Лариса Соболева - Кровавая свадьба
— Присядем? Светочка… я не знаю, как сказать… но другого случая у меня может не быть… Извини, я волнуюсь. Ты, видимо, ничего не знаешь?
— Да говорите же!
— Егорку… посадили по подозрению в убийстве. Да, да, по подозрению… А он не убивал, ты же понимаешь? Егор любит тебя, он не способен… Я потом только узнала о его глупой выходке на твоей свадьбе. Ты ведь его знаешь, Света, он не мог это сделать. Да и где ему взять пистолет? Света, я не упрекаю тебя, не сержусь, что ты отвергла моего сына, это твое право, но… прошу, помоги ему. — И она расплакалась.
— Пожалуйста, не надо… Что я могу сделать?
— Попроси, попроси мужа (при слове «муж» Света опустила глаза), попроси, чтобы он поговорил с отцом… Пусть ищет настоящего убийцу, а не вешает преступление на моего Егора. Я боюсь за него… Он у меня один… я не переживу…
— Успокойтесь, я все сделаю, — решительно встала Света. — Обещаю.
— Деточка, я никогда не забуду… Мы уедем из этого проклятого города… Ты веришь, что это не Егор?..
— Не сомневаюсь. Идите, тетя Лена, я позвоню.
— Спасибо, милая, я в долгу… Ты обязательно позвони.
Не попрощавшись, тетя Лена, очень привлекательная женщина сорока лет, уходила ссутулившись, будто придавленная чем-то тяжелым. Света направилась не к мужу, а прямо к свекру, сытому и краснорожему, которого от свиньи отличало, по мнению Светланы, лишь одно: ходит он на двух конечностях. У Светы сводило скулы от ярости. Даже не обратилась к нему по имени-отчеству, а сразу спросила:
— Можно вас? (Отошли в сторону.) Почему Егор? Почему?! (Свекор не понимал, выпятил нижнюю губу и морщил поросячий лобик.) Убил папу не Егор.
— А кто? — наивно поднял брови Леонид Гаврилович.
— Кто угодно, но не он. Отпустите его… — и выдавила: — Пожалуйста.
— Понимаешь, Светочка… ты зря на меня сердишься. Показания дали не в его пользу, вот такие абрикосы.
— Кто дал? Конкретно.
— Кто-кто!.. Охрана отца… Герман…
— Герман?!
— Да, и Герман. Они рассказали о стычке на свадьбе… Так что у Егора были мотивы…
— Не было! Слышите? Не было. И Марат давал показания?
— Марат отказался.
— Вы-то откуда знаете? Вы пьяны были…
— …в свинью, — подсказал он. — Я ознакомился с делом, как-никак убит мой родственник, да мы всех похватаем, у кого есть мотивы…
— Угу, и первого схватили Егора?
— Светочка, не волнуйся так. Проверим. Докажет свою невиновность — отпустим.
— Вам докажешь!
Разгневанная Света поспешила отойти от свекра, ибо выносить его равнодушие не могла. Теперь очередь за Германом. С ним она шептаться не стала, занесло ее. На брата набросилась при людях:
— Ты… Как ты мог! Егорку объявил убийцей папы! Ты сам убийца.
— Светка, потише на виражах, — нахмурился он. — Никто Егора убийцей не объявлял. Думай, что несешь! Просто расспрашивали, не появлялись ли посторонние…
— Не хочу ничего слышать! Это подло. Марат, поедем.
— Нас отвезет Герман… — вставил Марат.
— Не сяду я к нему в машину, — прошипела Света. — Такси поймай.
Галина Федоровна была в предобморочном состоянии. Если б не ее крепкие нервы, давно инфаркт получила бы, глядя на такую невестку. Она смотрела вслед сыну и Свете, думая: «Поперся за ней, как телок. Вот дурень… Достался же мой Маратик мегере в модных тряпках. Что делать?»
7
Герман постоял-постоял посреди гостиной в задумчивости, послонялся по первому этажу, зашел в зимний сад и бассейн — любимые места Феликса в доме — и поплелся к бару. Рита не произносила ни звука, понимала, что он во всех уголках видит отца, прощается с ним именно сейчас и именно здесь, а не среди могил. Он присел на диван, сосредоточенно уставился в бокал с коньяком. Последние дни Герман пил лошадиными дозами, пил и оставался трезвым как стеклышко. Рита сбросила туфли, подсела к нему, забравшись на диван с ногами, растирала ступни.
— Кто? — спросил Герман у бокала, будто видел там, на дне, того, кто способен ответить.
Этот вопрос часто срывался у него вслух, он задавал его постоянно, днем и ночью Рита слышала: кто? Если бы знать ответ… Она стала гладить его по волосам, черным, как у Феликса, с ранней проседью, густым. Больше выразить сочувствие было нечем. Однако она постаралась увести его в сторону, отвлечь:
— Что со Светланой? Почему она так… нервничала?
Рита подобрала удачное слово, заменив грубое «хамила». Но Герман, перекатывая коньяк по стенкам бокала, ответил своим мыслям:
— Кто-то из них. Но кто?
