасшедшие деньги, чтобы выпустить Кота на боевую тропу.
– Как вы, Алексей Кузьмич, представляете себе развитие событий?
– А чего тут представлять? Как доска просто… Они будут держать Бойко на коротком поводке – ему нужны укрытие, деньги, транспорт, оружие. Реальной связи с «Бетимпексом» они ему никогда не дадут, он вообще может не знать, кто его наниматели. Им важно вывести его на покушение, тогда дело, можно сказать, сделано…
– Для этого покушение должно быть успешным, – осторожно заметил я.
– Совсем необязательно, – отрезал Кузьмич. – Удачное покушение – это для них запредельный успех. Если оно удалось, в тот же день Бойко угрохают – шандец котенку, больше никаких концов нет. При этом надо помнить, что в любом случае во время покушения наши бойцы набьют Кота свинцом, как водолазный башмак. Допрашивать некого будет, следов, поверь, тоже не останется…
– Не понимаю, Алексей Кузьмич! Им же Серебровский нужен, а не Кот!
Генерал помолчал, задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом негромко спросил:
– Тебя самого никогда охотники за флажками не гнали? Облаву на себя представить можешь?
– Только в общих чертах…
– Тогда и я в общих чертах постараюсь объяснить тебе кое-что. Серебровский – отечественного розлива финансово-промышленный магнат, их у нас еще олигархами кличут – для убедительности. Ежедневно ему приходится принимать решения ценой в десятки или сотни миллионов, и от их правильности зависит жизнь невероятного количества людей.
– Вот как раз эту часть мне Серебровский объяснил, – признался я.
– Но он тебе, наверное, не объяснил, каково принимать эти решения, когда в затылок тебе наведен карабин… Вот для этого Гвоздев выволок из клетки вашего боевого Кота.
– И что, вся ваша грозная контора не может обеспечить безопасность Серебровскому?
– Раньше – могла.
– А теперь?
– Теперь – не знаю. Два новых обстоятельства возникли. Первое – Бойко. Там, у Гвоздева, сидят ребята не пальцем деланные, вызволить Бойко на оперативный простор – это они гениально удумали…
– В чем гениальность-то?
– В том, что Бойко – не вонючий наемный киллер. Сейчас киллеров в Москве толчется, как раньше лимитчиков… Вопрос цены. Но как бы магнаты ни воевали между собой, никто из них не станет нанимать на конкурента киллера – риск катастрофического скандала слишком велик. А Бойко – самонаводящееся оружие. Наши психологи сделали анализ – психодинамическая модель называется…
– Кот бы умер от хохота, кабы знал…
– Может быть. От хохота приятней, чем от пули. Правда, хорошо смеется тот, кто смеется без последствий, – мрачно сообщил генерал.
– И что эта самая модель показала?
– Максимальную степень опасности. Установить какую-то связь Бойко с «Бетимпексом» будет практически невозможно. Бойко – стрелок высочайшего класса, оптимально подготовлен физически, он спортсмен мирового уровня. Двадцать пять лет дружил с Серебровским и знает его, как самого себя. И самое главное – он не корыстный наемник. Он упертый двужилистый чемпион, и цена победы ему безразлична. Ему важно это сделать, доказать, победить! Сейчас он живет одной сверхценной идеей – показать всем, что он разрушил магната Серебровского! Что он – Кот Бойко – сильнее хитрости, денег, власти. Он – судьба! Его цель – это и есть Божья воля…
– Алексей Кузьмич, это вы так думаете или это модель ваших психологов? – спросил я осторожно.
– Так думают психологи. Мне пока нечего им возразить.
– А какое второе обстоятельство? Вы говорили о двух обстоятельствах…
– Второе – самое главное. Раньше я бы от Бойко как-нибудь отбился – и намордник бы ему нацепил, и босса прикрыл. Но Серебровский решил участвовать в губернаторских выборах, а вот это – полный ахтунг! Публичный политик на выборах не может быть стопроцентно прикрыт. На выборах он привлекательная и легкая мишень.
– Это я понимаю. Митинги, хождения в народ, пресс-конференции, массовые гуляния…
– Вот именно. Это просто. Шведский стол для киллера – выбирай что нравится… У нас свободная страна, а в свободной стране политик должен быть доступен всем. И убийце…
– Вы не пробовали это объяснить ему?
Кузьмич засмеялся:
– Я не знаю случая, чтобы кто-либо когда-нибудь в чем-то переубедил Александра Игнатьевича Серебровского. Он свои решения не пересматривает. Если бы это было возможно, он бы не вызвал тебя в Москву.
