Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
— Я знаю, где ты был. Ты был в ее постели, не так ли?
— Ты говоришь глупости. — Он пытался отстранить ее руками. — Между мной и Мариэттой ничего нет и никогда не было.
— Кроме тех пяти тысяч долларов, которые кое-чего стоят.
— Предполагается, что это будет заем. Я деталей еще не обговаривал. Почему ты не соглашаешься?
— Потому что мы никогда не получим их назад, так же как и другие деньги, которые ты одалживал ей. Это мои деньги, так же как и твои, запомни. Я работала в течение семи лет, чтобы ты получил степень. И что я от этого имею? Деньги приходят и уходят, а я их не вижу.
— Ты получаешь свою долю.
— Мариэтта получает больше, чем «свою долю».
— Это глупость. Ты хочешь, чтобы она разорилась? — Он смотрел то на меня, то на Эллу. Обмениваясь словами со своей женой, он как бы говорил со всеми нами. А теперь, когда его жена полностью дискредитировала себя, он сказал:
— Не думаешь ли, что тебе лучше пойти домой? Ты устроила вполне достаточно сцен для одного вечера.
Он схватил ее за руку. Она отпрянула от него, гримасничая, стремясь вновь вернуть состояние злобы.
Все еще отступая назад, она врезалась в зеркало. Обернувшись, она увидела в нем свое отражение. Оттуда, где я стоял, мне было видно ее лицо, искаженное алкоголем и злобой, в обрамлении распустившихся волос и с искорками страха в глазах.
— Я становлюсь старой и грузной, — произнесла она. — Я не могу даже позволить себе провести неделю в загородном санатории. Но ты позволяешь себе проигрывать наши деньги.
— Я не играл уже семь лет, и ты это знаешь.
Он резко обхватил ее и вывел наружу. Она путалась ногами, как боксер-тяжеловес в конце тяжелого раунда.
14
В доме Джемисонов горели огни, когда я проезжал мимо, и лишь одинокая лампа светилась в доме Мариэтты Фэблон. Было уже за полночь, не совсем удачное время для визитов. Но я отправился к Мариэтте. Тело ее утонувшего мужа, казалось, плавало где-то под покровом ночи.
Она долго не отвечала на мой стук. Потом открыла маленькое окошко в двери — «Иудино окошко» — и стала разглядывать меня через решетку. Она прокричала, заглушая порывы ветра:
— Чего вы хотите?
— Меня зовут Арчер…
Она резко прервала меня:
— Я вас помню. Чего вы хотите?
— Возможности серьезно поговорить с вами.
— Сегодня ночью я не могу говорить. Приходите завтра утром.
— Я думаю, нам следует поговорить сейчас. Вы тревожитесь за Джинни, так же и я.
— С чего вы взяли, что я тревожусь за нее?
— Доктор Сильвестр говорил об этом.
— Что еще он говорил обо мне?
— Я расскажу, если вы меня впустите.
— Очень хорошо. Прямо как у Пирама и Цирцеи, не так ли?
Это была элегантная попытка снова войти в свою роль. Я увидел, когда она впускала меня в освещенную гостиную, что у нее была плохая ночь. Последствия транквилизаторов все еще сказывались на ее глазах. Без корсета, в розовом шелковом халате ее стройная фигура казалась расплывшейся и обмякшей. На ее голове красовалась розовая шелковая шапочка, и под ней ее лицо казалось тоньше и старше.
— Не смотрите на меня сегодня. Я сейчас не в том состоянии.
Она провела меня к креслам. Хотя она включила лишь одну лампу, я мог рассмотреть все в комнате. Обитые гобеленом стулья и диван, ковер и занавеси были изрядно потрепаны.
Единственной новой вещью в комнате был розовый телефон.
Я уселся на один из шатающихся стульев. Она заставила меня пересесть на другой и взяла себе третий, около телефона.
— Почему вы так внезапно испугались за Джинни? — спросил я.
— Она пришла сегодня вечером домой. Он был с ней. Я близка со своей дочерью. По крайней мере, раньше была. И я почувствовала, что она не хочет ехать с ним, но она все же уезжала…
— Почему?
— Я этого не понимаю. — Она похлопывала руками по коленям. — Мне казалось, что она боится уезжать с ним и боится остаться без него.
— Уезжать куда?
— Они не говорят. Джинни обещала связаться со мной при случае.
— Как он отнесся к этому?
— Мартель? Он вел себя очень формально и отчужденно. Агрессивно вежливо. Он сожалел, что потревожил меня в столь поздний час, но они приняли внезапное решение выехать. — Она помолчала и обернула свое обеспокоенное, вопросительное лицо ко мне. — Вы действительно думаете, что за ним охотится французское правительство?
— Может быть, кто-нибудь и есть.
— Но вы не знаете кто…
— Нет еще. Я хочу спросить вас об одном имени, миссис Фэблон. Это Кетчел.
Я произнес его по буквам. Ее настороженные глаза расширились. Руки тревожно сомкнулись.