— Ты меня не слушаешь, — огорчилась Рита.
— Ты о Светке? — очнулся он. — Пройдет у нее. Детский максимализм.
— Но у максимализма должна быть причина…
— Она была. Светка лишь сегодня узнала, что ее Егор сидит по подозрению в убийстве. Вот и взбунтовалась.
— Бедная девочка. А я плохо о ней подумала.
— Брось, это сейчас ерунда: Светка, Егор, мы… Все живы-здоровы, остальное приложится. А вот отец не приложится. И меня волнует одно: кто? Кто это сделал?
— Послушай, Герман, может, пусть лучше милиция занима…
— Ты несешь чушь, — резко оборвал ее Герман. — Уж не Ступин ли будет искать убийцу? Щас, шнурки погладит. Небось обрадовался, сволочь.
— Не стоит так плохо думать о людях.
— Он мог и выстрелить, — не слушал Герман. — Вполне. Спал недалеко от кабинета… А если не спал? Если притворялся, что накачался и спит?
— Герман, ты что говоришь? Это невозможно. Ну, посуди сам, как он мог убить отца девушки, на которой женился его сын? Да еще на свадьбе? Он не стал бы рисковать своим положением, слишком много народу было вокруг, опасно и неразумно с его стороны стрелять.
— Ты знаешь, что такое «беретта»?
Герман впервые за время, что они остались вдвоем, посмотрел на Риту. В черных глазах ясно читались упрямство и гордыня. Нет, он не остановится, он попрет напролом и до конца.
— Нет, — сказала она. — А что такое «беретта»?
— Пистолет. Ствол. Пушка, — пояснил он, отхлебнув из стакана. — Относится к лучшим в мире маркам. Made in Италия. Хорошего качества, практически не дает осечек. Возможно, врут, но осечки не было и на этот раз.
— Не пойму, к чему ты заговорил о пистолете?
— Пуля из «беретты» убила отца.
— Откуда ты знаешь?
— Не трачу даром времени. Экспертиза установила, эксперт меня и просветил за бабки. А знаешь, сколько этот пистолет стоит?
— Откуда мне знать?
— Очень дорого. В нашем городе вряд ли его можно купить. Так вот, Рита, к чему я… Егору приобрести такую игрушку не по карману, думаю, он вообще не в состоянии купить даже газовый пистолет. А кто в городе разбирается в оружии? Кто мог достать или, к примеру, конфисковать классную пушку? Ответ прост: менты. Они и стрелять умеют, экзамены сдают по стрельбе. Да чтобы так точно попасть, надо набить руку. Поэтому у меня первый в списке — Ступин, главное мусорное ведро в городе. С отцом у них — кстати, о поводе — давняя вражда.
— А я именно по этой причине думаю, что ты ошибаешься. Надо быть полным кретином, чтобы убить Феликса, имея до свадьбы стаж вражды.
— Он как раз и рассчитывает на таких, как ты, мол, на него не подумают. Потому и зацепился за Егора. Если б я тогда знал, к чему приведет дача показаний, я бы не упомянул парня. Впрочем, все, что ни делается, — к лучшему.
— Хорошо. А доказательства? Чтобы обвинить человека в таком страшном преступлении…
— …нужны доказательства, — закончил Герман. — Знаю, кино смотрел, книжки читал. Я их добуду, даже если мне предстоит потратить на это всю оставшуюся жизнь.
— А если не Ступин стрелял? Ты будешь тратить жизнь, а настоящий…
— Сколько раз тебе повторять: я не идиот! — рявкнул Герман. Рита поджала губы, отвернулась, он же с маниакальным упорством долдонил: — Я же говорил: Ступин один ИЗ! Сейчас главное вычленить тех, у кого был хотя бы мизерный повод, а потом проверять, искать проклятые улики! Видишь, я не зациклился на Ступине. Почему молчишь?
— Потому что мои доводы вызывают у тебя агрессию.
— Рита, ты обиделась? — Он обнял ее, положил подбородок на плечо. — Прости, родная. Я в таком состоянии… ты должна понять…
— Я ведь хочу как лучше, чтобы ты не блуждал зря в дебрях.
— Знаю, милая, знаю, — Герман чмокнул ее в щеку, шею, плечо. — Я постараюсь не блуждать. Мне до того скверно… и не получается напиться. Я почти не сплю. Или сплю, но слышу звуки вокруг — часы, шелест листьев, твое дыхание, — они отдаются внутри почему-то громче, чем наяву. И постоянно вижу отца на ковре, его лоб. Сегодня его лоб прикрыли бумажной лентой, но знаешь, Рита, я все равно видел сквозь надписи на ленте дыру в голове моего отца! — последнюю фразу он выкрикнул, вскочил на ноги, заходил по комнате. — Пойми, не будет мне покоя, пока я не найду стрелка! Я не знаю, что он испытывал, когда стрелял, за что убил, но ни одна причина не стоит жизни человека, ни одна.