Я поинтересовался:
– А соперники на выборах у него серьезные?
– Довольно серьезные, – вздохнул Сафонов. – Главный противник – нынешний губернатор. Ворюга, финансово-политический бандит. Он со своими прихвостнями там все растащил, они край до вечной мерзлоты выгрызли…
Милицейское радио затрещало громче, и сипловатый голос дежурного внятно сообщил:
– Внимание! Внимание!… Всем постам, службам… Объявляется операция «Перехват»… На 46-м километре Московской кольцевой дороги совершено вооруженное нападение на милицейский конвой, перевозивший опасного преступника. Имеются убитые и раненые. Предположительно нападавшие скрылись в направлении Алтуфьевского шоссе…
КОТ БОЙКО: МОСКВА, ТЕПЛЫЙ СТАН, «ШЕРАТОН»
На полутемной лестничной клетке седьмого этажа, где стояли картонные коробки, сломанные детские велосипеды и утлые остатки продавленного дивана, а атмосфера вплотную приближена к Юпитеру – ни грамма кислорода, только запах старой космической пыли, желтые вихри мочевины и метановые облака из капустных щей, где царила тишина обморочного сна и вялого шуршания коммунальной нежити, – вот в этой приподнято-праздничной, нарядно-красочной обстановке я и закончил наконец свою кругосветку.
Как какой-нибудь там Магеллан, вышел я отсюда года три тому назад и отправился вокруг света. Кстати, тогда тоже не было фанфар, транспарантов, шампанского, орудийного салюта.
У этой стартовой линии для столь героического похода было всего лишь одно преимущество – маленькое, но весомое. О существовании квартиры номер 79, перед дверью которой я присел обессиленно на замученный диван, не знал ни один из моих знакомых.
Я совершенно не настаивал на всей этой помпезной прощальной суете и шумихе – может быть, потому, что в моем скромном атташе-кейсе лежали зубная щетка, роман Полины Дашковой, электробритва «Браун» и карта Острова сокровищ. Ну, естественно, не пожелтевший пергамент с рисунком кривого куска тверди с долготой, широтой и золотым жуком в пустой глазнице черепа.
Ежу понятно!
Нет, конечно! Да и ценности, которые искали одноногий Сильвер и Билли Бонс, были денюжки вполне даже пустяковые, средневековые, как бы несерьезные.
Моя карта имела вид довольно толстой папки с пропастью всяких документов – платежки, гарантии, официальные поручения, титульные списки фирм и организаций, копии правительственных постановлений, решений, разрешений и указаний. Короче, это была о-очень серьезная карта целого архипелага сказочных островов оффшорных сокровищ.
Смешно – в то утро я уехал отсюда на леваке, так же как и приехал сейчас.
Судьба, наверное.
Маршрут боевой и трудовой славы – «Шереметьево-2», Франкфурт, Париж, Нью-Йорк,
Кайманы, Гонконг, Москва. Когда меня взяли на въездном паспортном контроле в аэропорту, карты со мной уже не было. Да и вряд ли она бы помогла кому-нибудь – сокровища были откопаны, расфасованы и перезанычены.
Господи, какое счастье этот современный финансово-электронный прогресс!
Хорош бы я был, таскаясь по миру с десятью тоннами всяких там пиастров, дублонов, цехинов и прочих гиней!…
Так и поехал налегке из Шереметьево в Лефортовскую тюрьму, потом в Бутырки, оттуда в спецколонию 1/4 11 Пермского областного управления исправительно-трудовых учреждений, пока сегодня меня не доставили обратно в Москву, погуляли в шикарной гостинице, а уж после этого довелось мне добраться на «шестерке» крысиного цвета сюда – на финишную отметку моего увлекательного путешествия.
И в точном соответствии с жанром сумасшедших гонок я почувствовал, что у финишной ленточки силенки, видимо, кончились совсем.
Я подтянул к себе ближе свой огромно-неподъемный баул, держась за ручку, как за поручень, рывком поднялся с чужого дивана. Тело, намученное, загнанное за сегодня, выло пронзительно, тонко плакало и жалко стонало.
Тело вело себя недостойно – я не уважал его. Я знал, что это позорное поведение тела – от страха. Оно боялось, что за дверью никто не ответит на звонок. Я сказал скулящему телу, своей якобы могучей тренированной плоти – плевал я на тебя! И на твои пустые страхи!