— Откуда вы узнали это имя?
— Мне его никто не произносил. Оно само возникло. Я вижу, оно знакомо вам?
— Мой муж знал человека по имени Кетчел, — сказала она. — Он был игрок. — Она наклонилась ко мне. — Это доктор Сильвестр назвал вам имя?
— Нет, но я полагаю, Кетчел был пациентом доктора Сильвестра.
— Да был. Он даже был больше, чем им.
Я подождал, когда она объяснит, что имеет в виду. В конце концов я сказал:
— Этот Кетчел был тем человеком, который забрал все деньги вашего мужа?
— Да. Он забрал все, что у нас осталось, и хотел получить еще больше. Когда Рой не смог ему заплатить… — она запнулась, будто поняв, что разыгрывать мелодраму не в ее стиле. — Мы не будем об этом больше говорить, мистер Арчер. Я сейчас не в лучшем состоянии. Мне не следовало соглашаться разговаривать с вами в таком состоянии.
— В какой день ваш муж совершил самоубийство?
Она встала, слегка покачиваясь, и двинулась ко мне. Я видел, как она устала.
— Вы действительно вторгаетесь в нашу жизнь, не так ли? Этот день, если вам нужно знать, 29 сентября 1959 года.
Два дня спустя после того, как Мальковский получил деньги за свои снимки. Это совпадение лишь усугубило мое предчувствие, что смерть Фэблона была частью нынешних событий.
Миссис Фэблон впилась в меня глазами:
— Эта дата значит что-то для вас?
— Она предопределяет некоторые возможности. Она должна значить еще больше для вас.
— Это был конец моей жизни.
Она с трудом сделала шаг назад и снова села, будто провалилась в свое прошлое, беспомощно и невольно.
— Все потом пошло как в кино. Странная вещь. Рой и я сражались друг с другом, в течение всей нашей совместной жизни. Но мы любили друг друга. По крайней мере, я любила его, что бы он ни делал.
— А что он делал?
— Все, что может придумать мужчина. Большей частью это стоило денег. Моих денег, — она поколебалась. — Я не очень обеспокоена денежными проблемами, в самом деле. В этом одна из причин всего. В любом браке должен быть один партнер, который думает о деньгах больше, чем о других вещах. Но никто из нас не думал. За восемнадцать лет нашей жизни мы промотали около миллиона долларов. Обратите внимание, пожалуйста, что я употребляю местоимение «мы». Я несу такую же вину. Я не научилась думать о деньгах, а потом стало слишком поздно. — Она пожимала плечами так, будто мысль о деньгах лежала на них ощутимым грузом. — Вы сказали, что дата смерти моего мужа предопределяет возможности чего-то? Что вы имеете в виду?
— Я задумываюсь, действительно ли он покончил с собой?
— Конечно, он это сделал. — Она произнесла эти слова неубедительно, как-то безжизненно.
— Он оставил какую-нибудь записку в связи с самоубийством?
— Ему и не нужно было этого делать. Он возвестил о своем намерении за день или два до того. Один Бог знает, какой отпечаток это отложило на психику Джинни. Я благосклонно отнеслась ко всем событиям, связанным с Мартелем только потому, что это был единственный реальный мужчина, к которому она проявила интерес. Если я сделала эту ужасную ошибку…
Она не закончила фразу и вернулась к прежней мысли. Ее мозг работал в быстро вращающемся ритме, как белка в колесе.
— Вы можете представить себе человека, который мог сказать такое своей жене и семнадцатилетней дочери? А затем это сделать? Он был, конечно, озлоблен в отношении меня за то, что кончились деньги. Он не верил, что это когда-нибудь произойдет. Всегда были какие-нибудь доходы: наследство от одного из родственников, какой-нибудь дом или участок земли, который можно продать. Но мы дошли до арендованного дома, и уже не стало родственников, которые бы умирали. Вместо этого умер Рой по собственной воле.
Она продолжала настаивать на своих словах, как если бы она хотела доказать это мне или убедить себя. Я подозревал, что она не контролирует себя, и у меня не было желания задавать ей дальнейшие вопросы. Но она продолжала говорить, отвечая на свои же вопросы с болью и обидой, будто прошлое пробудилось и ей хотелось выговориться.
— Это не отражает всю обстановку, конечно. Всегда в жизни имеются какие-то тайные побудительные мотивы: всякие позывы, чувство ревности, желания, о которых люди не признаются даже наедине с собой. Я обнаружила истинную причину смерти моего мужа совершенно случайно, буквально на днях. Я собираюсь отказаться от этого дома, и я разбирала свои вещи, рассортировывая их или отбрасывая. Я наткнулась на связку старых бумаг в столе Роя, и среди них было письмо от женщины. Это чрезвычайно потрясло меня. Я никогда не могла и подумать, что, вдобавок к своим другим прегрешениям в роли мужа или отца, Рой был мне неверен. Но письмо не оставляло ни малейших сомнений в этом.
